Трек: Lilith - Adeline Troutman.
«Сколько бы слов он ни сказал, в её глазах он всегда будет лишь убийцей.»
Дрожащие капли скатывались вниз по бледным щекам, стекая к подбородку, оставляя за собой солёные полосы, которые жгли кожу. Но Алете не больно. Совсем не больно, в сравнение с тем, как ноет сердце от того, как всё это нечестно. От ненависти к самой себе, что изживала её изнутри. Она вышла замуж за того, кто убил её родителей. Саморучно, жестоко и кровожадно. Мехре чувствует себя отвратительной, грязной, мерзкой, а вскоре… вскоре её совсем опорочат. Горло Алеты сжалось при подступающем всхлипе. Она свела свои тёмные брови и стала выглядеть совсем жалко. Её взгляд сквозь полупрозрачную длинную дупатту — вуаль красного цвета с золотистыми узорами, закреплённую на её голове, был направлен к полу, на котором мелькали тени пламени, медленно расплывался, теряя краски. Она безмолвно впилась ногтями в собственные колени. На язык попал приторный солоноватый вкус крови. Она прокусила губу. Но больно почти не было, не так, как ноющему за рёбрами сердцу. Алета, возможно, была юна и глупа. Возможно, она и понимала, что её участь не самая страшная из всех других судьб, но всё же… Она мечтала о том, чтобы погибнуть. Сгореть в пламени погребального костра во время ритуала Антьешти, лишь бы сейчас не находится в этих четырёх стенах, в этой замкнутой комнате, где единственным напоминанием о том, что это ещё не конец, служила увешенная тканями и балдахинами из дорогих тканей кровать. На которой и сидела Мехре, сжавшись всем телом, ожидая своей участи. Как убого… Сиплый вздох срывается с изувеченных губ, что она в очередной раз прикусывает в своей неаккуратности. Отчего-то именно сейчас перед её глазами всплывали обрывками воспоминания о её родителях. Их лица, что детская память стёрла за прошедшие годы. Голос и смех отца, его большие горячие руки, что с таким трепетом держали её. Тихое пение матери, когда та укладывала её спать, гладя по голове, как самое ценное, что у неё было. Вдыхая затхлый запах свеч и каких-то едко пахнущих трав и масел, Алета мотает головой, отводя уставший бегающий взгляд в сторону, чтобы тут же вернуть его к собственным ладоням, изрисованным хной. Это делала Сарасвати, племянница её мужа, тогда ещё лишь жениха. Как нелепо то, что близняшки Басу были старше её самой. Благо, кажется, Алета понравилась им. Те были столь же сильно похожи на свою мать, как и на своего дядю. Мехре видела это по их хитрым взглядам и лукавым улыбкам. Хотя тем, кажется, было её жаль… Алета мажет зрачками по длинным вытянутым пальцам, по бледным тыльным сторонам ладоней с розоватыми костяшками. Её пальцы подрагивают, сжимаясь. На её теле было ещё множество красивых ритуальных рисунков краской. Это было традицией. Ещё одной ужасной традицией, как и эта брачная ночь, которую она должна будет провести здесь со своим теперь уже мужем. За тем, чтобы они провели три ночи вместе, будут строго следить. Хотя Доран Басу не был ребёнком, его старшая сестра хотела удостовериться в том, что в Доме Мехре вскоре появятся наследники. Возможно, для того, чтобы избавится от самой Алеты, когда та станет не нужна… Желудок скручивает спазмом, и Алете приходится сцепить зубы, чтобы не пошатнутся. Её ужасно тошнит лишь от мысли, что ей придётся делить постель с этим чудовищем. Она могла желать лишь мести. Мести за свою семью, но от этого ей становится лишь хуже. Она совсем юная, слабая, не такая проворная и умелая, чтобы хоть как-то навредить роду Басу. А убить кого-то своими руками, даже если предоставится возможность, она не смогла бы, наверное. Тишина прерывается несколькими секундами гама, музыки и криков празднующих свадьбу гостей доносящихся из коридора. В красивые, вычерченные из дерева двери не стучат, сразу же заходят. Даже без возможности повернуть голову и посмотреть, кто это. Алета понимает, что теперь в спальне лишь она и Доран Басу. Его мрачная, пугающая аура опаляла кожу, несла за собой кислый запах смерти. Мехре делает едва слышный сиплый неровный вдох, сжимая ткань красивого алого сари для её первой ночи с мужчиной. Одежда была совсем не похожа на тот закрытый свадебный наряд, что был на ней днём. Сейчас Алете была одета в свисающую несколькими слоями вниз юбку, струящуюся по её бёдрам. Сверху же плотно сидел отрезок ткани, сжимающий её рёбра и грудь, оголяя загорелые плечи, изрисованные хной. Благо её дупатта — вуаль покрывала как и её раскрасневшееся лицо, так и большую часть оголённой кожи. Наверняка, всё самое страшно скрывается не только во мраке, но и в тишине, молчании, когда не слышно ни дыхания, ни шагов. Но ты точно знаешь, что оно, он здесь и двигается. Кажется, мурашки по спине Алеты бегали из стороны в сторону за тем, куда ближе ступал палач Басу. Её проклятие. Мехре до побеления сжимающихся костяшек хотелось закричать на него, приказать, чтобы он заговорил. Но теперь ей это было не по статусу, хотя и до она бы никогда ни на кого не подняла голос. Так её учили родители, а затем и дядя. Людей, несмотря на то, какой у них статус, нужно уважать. Неважно, Главу одну из семей Дюжины или обычного провинившегося слугу. Крики делу не помогут. А что сейчас бы могло помочь Алете? Алета впивается собственными ногтями в ладони, глаза начинает щипать от боли. Сердце в груди колотится, словно сумасшедшее. Возможно то, что должно произойти в этой комнате, не так страшно, как Мехре кажется. Хотя у неё не было матери, чтобы поговорить с ней о том, что происходит между мужчиной и женщиной в их спальне. Слуги, что во многом заменили ей родню, женщины, что вырастили её, постарались внушить ей, что это не так страшно и в некоторой степени даже приятно. Но Алета в это не верила. Доран был жестоким человеком. Он не смог бы быть мягким и трепетным, а это значило, что он будет грубым и торопливый. Это пугало. И мысль о том, что убийца её родителей мог бы принести ей удовольствие ещё отвратительней чем это. Лучше Алета ничего не будет испытывать. Так будет легче. Наконец половицы под ногами палача скрипят, выдавая его присутствие. Алета же и уверена, что он сделал это намеренно. Его массивный высокий силуэт Мехре мельком ловит краем взгляда, прежде чем он вновь выходит и идёт по направлению к небольшому круглому столику, на котором стояли свечи и плоская золотая тарелка с фруктами, ягодами и сладостями. У Мехре сбивается дыхание, и она почти давится собственной слюной от волнения, но благо не издаёт и звука. Так и продолжая молчаливо послушно сидеть и дожидаться, когда, наконец, эта треклятая ночь подойдёт к концу. Возможно, если они так и продолжат медлить, то вскоре наступит рассвет, и все чудовища и монстры вновь уйдут во мрак, как и Доран Басу. Неправильно, теперь его имя звучало как Доран Басу Мехре. А её имя сменилось на Алета Мехре Басу. Теперь он даже преследовал её в собственном имени. Алета не сдвигается с места, не вертит головой, чтобы рассмотреть своего жениха. Молчит, едва дышит и трепетно надеется, что вскоре это всё уже закончиться. Страх ожидания намного хуже. Лучше бы он уже всё сделал, побыстрее закончив. Наверняка, в будущем она бы смогла привыкнуть… Доран двигается медленно, горделиво, уверенно, словно хищник на охоте, оплетая комнату, пока не останавливается. Он стоит к Алете полубоком, больше спиной, и Мехре в размышлениях о том, что же делает Доран Басу, наконец, замечает, как тот, отодвигая одну из сторон своего шервани, отстёгивает ножны с блеснувшей на свету золотистой рукояткой. Мехре с удивлением осознаёт, что всё это время при нём было оружие. Хотя, кажется, он и голыми руками кого угодно мог задушить. Затем мозолистые, сбитые тренировками пальцы мужчины начинают медленно, но ловко расстёгивать пуговицы на дорогом элементе одежды. Алета не видит этого, но понимает по тому, как медленно начинает расходиться ткань в стороны. У неё, к её собственному удивлению, отнимает дыхание, пока она вовлечённо, искоса наблюдает. Сомнений не было, Доран точно знал, что девушка смотрит на него, но Мехре не осмеливается отвернуться, иначе бы тревога вновь захлестала её. А так она хотя бы секунду может не думать… Алета сглатывает, прикусывая губу. Её плечи едва приподнимаются при вздохе, и Доран, к её удивлению и испугу, резко оборачивается из-за плеча, бросая на неё до косточек пронзительный взгляд. Мехре от волнения и неожиданности сильно жмурится, словно её подловили на чём-то ужасно постыдном. Это почти и было таковым. Возможно, если бы Алета смотрела дальше, то она бы заметила, как на хмуром лице мужчины приподнялся один из уголков губ. Он хмыкнул, тут же спрятав это, когда отвернулся обратно, и тут же переместился уже всем телом в сторону Алеты. Что боязно глядела только в пол, на свои босые ноги, украшенные браслетами и кольцами. Доран Басу же смотрит на свою, теперь уже жену, внимательно исследуя. Алета была красивой женщиной, девушкой, хотя и слишком молодой. Слишком молодой для него. Он едва ли, но помнит её ещё совсем малышкой. Пухлые щёки, большие, заинтересованные миром глаза яркого зелёного цвета, это он ещё тогда заметил. Красивые, словно два изумруда, чистые, обрамленные пышными ресницами. Сейчас же юная госпожа Мехре была прекрасна, словно сорванный цветок с только зацвётшего поля. Но Доран Басу знал, что может прятаться под такими масками, потому следил за каждым её неаккуратно мелькнувшим выражением лица, за каждой её эмоцией, желая знать, что у пташки в голове. Доран опирается своими широкими плечами о стену, складывает руки на груди, щурясь, пока всё так же молчаливо, придирчиво смотрит. И только боги знают, что творится в его голове… Мехре повела плечами, сбросив едкое наваждение, когда вновь осмелилась поднять глаза, но не слишком высоко, опасаясь встретится с ним взглядом. Её расширенные в потёмках зрачки зацепились за расстёгнутый шервани, открывающий ей обзор на мускулистый прес с рельефными загорелыми мышцами. Тело воина, несомненно. Алета сглатывает вязкую слюну, вдыхая чуть больше воздуха, когда, присмотревшись, находит взглядом идущую от края белых штанов тёмную полоску коротких волосков. Ей становится стыдно, явно не немного, и потому, почувствовав жар на щеках, она решает метнуть взгляд выше, яро игнорируя проглядывающие мышцы мощных плеч. Мехре метает взгляд в бок, туда, куда мужчина поднял руку. Она почти с перехватившим дыханием наблюдает за тем, как он подхватывает большим и указательным пальцем немного влажную ягоду винограда, лёгким рывком открывает её от связки… Алета впивается ногтями в ладони, следя за тем, как Доран подносит ягоду к губам, и опускает её на кончик языка, вновь смыкая пухлые большие губы. В животе Мехре что-то куборем переворачивается от этого действия, и теперь даже кончики её ушей начинают пылать. А затем губы Дорана изгибаются в лукавой ухмылке, и Алета понимает, что её подловили, снова. Как всё быстро переменилось с того, что она тряслась и дрожала лишь от мысли о нём, а теперь ненавистно себе млела, глядя на то, как он расслабленно опирался на стену, следя за ней в ответ. Отвращение. Вот что возникает у Алеты по отношению к себе. Её губы тут же изгибаются в дрожи, и она сутулит плечи, склоняя голову. Так нельзя… Шелест одежды остаётся где-то за заложенными ушами, собственными мелькающими мыслями Алеты. Доран стягивает с себя шервани, оставаясь по пояс оголённым. А Мехре, словно наконец очнувшись, возвращается к тому, что боится того, что должно произойти, и боится Дорана Басу… Так… так и должно быть, да. Она должна ненавидеть его, даже если это становится противоречиво. — Голубка… — Позвал Доран девушку из оцепенения своим низким, просякшим хрипотой голосом. Звучал твёрдо и уверенно, ненавистно… Алета в своих мыслях вовсе не заметила, когда Басу успел подойти к ней непозволительно близко. Непозволительно близко для кого? Они муж и жена, всё так и должно быть. Глаза Мехре блеснули в пламени свеч из-за слёз, когда она подняла взгляд вверх, смотря на мужчину из-под полупрозрачной вуали. В падающей тени она не видела его лица чётко, но отчего-то знала, какой у него взгляд. Он смотрел пристально, считывал каждую её мысль. Прикосновение мозолистых пальцев обжигает лицо Алеты. Она вздрагивает, сипло вздыхая и дёргаясь в попытке отстраниться, но Доран сжимает её подбородок сильнее и не отпускает, оглаживая ладонью её скулу. Он наклоняет свою голову в бок почти игриво, словно это для него забава, развлечение. Мехре задыхается, едва ли может дышать полной грудью, чувствуя, как всё внутри начинает разгораться. Но глаза вновь противоречиво наполняются слезами, а к горлу подходит всхлип. Кажется, она сходит с ума. Другая ладонь мужчины поднимается, подхватывая край вуали. Он медленно, почти выжидающе поднимает ткань, впиваясь в каждый новый участок кожи, что открывается его взору. Алета чувствует, как кожа под его зрачками начинает жечь, а всё внутри пылать. Наконец он перекидывает алую ткань назад, и та спадает вниз, скатываясь по спине Мехре, щекоча, оставляя её совсем беззащитной перед ним. Алета сводит брови, смотрит из-подо лба с отречённой ненавистью и слезами, хотя испытывает совсем разные и совсем странные чувства. Доран же смотрит в ответ снизу вверх и эмоции на его лице понять нельзя. Ты заплутаешь в том, чтобы глаза его тебе сказали желание ненавидеть это или что-то намного хуже. Большим пальцем Доран стирает катящуюся по щеке слезу Мехре смахивает её, чтобы та не портила прекрасное лицо молодой девы. Дочь предателей, грязная кровь, убогая… Так называли её в Дюжине, и он её так кликал. Не считал её достойной хорошего слова за те грехи, что совершили её предки. Теперь же они связаны узами брака. Муж и жена, равные. Так никогда не будет. Его в Дюжине будут опасаться, считаться с ним и уважать, когда он станет во главе рода Мехре под фамилией рода девушки, что будет прятаться в стенах резиденции, скрываться от осуждающих взглядов, направленных ей в спину. Может сейчас люди и радуются их свадьбе, но в скоре её снова прозовут дочерью предателей, а его палачом, тем, кто убил её родителей. Но Доран Басу никогда не жалел о своих поступках. И прощения он у неё никогда не попросит за то, что больно ей сделал. Никогда. Он подтолкнул её назад, мазнув ладонью по оголённым плечам. Алета, глотая слёзы, легла спиной на мягкие простыни и одеяла, а он ступил коленями на мягкую постель, навис над ней. Она подняла взгляд к потолку и свела брови во всхлипе, готовясь к самому худшему. На её лице отразилась тоска, бессилие, ей себя спасти никак… — Прошу, только закончи быстрее… — Едва ли слышно, дрожащим голосом бормочет девушка… Но не через секунду, не через десять, ни через минуту и ещё одну чуждых прикосновений не последовало. И вновь в комнате замерло молчание. Тихое, спокойное, благо не мёртвое, как бывает, когда погибает близкий и у других не находится слов. Мехре сглатывает, не зная, чего ожидать. Она, остерегаясь, ведёт взглядом вниз, тут же нелепо встречаясь взглядом с Басу. Её сердце больно сжимается от волнения при виде сведённых чёрных бровей мужчины, его изогнувшегося шрама и полных удивления и, кажется, гнева глаз. Что она сделала не так? Алета приподнимает голову, распахивает губы, чтобы что-то сказать, спросить, лишь бы всё это уже побыстрее закончилось. — За кого ты меня принимаешь, Мехре? — Едко раздражённо прошипел Доран, озвучив фамилию девушки. Его янтарные глаза сузились, губы искривились в гримасе буйного жгучего негодования. По щекам Алеты покатились слезы, что вылились за границу её ресниц. — Ты хотела, чтобы я тебя насиловал, Мехре? По твоему, я насильник?! — Хрипота в голосе Дорана пробирает до дрожи. Его ладони резко сжимают предплечья Алеты с такой силой, что завтра там точно расцветут алеющие синяки. Мехре морщится от боли, отталкивая назад, пытаясь вырваться. Её начинает тошнить от горьких эмоций. Доран смотрит не моргая, едко и остро, так, словно Алета сделала что-то ужасное… «За кого ты меня принимаешь, Мехре?» — За кого она его принимает? За кого?! За убийцу своих родителей! За того, кто губил безвинных людей! За того, кто испортил ей жизнь, отнял всё самое ценное! — А разве не так? — Сквозь зубы шипит Алета, ненавистно смотря в глаза палачу Басу. Она дёргает головой в сторону, желая, чтобы тот её отпустил. Доран же замирает, почти ошеломлённый, словно слова Мехре и вправду ошарашили его. Решайся. Он щурится, скалясь, что-то невнятно бормочет раздражённо и тут же дёргает девушку на себя, заставив её испуганно вскрикнуть, сразу же отпустив, отбросив назад. Доран вскакивает с кровати, выпрямляется и, за секунду ловко подхватив клинок со стола, где до этого стоял поднос с ягодами. Короткий ледяной звук заставляет Алету прекратить дышать, а блеснувшее серебром лезвие на свету померкнуть слезы в ужасе. Сердце, сжавшееся на мгновение, забилось в трое громче, а колени Мехре задрожали. Попытайся она сейчас сбежать, собственные ноги бы не удержали её. На лице Дорана пугающее безразличие и лишь полный гнева взгляд. — Не трогай меня! — Сорванным голосом воскликнула Алета, в безумном испуге задергавшись. Она, едва не обессиленная, отталкивается ногами, заползая выше на кровать, пытаясь отложить неминуемое. Палач Басу подступает столь же свирепо, шаг за шагом приближаясь к девушки. По его лицу нельзя понять, чего он хочет. Но сверкающий драгоценный клинок сам нашептывает Мехре о том, как она погибнет. Будет ли постыдна участь погибнуть на собственной свадьбе в спальне мужа? А может, Дюжине её кровь и вовсе не нужна была, лишь фамилия, имя её семьи? Большая ладонь палача Басу сжимает тонкую лодыжку Алеты с такой силой, что она могла бы поклясться, что слышала хруст собственных костей. Мехре вскрикивает или всхлипывает… она уже ни черта не понимает. Отчетливый собственный короткий визг обжигает слух, когда Доран дёргает Алету на себя, сдвигая её с середины кровати. Её длинные чёрные волосы путаются, метаются по белым накрахмаленным простыням. — Нет! — Почти бешеный крик. В глазах Мехре отчётливо видно предсмертный ужас. Она лишь думает о том, что, к сожалению, никто из гостей её так и не услышит из-за громкой музыки и танцев. А ещё в её голове поселилась мысль, что вот-вот и она встретит отца и мать, а так же своего дядю, что с трепетом так долго заботился о нет. Она не винила его в том, что он отдал её семье Басу. Простила его ещё той ночью, несколько месяцев назад. Но было больно, очень, страшно тоже. — Успокойся. — Сквозь зубы, кратко рыкнув, молвит Доран. Он хватает тонкие хрупкие кисти Алеты, отводя ладони, которыми она била его в оголенную грудь. Едва ли это было для него больно. Но это точно раздражало. Палач Басу щурит глаза, гневно скаля зубы, едко ругаясь, когда вновь встряхивает девушку за плечи. — Успокойся, я сказал! — Наседая одной тяжёлой ногой на бёдра Алеты, чтобы та не думала бежать. Доран наклоняется к её лицу ужасно близко, шепча над виском, глядя в заплаканные размытые глаза: — Ещё хоть раз такое повторится, и я клянусь. Клянусь! Я привяжу тебя к изголовью кровати и заставлю так сидеть целый месяц, чтобы вбить в твою, — Доран манёвренно перевернул свой клинок в руке и легко стукнул золотистой рукояткой умолкнувшую от страха Алету по лбу, что, широко распахнув глаза, казалось, вот-вот и завизжит во весь оставшееся голос. — Голову. Что я не собираюсь ни насиловать тебя, ни бить. — Басу устало прикрыв глаза, но не ослабив хватку, тяжело вздыхает, ощущая на себе полный отвращения и ненависти взгляд. Казалось, всё, что между ними было — это мерзкое чувство неприязни, лишь она. Так и должно быть. Да. Говорил себе палач, так будет точно лучше. Девчушке его любить не надо. Не смог бы он ответить ей взаимностью. И было бы глупо видеть, как та, чьего отца он убил, казнил, теплила к нему какие-либо чувства. — Отпусти меня! — Выплюнув сквозь зубы скрипящие от того гнева с которым Алета смыкала челюсть, прошипела девушка, выгнувшись в спине на встречу лицом к лицу мужчины. Но тот лишь хмыкнул, тяжело. — Можешь не пытаться сбежать, комнату заперли. — Оповещает Алету Доран, легко отбрасывая девичьи руки в сторону и давая ей отползти в бок, испуганно глядя на него, пряча голову в плечах. Палач Басу даже не оборачивается на неё, так и продолжает смотреть на постель, когда вновь переворачивает свой клинок в руке. Сердце Мехре замирает при виде непроницаемого лица Дорана, что уверенно подносит лезвие к своей руке чуть ниже сгиба локтя. Все мысли о том, что делает мужчина, сразу же испаряются, когда из тонкой небольшой царапины выступает алая кровь, скатываясь по лезвию, затем по рельефной коже руки. Алета метает растерянный взгляд к лицу палача Басу, но на нём не отражается ни боли, ни смятения. Мехре распахивает губы в желание что-то сказать, но не издаёт и звука, глупо шевеля губами, словно рыба на суше. Алые, блестящие, словно драгоценные камни, капли крови скатываются к локтю и падают на белоснежные простыни, вымазывая ткань. Доран всё так же игнорирует присутствие девушки, когда, сжимая пальцами простынь, дёргает на себя, сдёргивая её с постели. Он прикладывать её к ране на руке, размазывая кровь. Наконец Алета понимает что задумал её не желанный муж, когда тот оборачивается к ней, хмуро оглядывая, словно ожидал, что та хоть что-то скажет. Это подтверждение того, что Алета Мехре была невинна. — Никому не говори о том, что сегодня здесь произошло. — Монотонно говорит Доран, поднимаясь с кровати под неприятный скрип деревянных балок. — Когда я выйду, разденься и ложись спать. Когда завтра утром к тебе придут служанки, скажешь, что мы провели ночь вместе. — Палач Басу, подхватив красную вуаль, которая прежде закрывала лицо Алеты, умело перевязывает её вокруг раны, а после подходит к тому же небольшому столику со свечами и надевает свой шервани, тяжело дыша. Затем он перекидывает отрезок алой ткани, что был на нём и во время свадьбы, себе через плечо и вновь оборачивается к забившейся в угол кровати Алете, что, поджав ночи, смотрела на мужчину из-подо лба, внимательно слушая. — Но… — Растерянно пробормотала девушка. — Соври, что ночь тебе понравилась. — Приказал Басу, нахмурившись, задумчиво отводя взгляд в пол, поправляя свою одежду. Его чёрные волнистые волосы были взъерошены, а кожа едва блестела от пота. В комнате было жарко. — Моя сестра может позвать тебя, чтобы удостоверится, как всё прошло и скоро ли появится наследник. — Продолжал говорит Доран, пряча свой кинжал в ножны и вновь скрывая его под одеждой. Алета, услышав о том, что может спрашивать у неё Видия Басу, смущённо поджала колени ещё ближе к груди, прячась в складках своего наряда. Стыд окрасил её щёки в красный. Мехре впилась пальцами в колени. — Поняла? — Подхватив окровавленную, теперь уже не такую белоснежную, как раньше, простынь и затушив несколько свечей, погрузив комнату в полумрак, спрашивает Басу, требуя ответа острым взглядом, что он направляет к лицу молодой девушки. Лёгкий кивок служит ему ответом. Алета не осмеливается посмотреть на него, когда он вновь так близко и когда его глаза, отсвечивая оставшееся пламя свеч, так остерегающе горят искрами. Доран Басу кивает самому себе ещё раз и отходит от Мехре что медленно, аккуратно забиралась под ледяное одеяло, накрываясь по самую голову, повернувшись к двери спиной. Её едва подёргивает от пережитого стресса, испуга и неясности, что овладела её душой. Яркие, непонятные ей чувства переплетались, загоняя в угол. Алета была совсем потеряна. Доран едва слышно стучит костяшками пальцев о деревянную дверь, что тут же со скрипом открывается. Свет, попадающий из коридора, полоской освещает свернувшуюся калачиком Мехре, что задрожала, опасаясь незнакомых взглядов, что пытались высмотреть её за широкими плечами палача Басу. — Она устала, пусть отдохнёт. — Алета сразу понимает, кто говорит, по низкому хриплому голосу, от которого по телу тут же разбегались мурашки. Если бы она была повёрнута в другую сторону, то увидела бы, как Доран показывает измазанные в кровь простыни, и заметила бы, как стоящая напротив служанка дома Басу удовлетворённо кивнула, забирая их, куда-то унося. — Госпожа совсем изнемоглась, наверняка. Мне принести ей сладкого молока с мёдом? — Раздался скрипучий, режущий слуг голос старухи служанки. — Нет, она уже спит. Не нужно её будить. — Едва нахмурив свои густые брови, из-за чего шрам на его веке вновь искривился, отвечает Доран. Служанка лишь послушно кивает, отходя в сторону. Все опасались палача из роду Басу, даже те, кто работал в их доме. — Хороша ли была твоя жена, господин? — Раздался другой женский голос, немного моложе. Алета новь почувствовала, как по её спине пробежал табун мурашек от мельком попавшего на неё света. На несколько томящих мгновений замерла выжидающая тишина, прежде чем Доран Басу вновь едва сощурившись, обернулся через плечо, замерев взглядом на виднеющейся через одеяло спине Мехре. Затем он снова глянул на служанок и кивнул, ответив: — Хороша. Алета вздрогнула, вжав голову в плечи. В животе вновь что-то тяжело перевернулось, а сердце, не повинуясь голове, ноюще сжалось…