***
Дни слишком быстро сменяли друг друга. Магия продолжала ускользать, как песок сквозь пальцы. Наступила зима. Себастьян всё чаще прогуливал занятия и пропадал вне школы. Бродил по окрестностям Хогвартса и Высокогорью. Не видел смысла в учёбе и в том, что будет после. Он возвращался в свой полупустой дом в Хогсмиде, но каждый раз не узнавал его. Разглядывал окружение в попытке найти отголоски воспоминаний, уловить знакомое чувство тепла и уюта, которые дарила ему семья, но всё тщетно. Себастьян знал, что его родители погибли, но точно не был уверен, при каких обстоятельствах. Воспоминания ветвились и накладывались друг на друга. Внутри него будто поселились несколько человек, которые никак не могли ужиться вместе: обманывали, запутывали и рассказывали друг другу небылицы. Кому верить — понять сложно, но не себе точно. Себастьян не спешил делиться этим с Оминисом. Он как будто сходил с ума и хотел остаться наедине с этим безумием.***
Пробуждение после очередного кошмара встретило Себастьяна тревогой и сбитым дыханием. Желудок ныл в давящем спазме, а сердце порывалось вырваться из груди, всё тело будто раскрошили на мелкие осколки из бессвязных вопросов и обрывочных мыслей. Дышать. Всего лишь нужно дышать. Он в школьной спальне, это был всего лишь сон. Оминис почти незаметно подошёл к его кровати, сел рядом и едва осязаемо коснулся чужой руки в попытке успокоить. Его лицо тронула застывшая печальная улыбка. Себастьян заметил, как друг изменился за последние месяцы: черты лица стали более резкими, кожа заметно побледнела и осунулась, под глазами появились тёмные круги, а руки стали такими костлявыми, что под тонкой кожей можно было разглядеть каждую вену. — Уже все ушли на завтрак, — тихо оповестил друг, поворачивая голову в сторону двери, как будто с ней и говорил. — Я не голоден. Иди один, — ответил Себастьян и почувствовал, как Оминис сильнее сжал его руку. Слишком надолго. Стало не по себе настолько, что захотелось её отдёрнуть. — Я не уйду без тебя… Может, поговорим? Мы так давно не разговаривали. — Нам есть о чём говорить? — прозвучало грубо, но Себастьяну было всё равно, ведь это была правда. — Почему ты прогуливаешь занятия? Ты так не сдашь экзамены. — Ты моя мамочка? Плевал я на экзамены. — Тогда уж папочка, — с горечью улыбнулся Оминис. — Тебе становится хуже. Может, в больнице Святого Мунго смогут помочь? — Я не болен! Оминис вздрогнул от повышенного тона голоса. Помолчал какое-то время, а потом мягко поинтересовался: — Ты опять бормотал что-то во сне. Расскажешь, что тебе снилось? Себастьян обдумывал, стоит ли… Нужно ли… Во сне он снова видел другого себя: надломленного, плачущего… жалкого. Человека, который стремился в чём-то преуспеть, что-то найти или кого-то… спасти? Но, очевидно, потерпел неудачу. Этот человек умирал, сгорая при пожаре, а Себастьян не стремился ему помочь, лишь безразлично наблюдал… Не поморщился, когда увидел обгорелую кожу, лопающуюся, как пузыри в лаве, затем мышцы, больше похожие на лохмотья и, наконец, кости, торчащие углём из-под кусков плоти. Тело перед ним судорожно извивалось, издавая неприятный скрежет, режущий уши. Но всё это выглядело так, будто так и должно быть. Будто это правильно. — Я не помню, что мне снилось, — отрешённый ответ. Себастьян рыскал глазами по комнате, томясь от нежеланного присутствия рядом. Взгляд зацепился за одну из аккуратно заправленных кроватей, но он не смог вспомнить, кому та принадлежала. Она была пуста уже много месяцев, но кто занимал её раньше?.. — Чья это кровать? Вторая слева от входа, — зачем-то спросил он, будто это имело смысл. Оминис наконец отпустил его руку и слишком долго думал над простым вопросом: — А, этот студент выпустился в прошлом году, — голос задрожал. — Странно, но я его совсем не помню. — Он учился у нас только два года — с пятого по седьмой курс. Он был очень… незаметным. Всё-таки это имело смысл.***
Рождественские каникулы Себастьян провёл в больничном крыле, да и возвращаться ему было не к кому. Всё чаще задыхался, чувствовал тошноту и скребущее чувство в груди. Его тело словно было заперто в клетку и отбывало тюремное заключение за совершённое преступление, о котором он не мог вспомнить. Целители лишь разводили руками, сетуя на переутомление от предстоящей сдачи выпускных экзаменов, хотя Себастьяну не было до них никакого дела. Оминис навещал его каждый день. Он подолгу стоял у окна, будто мог в нём что-то разглядеть. Иногда засыпал, сидя на неудобном деревянном стуле. Приносил книги, настольные игры и различные закуски. Так мило, что даже тошно. — Зачем ты продолжаешь приходить? — спросил его как-то Себастьян, дочитывая очередную неинтересную книгу, лёжа на больничной кровати. — Ты мой друг. Очевидный ответ, в который так сложно поверить. — А друзья могут лгать друг другу? — Только если во благо, — голос стал тихим, надтреснутым. — Ложь — лишь обратная сторона правды. — Поэтому ты мне лжёшь? Оминис хранил молчание и не двигался, лишь сжал рукоять палочки до белых костяшек. Себастьян давно заметил в его поведении странность: искажённые улыбки, чрезмерное беспокойство на пустом месте, слишком долгие разговоры с Целителями и этот чуждый дом в Хогсмиде, в который привёл Себастьяна именно он. Теперь не осталось сомнений в том, что Оминис действительно что-то знал, но молчал. Лёгкая отторгающая неприязнь сменилась злостью и глубокой обидой. Рука сжалась в кулак, челюсть свело так, что зубы клацнули. Себастьян никогда не хотел ранить друга, но после того, как Оминис сам открыто признался во лжи красноречивым молчанием, слова подобно яду сошли с языка: — Не хочу тебя видеть. Не навещай меня больше. Оминис поднялся со стула, присел рядом на кровать, повернулся вполоборота. — Если хочешь ударить меня, то я не буду мешать, — прошептал он, нащупывая руку Себастьяна. Поднёс её к своему лицу и прикрыл глаза. — У тебя есть на это полное право. — Когда мы успели так отдалиться? — Возможно, мы никогда и не были близки. Себастьян осторожно коснулся пальцами его впалой и, на удивление, мягкой щеки. Заметил, как разомкнулись пересохшие губы и дрогнули веки. Появилось знакомое чувство… тепла. Он ухватился за него в попытках отыскать воспоминание, обрывок или образ. Оминис потёрся об его пальцы. Неуловимо, почти незаметно. По-дружески? Явно нет. Перед глазами промелькнула девочка с каштановыми длинными косами. Стоило только моргнуть, и она задорно упорхала, скрываясь тенью в пустом коридоре. Себастьяну хотелось побежать за ней, но вместо этого он застыл на месте, как каменное изваяние. Из воздуха снова будто украли весь кислород. Только не это. Только не снова. Себастьян спешно отдёрнул руку и сполз с кровати на пол. Нахлынула волна паники и страха, которая пронимала до костей и заставляла сердце отчаянно перегонять кровь по венам. Конечности дрожали и не слушались, лишь неприятно скрипели, отдаваясь звоном по ушам. Невидимая рука на его горле начала сжиматься: Себастьян рвано дышал, царапал шею в попытке облегчить приступ. Его тело рушилось, превращаясь в обломки, песок и пыль. Сходила кожа, срезалась плоть и ломались кости. Вот он живой, и вот он превратился в ничто. Себастьян уже знал, что достаточно тридцати секунд, чтобы потерять сознание. Но сколько потребуется времени, чтобы остановилось сердце?***
Себастьян чувствовал нежную руку, взлохмачивающую его волосы, и слышал улыбчивый шёпот рядом. Он не смог открыть глаза, но знал, что рядом — кто-то очень близкий. Послышался смех вдалеке и… отчётливый треск. Сквозь закрытые веки он увидел солнечный свет или… огонь. Слишком ярко. Треск становился всё отчётливее. Стало очень жарко. До боли. Себастьян раз за разом проводил руками по чужому лицу в попытке найти знакомые черты, но ощущал лишь склизкость и вязкость, пока его подушечки пальцев не превратились в однородную массу, неспособную осязать, а человек рядом не рассыпался в сухой пепел. Под веками появился образ знакомого сгоревшего человека — его самого. Хотелось кричать, но голос будто пропал, хотелось бежать, но ноги не двигались, намертво впечатавшись в напольные доски, объятые языками пламени. Вдруг Себастьяна грубо схватила чья-то крепкая рука, утягивая из огня в ледяную воду. Он очнулся на песчаном берегу, омываемый приливными волнами. — Давно не виделись, — поприветствовал его мягкий мужской голос рядом. Себастьян повернул голову и увидел светловолосого зеленоглазого незнакомца примерно своего возраста. Он был одет в школьную форму факультета Слизерина. — Мы знакомы? — Были когда-то. Я подвёл тебя… и себя тоже, — протяжно вздохнул парень и достал из кармана склянку с серебристым переливающимся туманом, повертел её в руках, разглядывая стекло под лучами солнца. — Я думал, что хуже смерти ничего не бывает, но я ошибался. Страшна не смерть, а жизнь в угасании. — Как символично оказаться рядом с океаном — первичным источником жизни. Я ещё жив? — А сам как думаешь? — улыбнулся незнакомец, лукаво прищуривая глаза. — Без понятия. Чувствую только спокойствие; будто наконец всё закончилось. — Себастьян поболтал ногами, разбивая пену от волн и раздвигая мокрый песок, понежился лицом о ласкающий солёный ветер. — И впервые за много месяцев — так легко дышать. Но… я не понимаю, зачем я вообще рождался? Я не сделал ничего… хорошего. — Существование — и есть весь смысл. Без цели и без следствий, без деления на хорошее и плохое. Тебе просто был дан выбор. — И я сделал… неправильный, да? — ухмыльнулся Себастьян. — Ты не хочешь вернуться назад?.. — Наверное, нет. Меня там никто не ждёт. — Неправда. Есть один человек… и он не простит меня, если всё закончится так, поэтому… — незнакомец взмахнул чёрной изогнутой палочкой, поднимая волну, казалось, до неба. Бурный поток завис в воздухе, а потом резко устремился прямо на берег, растворяя почву под ногами и унося спокойный мирный островок куда-то в непроглядную темноту. — Живи.***
Себастьян проснулся с ощущением, будто выбрался из-под толщи воды. Распахнул глаза и жадно хватал воздух пересохшим ртом. Перед ним предстала мутная картинка незнакомого окружения и женщины в зелёном халате. — Мистер Сэллоу, вы очнулись! Какая радость! — послышался глухой голос. — Г-где я? — Вы в больнице Святого Мунго. — Давно? — Уже двенадцать дней. Вы были в коме. — Что? То, что Себастьян услышал далее, больше походило на назойливый белый шум. Целительница рассказывала о его состоянии, различных показаниях и наблюдениях. Из всей этой тарабарщины он выделил только одно предложение, которое имело для него хоть какое-то значение — «С вероятностью в восемьдесят процентов — вы не сможете вернуть свои магические силы». А на вопрос «Почему?» — она лишь пожала плечами и добавила, что такой случай у них впервые. — Лучше бы ты не возвращал меня, — еле слышно пробормотал Себастьян. — Зачем дал мне шанс? — Как жаль, что именно в такой момент ваш друг отлучился. Был с вами все эти дни, — добавила женщина и взмахнула палочкой, веля перьевой ручке что-то записывать на бумагу. — Я вернусь к вам чуть позже. Пока выпейте воды, — она указала головой на графин на прикроватной тумбочке и покинула палату. Друг? Себастьян с силой оторвал руки от простыни, присел, наваливаясь на холодное изголовье, огляделся по сторонам; заметил хлопья снега, кружившие в танце за окном, услышал чей-то плач вдалеке за толстыми стенами, уловил неприятный терпкий запах лекарств, снадобий и… железа. Это место намного хуже больничного крыла в Хогвартсе. Здесь пахло смертью. Открылась дверь. В палату неторопливо вошёл юноша со светлыми волосами, скрывающими, казалось, половину лица. Он снял пальто, по пути собравшее на себя крупинки снега, и повесил на спинку стула, стоявшего у кровати. Присел и достал из кармана металлическую плоскую коробочку — портсигар. Он крутил его в руке, закрывал и открывал, смотря при этом куда-то сквозь Себастьяна, который заворожённо наблюдал за парнем и едва мог признать в нём друга детства. — Привет, Оминис? — Он тихо окликнул его. — Себастьян? — потрескавшиеся губы еле видимо зашевелились. Оминис резко обнял друга, почти навалился всем телом. Щекотал волосами и тёрся щекой об щёку, руками обхватил его лицо, поглаживая пальцами. Оставлял влажные солёные дорожки на коже. — Себастьян, я так скучал, — сквозь слёзы прошептал он ему в губы. — Места себе не находил. Я так рад… Так рад. Прости меня. Есть способ всё исправить, хотя бы попытаться… Исправить? Его объятия неприятно стягивали всё тело колючей проволокой. Себастьян был уверен, что он один, он хотел, чтобы так было. Ни к чему сентиментальность и притворная дружба. Хотелось оттолкнуть Оминиса, но… Ложь. …руки сами сошлись на его спине, жадно сжимая ткань рубашки, казалось, до отметин на спине, а по щекам предательски потекли слёзы. Он подался вперёд и уткнулся в чужую шею. Ощутил приятное тепло и чувство защищённости. Их скомкало, собрало в почти единое целое, и не осталось ничего другого, кроме двух скреплённых в объятиях тел. Всего на мгновение Себастьян вновь почувствовал себя живым, нужным и любимым. Всего на мгновение. Но этого было достаточно.***
— Где мы? — Фелдкрофт. Спустя пару дней Себастьян сбежал из больницы и отправился с Оминисом в неизвестную ему маленькую деревеньку к югу от Хогвартса. Жители покинули её, но друг не стал вдаваться в подробности, почему именно. Уже издалека Себастьян заметил знакомый сгоревший дом, сейчас припорошённый снегом и вечно полыхающий в его снах. Нахлынула давящая тревога, когда он увидел рядом с домом девочку, ту самую, которую встретил в больничном крыле школы. Не думая, Себастьян побежал к ней, утопая в белых блестящих сугробах. Едва Себастьян приблизился к девочке, она исчезла со взмахом его ресниц. Он знал её. Он почувствовал это. Она была ему дорога. Дороже всех на свете. — Себастьян, — сбито окликнул друг, догоняя. Себастьян обернулся и увидел в его руках уже знакомую серебряную склянку. — Что это? — То, чего ты лишился: твои воспоминания, твои эмоции… Твоя прежняя жизнь. — Как такое возможно? — Древняя магия. — Так говоришь, будто я знаю, что это. — Себастьян встретился с невидящим взглядом, и с ужасом понял, что взгляд Оминиса испуганный, будто он сейчас поднимался по окровавленным ступеням эшафота. — Возьми. — Оминис вложил склянку ему в руки и накрыл ладонью. — Если это не поможет, то ничего не поможет. Себастьян не спешил, он так долго и так сильно хотел узнать правду, но когда она попала к нему прямо в руки, он замешкался. Все ответы клубились в этом маленьком сосуде, источающим холод. Это было… так смешно и до безумия глупо. — Оминис, то, что я узнаю или, вернее, вспомню, вдруг это сделает только хуже? — Тогда… я буду с тобой до самого конца. Себастьян медленно откупорил флакон и позволил клубам искрящегося дыма окутать сознание. Тысячи картинок хаотично пронеслись перед ним, слишком ярких и слишком сумбурных, им не было места в его голове, они словно чужие. Он ощущал себя переполненным закрытым сосудом — ещё немного, и он треснет и разобьётся на множество осколков. Себастьян стал оглядываться по сторонам и дорисовывать в окружении прошлое: родной и уютный дом, сестру, которая пробежала мимо, задевая его плечом и улыбаясь, жителей деревни на ярмарке, вот и дядя весело перекидывался словами с продавцом снадобий. Всё как раньше, только побитое, искажённое, как рябь на воде. Этого не существовало. Себастьяна затрясло от очередной сотканной лжи из богатого воображения, от самого себя, который не в силах справиться с больным разумом. Он закрыл глаза и смотрел вглубь себя так долго, что наткнулся на пустоту, затягивающую его всё глубже и глубже, в самые недра. Её начали заполнять острые, как острие ножа, скалы с алыми пиками и небо пронзительно серого цвета, собравшее в себя, казалось, целый океан. Это было похоже на бездыханный и ветреный ад. Чёрными рваными линиями вырисовывались в голове вопросы — «Я смогу?», «Нужно ли?», «Это должно закончиться?», но ответом была выразительная и оглушающая тишина. Ничего не изменилось, он уже давно мёртв. Эта склянка лишь вдохнула немного жизни в мёртвое тело, но не сделала его живым. Себастьян достал палочку и прислонил к шее, концом надавливая на кадык. Он знал, что его магия иссякла, знал, что она не вернётся никогда, но в глубине души отчаянно надеялся на обратное. Нужно всего одно заклинание, и всё закончится. Здесь и сейчас. — Диффиндо! Ничего… Ещё одна попытка. — Конфринго! — Что ты делаешь? — закричал Оминис, силой выхватывая палочку из его рук и отбрасывая далеко в снег. — Делаю то, что начал! Я уже не могу быть прежним, ты что, не понимаешь? Я лишился всего! Я убил его… убил дядю Соломона и ради чего? Чтобы моя сестра вскоре умерла? Это всё так бессмысленно. Я… — У тебя ещё есть я, это для тебя ничего не значит? — Ты лгал мне всё это время, как ты смеешь? Я доверял тебе, ты был моим лучшим другом. — Друзья должны оберегать от бед. Я не смог предотвратить то, что случилось на пятом курсе, поэтому… Себастьян, я не выдержу, если и ты покинешь меня. Оминис подошёл ближе, дрожащими пальцами обхватил чужое плечо и проскользил рукой по шее к подбородку, обхватил его, притягивая ближе. Коснулся рта Себастьяна коротким смазанным поцелуем, от которого на губах сразу появился вкус горечи. Небольшая неловкая заминка, прерываемая шумным дыханием обоих. Себастьян оторопело замер, не в силах пошевелиться. Оминис обвил его шею, прижимаясь телом так близко, что можно было сквозь плотные слои одежды почувствовать грудью, как быстро бьётся чужое сердце. — Давно? — шёпотом спросил Себастьян, ощущая жар на шее. — Слишком давно. — Я не могу ответить тебе взаимностью. — Я знаю, поэтому и молчал все эти годы. Но вот только… мне она и не нужна. — Отстранился Оминис, натянуто улыбаясь, и отошёл назад, потирая плечи красными от холода пальцами. — Мне достаточно того, чтобы ты был рядом. — Тогда зачем поцеловал? — Чтобы ты понял, как дорог мне. Как сильно я люблю тебя. — Оминис… — Если ты вновь захочешь свести счёты с жизнью, то я спасу тебя. Столько раз, сколько потребуется. Ты не одинок и никогда не был. Буря, разрывающая сознание, наконец начала утихать. — Я стал сквибом. — Возможно, просто нужно время, ведь мы так мало знаем о том, как работает Древняя магия. Попробуем найти решение, — попытался утешить его Оминис. — Вместе?.. Себастьян упал спиной на снег, разглядывая чистое голубое небо без единого облака. Мысли из чёрно-угольного листа окрасились в ослепительно-белый. Он закрыл глаза и услышал, как Оминис лёг рядом, прикасаясь плечом. Себастьян взял его за руку, крепко сжал. Он ничего не сказал, но тот, наверняка, всё понял и без слов, сжав его руку в ответ. Так спокойно. Штиль.