Strange Harmony

– – – На работе все говорили, что это просто несчастный случай, но Казуи знает, что нет. Он знает, что виноват в смерти своей жены, что бы кто ни говорил. Когда Казуи очнулся запертым в загадочной тюрьме с девятью другими заключёнными, какой-то частью он почувствовал облегчение. Может быть, хоть так Хинако наконец-то получит ту справедливость, которой она заслуживает. На самом деле, глупая мысль — эта тюрьма ничуть не похожа на ад, в котором он должен был оказаться после того, что сделал с Хинако. Чистые личные камеры со всеми удобствами, возможность попросить надзирателя практически о чём угодно… Всё это — намного больше, чем он заслужил; но при этом он догадывается, что едва ли протянул бы долго в нормальной тюрьме. Кроме того, в Милграме и не пахнет настоящей справедливостью, как ни рассуждай. Что бы там себе ни думал тот сумасшедший, что стоит за всем этим. Хотя не то чтобы стандартная судебная система была сильно лучше, если уж так подумать… Всего за несколько дней становится нетрудно понять, что каждый заключённый здесь хранит свои секреты, какими бы счастливыми и невинными ни казались некоторые из них. И всё равно, как бы Казуи ни пытался, тяжело представить, чтобы большинство из них могло совершить что-то серьёзнее небольшого проступка. Впрочем, убийство почти всегда случается внезапно. Всё верно, все люди здесь — убийцы в том или ином смысле этого слова. Включая его самого. И он всё ещё не уверен, какие последствия может спровоцировать в этом месте тот или иной вердикт. Казуи быстро замечает, насколько молоды большинство других заключённых. В каком-то смысле это душераздирающе. Например, пугливый и робкий 01 — вроде бы его звали Харука, — несовершеннолетний мальчик-подросток, подскакивающий от каждого звука и постоянно пригибающийся к земле в своих попытках избежать чужих взглядов. Следом — намного более громкая и общительная 02: Юно, старшеклассница чуть взрослее Харуки. Она сообразительна и дружелюбна, всё время вьётся вокруг остальных, а её проницательный взгляд даже настораживает Казуи. 03, двадцатилетний парень по имени Фута, упрямый, высокомерный и резкий — прямо олицетворение вспыльчивого юнца, хотя многие другие настолько же юны. Даже надзиратель совсем ещё ребёнок, не старше пятнадцати лет, но самоуверенный и суровый не по годам; а ещё он сильно обижается на слово «ребёнок», хотя оно очень даже к месту. Казуи долго раздумывал, как бы подступиться к другим заключённым, прежде чем смириться с тем, что ничего не выйдет. Дни тянутся один за другим, а молодой надзиратель, которого, как он узнал, зовут Эс, по-прежнему практически ничего не объясняет и не говорит — хоть он и сдаётся и отвечает на осторожный вопрос Казуи о том, можно ли в тюрьме курить. Оказывается, можно, но только в специально отведённом для курения месте. Во время одного из перекуров у Казуи впервые появляется возможность познакомиться с заключённым, которого надзиратель назвал 05. Шидо, кажется? Казуи тепло приветствует его, осознавая, что последнее время ему становится немного одиноко из-за того, что он так ни с кем и не сдружился в этой тюрьме. Шидо младше Казуи на добрый десяток лет — он выглядит на двадцать пять или тридцать, — и всё же Казуи чувствует с ним некую связь, ведь по годам он к нему ближе всех. Как Казуи успел понять, они с Шидо здесь самые старшие; но, тем не менее, рядом с ним он постоянно начинает немного нервничать. Во-первых, из-за того, что Шидо возмутительно красив: до того красив, что Казуи не единожды приходилось заставлять себя отвести от него взгляд. Кроме того, хотя у Шидо и не было опыта в расследовании преступлений (как и в их совершении), за время, проведённое в тюрьме, он не раз демонстрировал свой острый ум и хладнокровие, и их тяжёлое положение, казалось, ни капли его не заботило. Впрочем… Он ведь был хирургом, не так ли? Должно быть, это всё объясняет. К слову, Казуи бы никогда не подумал, что такой, как он, курит — врач же, всё-таки. Работа наверняка тяжёлая и нервная, но Шидо кажется таким спокойным и собранным… А его объяснение нездоровой привычке, короткое «я просто хочу навредить себе» с нечитаемым выражением на лице только ставит Казуи в тупик ещё сильнее. Курить вместе с Шидо входит в привычку, и Казуи начинает с нетерпением ждать каждой встречи. Трудно чувствовать себя расслабленным, будучи в зависимости от воли каких-то загадочных похитителей; но Казуи ощущает, как компания Шидо приводит его нервы в порядок. Сперва они почти не разговаривают, довольствуясь курением в тишине, но всё меняется, когда ещё один заключённый, Микото, тоже к ним присоединяется. Микото, двадцатитрёхлетний юноша, недавно закончивший университет, проявляет такое воодушевление и дружелюбие, на которое обычно способны только буйные домашние собаки; что, впрочем, неплохо влияет на атмосферу. До сих пор Казуи никак не удавалось подобраться к вечно бесстрастному Шидо, а его обычные общественно приемлемые попытки поладить и поближе познакомиться с ним разбивались в прах о его безупречное выражение лица и загадочное поведение. А Микото удаётся немедленно разбавить слегка неловкую тишину глупым прозвищем, которым он немедленно наградил Казуи (хотя от последнего не укрылось, как тот удержался от того, чтобы дать такое прозвище и Шидо: по-видимому, по тем же причинам, что были у Казуи), и непринуждённым допросом о их прошлом, который он устроил Казуи и Шидо с такой педантичностью, что это даже напрягает. И всё равно похоже, что Микото двигают исключительно благие намерения. Сложно сказать наверняка, но у Шидо его искренность и энтузиазм, судя по всему, вызывают симпатию. С помощью Микото Казуи, к его безмолвной радости, даже удаётся выдавить из Шидо настоящий смешок. Такой же очаровательный, как и он сам. – – – Дни превращаются в недели, но выпускать их из тюрьмы по-прежнему никто не собирается. Несмотря на это, глубоко внутри Казуи благодарен за то, что ему удалось сформировать с Шидо такую связь. Он уже давно ни с кем не чувствовал такой близости, а его напускная общительность обычно приводила только к поверхностным знакомствам в те времена, когда он ещё не был заперт здесь. Он начинает всё сильнее уважать чуткость и усердие Шидо — он относится к младшим заключенным с такой внимательностью и заботой, что даже Казуи чувствует себя глубоко тронутым. Какой-то частью он даже немного ему завидует. Не единожды он мечтал о том, чтобы быть хоть чуточку похожим на Шидо в его способности сохранять хладнокровие в тяжёлых ситуациях. О том, чтобы хоть немного приблизиться к такой прямолинейности и целеустремлённости. Но кроме зависти, все эти качества заставляют его сильно привязаться к Шидо. Если в этом месте и есть что-то хорошее, то для Казуи это была возможность познакомиться с таким человеком, как он. Так как они двое — самые старшие из заключённых, сначала их связывает чувство ответственности за младших. Некоторое время спустя оказывается, что у них немало общего: оба абсолютно потеряны и одиноки, и оба недавно перенесли тяжёлую утрату. Кажется, они безмолвно договариваются не лезть глубоко в прошлое друг друга, и это делает их разговоры намного приятнее. Совсем скоро Казуи начинает замечать, насколько же Шидо привлекателен. Он изо всех сил старается игнорировать это, не зацикливаться, не засматриваться… Он уверен, что ничего не выходит, но даже если так, из вежливости Шидо никогда не говорит об этом. А может, он просто привык не обращать на такое внимания..? Как бы там ни было, это неподходящее время и место для того, чтобы Казуи мог задумываться о таких незначительных вещах, как внешность его товарища, или те небольшие черты в его поведении, которые кружат Казуи голову; но всё же… Ему не хватает времени, чтобы до конца обдумать свои смешанные чувства, потому что в конце первого этапа происходит катастрофа. Одна из заключённых, Котоко — такая же невыносимо юная, как и остальные — впадает в яростное безумие и едва не убивает троих заключённых. Казуи бросается на помощь, использует все свои боевые навыки, чтобы защитить их, а Шидо обращается к своему медицинскому опыту, чтобы их вылечить. Благодаря усилиям Казуи и Шидо, никто не умирает… пока что. В обозримом будущем им двоим придётся работать вместе, чтобы снова поставить раненых на ноги, и внимательно следить за Котоко, разрабатывая план действий на случай, если она снова сорвётся с цепи. Казуи и Шидо подолгу разговаривают наедине о ситуации в тюрьме: о возможности побега или хотя бы самозащиты, о состоянии всех заключённых. Они становятся своего рода командой. Вместе с тем, как они сближаются, оба начинают потихоньку отдаляться от Микото, который после нападения Котоко в каком-то смысле закрылся ото всех. Он был одним из пострадавших, и это событие, по-видимому, ужасно его потрясло, несмотря на сравнительно лёгкие последствия. Что ж, трио курильщиков понемногу превратилось в дуэт. Конечно, Казуи и Шидо сильно переживают за молодого товарища, но вместе с этим оба настолько заняты лечением заключённых и попытками придумать подходящий способ разрешить конфликт, что не в состоянии уделять ему много времени — по крайней мере, он находится в безопасности (и не представляет угрозы..?) И примерно в этот момент, чудовищно неподходящий и несвоевременный, на Казуи, к его сожалению, снисходит осознание того, что он, совсем как ребёнок, влюбился в Шидо по уши. Стыд-то какой. Не дай бог кто-нибудь об этом узнает. Но в свете этого осознания Казуи теперь вынужден бороться с постоянным желанием прикоснуться, стать к Шидо чуть ближе, чем это допустимо. Дальше больше — неужели у него всегда возникали эти бабочки в животе, когда врач своим пронзительным взглядом осматривал его тело на предмет небольших повреждений? Господи, да это просто издевательство… Как оказалось, не зря он опасался Юно. Прозорливая, как всегда, она почти моментально разглядела мимолётные намёки, раскрывающие правду об истинных чувствах Казуи по отношению к Шидо — но, слава богу, в тюрьме слишком много других проблем, чтобы ей было до этого дело. А что касается самого Шидо — он кажется абсолютно равнодушным. А может, просто не хочет разбираться с этим прямо сейчас (или не знает, как). В одиночку проходя все невзгоды тяжёлого положения, в котором он оказался, Шидо внезапно показывает Казуи свою слабость — на один короткий миг, но показывает. Казуи не может удержаться и заключает его в объятия. Он настолько отчаянно желает утешить и успокоить его, что даже не чувствует неловкости из-за участившегося от прикосновения сердцебиения, которое служит неуместным напоминанием о его проклятой влюблённости. Шидо кажется удивлённым, но вместе с тем благодарным. Может быть… Может быть, Казуи может прикасаться к нему хотя бы так? С тех пор отношения между ними незаметно становятся намного более неформальными и дружескими — и это единственная причина, почему Казуи, заметив напряжение Шидо, нерешительно предлагает помассировать ему плечи. Ему отказывают; но, похоже, тот не придал вопросу так уж много значения. Выходит, подобные прикосновения действительно не кажутся ему чем-то неуместным. Осознание этого факта, наверное, не должно вызывать такой восторг… Ну, Казуи просто надеется, что не покраснел так сильно, как ему кажется. Всё ещё воодушевлённый тем, что его надежды не были разрушены до конца, и тем, что нашёл для себя новую цель в виде защиты других заключённых плечом к плечу с Шидо, Казуи находит в себе достаточно сил, чтобы однажды ночью наконец снять обручальное кольцо и без задней мысли бросить в карман. Было бы неправильно просто его выкинуть, но последнее время он замечает его всё чаще, и оно начало будить неприятные чувства. Он бы сказал, что оно просто «больше не к месту» — но эта фраза не имеет особого смысла. В конце концов, ничего ведь не изменилось? – – – Шидо лишь единожды упоминает свою семью, которую он потерял — в один из редких моментов тихой сломленности. Они с Казуи отошли на короткий перекур между нескончаемыми заботами о пострадавших, и Шидо, неожиданно впавший в меланхолию, вдруг счёл нужным упомянуть погибшую жену и детей. Он говорил о своей семье с таким благоговением и горечью, что Казуи едва не разрыдался сам. В этот момент в голове пронеслось множество мыслей. В душе бушевало множество чувств. Но единственное, что он смог сделать — робко взять Шидо за руку в прохладной перчатке и крепко сжать в попытке подбодрить. Он пытался не смотреть ему в глаза, боясь, что выражение его лица немедленно выдаст, что этот жест он репетировал у себя в голове сотни раз. Казуи молился, чтобы рука не тряслась, хотя и чувствовал предательские подрагивания. Как это жалко, думал он, но Шидо твёрдо сжал его ладонь в ответ, каким-то чудом моментально успокоив. Когда Казуи собрался с духом, чтобы заглянуть ему в глаза, его мягкая улыбка почти что выбила из него всхлип, а лицо моментально порозовело. И чёртово сердце снова забилось, как бешеное… Шидо казался серьёзнее обычного последние несколько дней перед этим признанием. Казуи предполагает, что это была годовщина… того дня. Но эта мысль не задерживается в голове. Думать о семье Шидо слишком долго кажется неправильным. Он ведь не знал этих людей — так почему их смерть так сильно его огорчает? Да просто потому что это нечестно, что Шидо пришлось потерять нечто настолько дорогое и ценное, только чтобы в конце концов оказаться в этой дыре. Казуи силится вспомнить, почему он и остальные вообще здесь. Конечно, с точки зрения логики это важно — попытаться докопаться до причин их попадания сюда. Но он просто не может увидеть в этих людях убийц, не считая разве что Котоко. Ладно, про него самого — тоже понятно. Эта мысль наполняет ненавистью к себе. Он виновато вспоминает собственную покойную жену, полностью уверенный, что её кровь — на его руках. Но как бы он не пытался, он не может представить, чтобы такой заботливый и преданный человек, как Шидо, мог оказаться убийцей в любом смысле этого слова. Так почему это жестокое место решило наказать его? Почему вообще любого из них наказывают..? Эти раздумья наполняют Казуи гневом и тоской, но он ничего не может сделать, чтобы освободить остальных. В попытке сбежать от ужасного, опустошающего чувства беспомощности, Казуи всё больше погрязает в нелепых и наивных фантазиях, в которых они с Шидо каким-то чудом сбегают из заточения, попутно спасая всех заключённых, а потом доживают свои дни вдвоём, разделяя общее семейное счастье. Естественно, он понимает, насколько это глупо — но прогнать эти мысли слишком трудно. Слишком трудно прогнать собственные чувства к Шидо, собственное гадкое желание быть ближе. Прикоснуться к нему. Ощутить его объятия. Чёрт с ним, поцеловать его. Мучительно тяжело молчать, хранить всю эту суматоху мыслей при себе, но Казуи знает, что так будет лучше. Казуи знает, что он не заслуживает всего этого. Он должен быть благодарен уже за то, что Шидо хотя бы стал ему другом. – – – Казуи правда не хотел добавлять Шидо проблем собственными дурацкими чувствами, абсолютно незначительными по сравнению с необходимостью лечения других заключённых. Правда-правда, не хотел. Но второй допрос с Эсом вытягивает из глубины души такие болезненные воспоминания, что он не в силах бороться. У Казуи в стенах Милграма не так уж много возможностей забыться из числа тех, к которым он прибегал раньше. В принципе, можно напиться до беспамятства — технически это не запрещено, — но что если Котоко или кто-то ещё снова пойдёт в разнос, пока Казуи будет в отключке? Если он не сумеет спасти чью-то жизнь из-за собственного эгоистичного желания утопить проблемы в алкоголе, не сумеет защитить кого-то — он просто не сможет с этим жить. И поэтому Казуи, не находя лучшего варианта, достаёт сигарету. Поджигая её, он к собственной неприязни замечает, что левая рука кажется слишком… лёгкой без символа брачных уз на пальце. Совершенно обнажённой — настолько, что это выглядит непристойно. Но ведь Эс был единственным, кто вообще отметил отсутствие кольца. Может, Шидо тоже заметил? Казуи глубоко вдыхает, изо всех сил стараясь сфокусироваться на разливающемся по лёгким ядовитом дыме. Но, похоже, допрос помотал его сильнее, чем ему казалось — потому что одного промелькнувшего силуэта Шидо, который тоже пришёл на перекур, оказывается достаточно, чтобы на глаза навернулись слёзы. Казуи роняет сигарету, и она немедленно тухнет. Он инстинктивно отступает дальше от Шидо, на секунду даже подумывая убежать — но так будет только хуже. Потому вместо этого он просто неуклюже сползает на пол и яростно трёт глаза, но слёзы никак не хотят останавливаться. Изнутри Казуи сгорает от стыда за то, что так по-детски проявляет эмоциональность; но от Шидо не чувствуется неодобрения. Он только растерянно стоит рядом, глядя на Казуи сверху вниз с выражением лица, которое Казуи никак не может прочитать. А потом медленно садится на пол рядом с ним и молча смотрит. Не похоже, чтобы он его осуждал; хотя Казуи и не ожидал бы осуждения от Шидо. Ему даже кажется, что Шидо не считает его поведение странным, или отталкивающим, или даже просто неприятным. Хотя Казуи старше него. Хотя Казуи должен быть крепче. Хотя Казуи должен уметь держать себя в руках. Просто отвратительно. Но Шидо, похоже, не думает ни о чём из этого. Сперва немного неуверенно, Шидо обхватывает Казуи руками и просто… сидит так, придерживая его. Казуи на миг замирает, застигнутый врасплох этим жестом; но жажда ласки побеждает, и он полностью расслабляется в придерживающих его руках, благодарно прячет лицо у Шидо на плече, пока тот медленно поглаживает его по спине; и его касания возвращают Казуи ощущение реальности, в котором он так отчаянно нуждается. Шидо обнимает Казуи долго и отпускает только тогда, когда тот отстраняется сам, безмолвно подводя объятия к концу. Похоже, он видит, что Казуи не желает обсуждать случившееся в подробностях — но всё равно на словах убеждается, что тот в порядке, и предлагает ему свою поддержку. До болезненного очевидно, насколько Шидо не по себе, но его попытка позаботиться о Казуи — такая искренняя, такая осторожная и ненавязчивая… Казуи слегка виновато задумывается: с такой ли нежностью Шидо когда-то заботился о своей жене и о детях? Ему противно от мысли о том, что какая-то часть его души желает, чтобы кто-то говорил о нём с такой же любовью, с какой Шидо упомянул свою жену в тот самый короткий миг слабости, когда доверился Казуи. Если Шидо и заметил отсутствие кольца, не похоже, чтобы он собирался как-то это комментировать. Оно всё ещё в кармане у Казуи — наверное, останется на память. На память о том, что когда-то был человек, который любил Казуи той самой пылкой любовью, с которой Шидо говорил о своей погибшей жене. Хинако любила его больше всего на свете до самой смерти. Но Казуи испортил это. Он сломал её. Разрушил всё, что только мог. То, что он сделал, привело к её смерти. Так почему он теперь хочет вернуть эту любовь? Шидо уходит, должно быть, желая оставить Казуи в покое и не мешать ему своим присутствием. Казуи почти становится страшно от того, как сильно ему его не хватает. От того, как, противореча самому себе, он всё равно надеется, что Шидо однажды снова подарит ему такую же нежность — и это несмотря на то, что он вообще не хотел представать перед ним в таком виде. Иметь наглость снова захотеть быть любимым, после того, что он сделал… Это просто мерзко. Казуи ведь знает, что не заслуживает этого. Он даже жить не заслуживает, не то что быть любимым. И он знает это лучше, чем кто-либо другой. Так почему что-то внутри него до сих пор надеется, что он сможет снова построить подобные чувства с Шидо? Если бы только Шидо знал об этом... И если бы только мог ответить взаимностью...