Семь дней

Родное золотое ядро Цзян Чэна было сильным, потому что он очень упорно тренировался. Воинские правила и медитации сопровождали его изо дня в день с очень юного возраста. Когда-то он был пятым в списке молодых господ своего поколения, но четвертым — по духовной силе. Все же, Павлин Цзысюань уступал ему как заклинатель, хоть и был значительно смазливее. Но Вэй Усянь всегда был сильнее. Его золотое ядро, при должном усердии в совершенствовании, позволило бы ему однажды сравниться по духовной силе с ланьскими нефритами. И теперь это золотое ядро было у Цзян Чэна, а Цзян Чэн не изменил своим привычкам, тренировался и совершенствовался усердно, несмотря на обязанности главы клана. К своим тридцати шести, Цзян Чэн стал действительно сильным заклинателем. Только поэтому он продержался на мече почти сутки лишь с короткими передышками. Однако, снизившись в богами забытом чахлом лесочке у гигантской черной норы в пропитанной темной Ци почве, он упал с Саньду на колени. Перед норой чернела выжженная прямо на земле здоровенная печать, а вход в темный лаз дрожал едва заметной алой дымкой по краям. «Или это у меня красненькое перед глазами от перенапряга?» Не замечая ничего вокруг, не слыша того, что говорит ему Вэнь Нин, Цзян Чэн поднялся, опираясь на Саньду и втащил Цзыдянем по гуевой печати. Раз, другой… алая дымка на миг подернулась пурпуром, но на печати даже камушек не сдвинулся. Цзян Чэн зарычал и полоснул себя мечом по ладони. Позволил натечь целой пригоршне крови. Плеснул ее самый центр печати. Собрал всю доступную ему на тот момент духовную энергию в кулак и ударил по кровавому пятну изо всей силы. Затем снова, и снова. Барьер мигнул. Кровь впиталась в черную землю за секунду, а затем кровавое марево вокруг черной норы сгустилось даже сильнее. Цзян Чэн хмыкнул, замахнулся Цзыдянем, чтобы ударить по самому барьеру… и в тот же миг рухнул, как подкошенный. «Даже с твоим золотым ядром, я слабее тебя». Мысль обожгла затухающее сознание. Последним, что почувствовал Цзян Чэн, была влага на лице и чувство, что он тонет в собственной крови. Цзян Чэн приходил в себя по частям. Глаза заработали первыми. Над головой чернело беззвездное небо, на периферии зрения маячили какие-то кусты и оранжевые всполохи костра. Лицо стягивала отвратительная корка засохшей крови. А потом тело любезно сообщило, что если Цзян Чэн прямо сейчас не справит нужду, то опозорится. Только вот ноги на приказ встать и идти в кусты не отреагировали. Цзян Чэн приподнялся на локтях и оказалось, что его ноги спутаны веревкой божественного плетения. Между ним и печатью Вэй Усяня злобно плевался искрами костер, и не менее злобно сверкал глазами лютый мертвец. — Отпх… развх… развяжи меня, гуй бы тебя побрал! — прохрипел Цзян Чэн перекатываясь как жирная фиолетовая гусеница. Вэнь Нин не пошевелился. — Я сказал… — Я слышал, глава Цзян, — перебил Вэнь Нин жестко, без заиканий, — а вы слышали меня? Когда я просил вас остановиться? — Ах ты… — у Цзян Чэна от такой наглости даже дух перехватило. — Что я? — оскалился зло Вэнь Нин. Цзян Чэн даже моргнул от этой внезапной ярости. — Я лютый мертвец, глава Цзян. Но я был заклинателем. И достаточно времени провел с господином Вэем. Вэнь Нин странно покачнулся — сверху вниз — будто вздохнул, и продолжил уже спокойнее: — Уже после первого удара, глава Цзян, стало понятно, что печать поглотила энергию, которой вы пытались ее разрушить. Теперь она даже сильнее и крепче, чем когда была создана. Рот Вэнь Нина дернулся в подобии на усмешку, он опустил глаза. — Вы могли попробовать просто пройти сквозь барьер, глава Цзян. Возможно… возможно он пропустил бы вас из-за… — Вэнь Нин осекся. — Я понял. — Цзян Чэну удалось сесть и он задрал голову, пялясь в беззвездное небо, чтобы набежавшие слезы скатывались по вискам в волосы, а не по щекам. — Из-за ядра. Я понял. Я попробую. Вэнь Нин ничего не ответил, но и без слов стало понятно, что он не верит, что теперь получится. — Почему? — спросил Цзян Чэн у звезд, но ответил Вэнь Нин: — Потому что барьер изменился. Теперь он уничтожает все, что к нему прикасается. Мертвое. Живое. Все. — Я попробую, — упрямо пробормотал Цзян Чэн, чувствуя, как слезы затекают в уши. «Гуев Вэй Усянь, нахера ты такой, сука, умный?» Обида и стыд пульсировали в висках. Цзян Чэн не мог заставить себя посмотреть ни на Вэнь Нина, ни на печать. «Я все испортил, все испортил, все…» — Нет. — Послышался тихий и усталый ответ Вэнь Нина. — Не попробуете. — Попробую. — Цзян Чэн зажмурился, прогоняя слезы, а затем заставил себя посмотреть на Вэнь Нина. — Я не оставлю его там, придурок. Живой он там или мертвый, я достану его. Затем он глубоко вздохнул, заталкивая чувство вины поглубже. Он потом с этим разберется. — С любой печатью можно справиться. Все они способны выдерживать лишь ограниченное количество энергии, — проговорил Цзян Чэн, прикидывая последующие действия. Стыд и беспокойство вились ядовитыми змеями вокруг сердца, но думать не мешали. Вэнь Нин не ответил. Он опустил голову и раскачивался вперед-назад, точно игрушечный болванчик. С учетом длинных спутанных волос, закрывающих лицо, выглядело довольно жутко и до рези в глазах печально. Словно он уже похоронил Вэй Усяня и собирался отравиться за ним. Цзян Чэн не позволил себе отвести взгляд. — Я столько энергии в нее волью, что она просто лопнет. — Он постарался говорить спокойно, но вышло ворчливо и недовольно. — Да развяжи ты меня! Мне отлить надо! Были бы при нем сейчас силы, Цзян Чэн бы разорвал эти долбанные веревки, но Вэнь Нин, козлина мертвая, не забыл заблокировать его меридианы. Мертвец продолжал молча раскачиваться, подметая волосами землю. Огонь злорадно потрескивал, барьер насмешливо переливался пурпурно-алым маревом. Цзян Чэн задергался, ругаясь самыми грязными словами, но добился лишь того, что с него слетела заколка. Порядочно извалявшись в грязи, со спутанными волосами, он уже и сам был похож на лютого мертвеца, когда Вэнь Нин, наконец, подошел к нему. — Я не подпущу вас к печати, глава Цзян, — сказал он тихо, распутывая веревки непослушными пальцами. — Господин Вэй… — «Господин Вэй», — Цзян Чэн рванулся, когда почувствовал, что веревки больше не держат его, — там внутри. И он жив. И мы его вытащим… И с этими его словами Цзыдянь спеленал Вэнь Нина от шеи до ступней. — Я его вытащу, — повторил Цзян Чэн, откатившись от рычащего лютого мертвеца. Несколько секунд он просто дышал, глядя в темное небо. — Будешь так дергаться, сам себя на кусочки разрежешь. Даже Вэй Усянь не соберет. — Проговорил достаточно громко, чтобы Вэнь Нин услышал его за собственным рычанием. И добавил, когда рычание стало чуть тише. — Я не верю, что он умер, Вэнь Нин. Не верю. «Никогда не верил». А затем, охая, точно старый дед, Цзян Чэн поплелся прочь с поляны. Интересно, небожителям требуется ходить по нужде? Цзян Чэн почувствовал, что его разбирает истерический хохот, когда представил отливающего за соседним кустом сиятельного бога, скажем, литературы… «Надо будет Вэй Усяню рассказать. Вместе поржем…»