Семь дней

Цзян Чэн как очнулся, заорал благим матом, чтоб ему подали Лань Ванцзи, или он за себя не ручается. Тогда он еще не понял, насколько смешно прозвучала его угроза. — Я убью тебя, Лань Ванцзи, — заявил Цзян Чэн мрачно, как только дослушал предельно краткий рассказ о второй передаче сил Вэй Усяню; судя по недовольному тону рассказчика, повторенный специально для него. Лань Ванцзи, в ответ на обещание скорой смерти, промолчал, а Цзинь Лин, на чьих коленях покоилась голова Цзян Чэна, крупно содрогнулся. Цзян Чэн смерил племянника прищуренным взглядом. Была б его воля, не валялся бы на чужих коленях неподвижной тушей, а методично разбивал бы проклятому Верховному заклинателю его высокомерный хлебальник. Для начала руками, а потом ногами. Но, похоже, стараниями одного лютого мертвеца с замашками экзекутора, (не вовремя в мертвом теле взыграла вэньская кровь) Цзян Чэн изображал подушку для иголок и мог двигать только языком, а А-Лин изображал просто подушку для цзянчэновой туши и печально трясся. Лань Ванцзи, видимо, постигла та же участь. Подушкой мороженому придурку служили, судя по всему, колени Лань Сычжуя. — Глава Цзинь, будешь свидетелем, — продолжил Цзян Чэн, разглядывая слишком бледного в предрассветной мгле племянника, — Я, глава клана Юньмэн Цзян, вызываю Верховного заклинателя на поединок до смерти, если — тут он сбился с гладкой официальной речи и зашипел сквозь зубы, в сотый раз проклиная Вэнь Нина с его иглами и свою временную недееспособность, — если мой шисюн Вэй Усянь умрет в этой пещере. Цзян Чэн с присвистом выдохнул, когда ему на лицо упала холодная капля, а потом еще, и еще. А-Лин беззвучно плакал, но не смел вытереться, потому что придерживал голову Цзян Чэна, не позволяя свеситься на бок на бессильной шее. От этого еще сильнее захотелось убить проклятого Лань Ванцзи. — Дядя… — пробормотал сипло А-Лин, заставив Цзян Чэна поморщиться: мальчишка, вероятно, сильно устал, передавая ему невесть сколько духовные силы. Но придется еще немного потерпеть. — Глава Цзинь! — рявкнул Цзян Чэн, изо всех сил игнорируя, как затрясло племянника. — Сви… Свидетельствую, — выдавил А-Лин, и на лицо Цзян Чэна приземлилось еще несколько капель. — Как ты додумался предложить ему запечатать меридианы, — прорычал, зажмурившись, Цзян Чэн, обращаясь к Лань Ванцзи. — Это убьет его. Если еще не убило. Лань Ванцзи не ответил. Он вообще ни слова не произнес, окончив свой рассказ. Цзян Чэн прикрыл глаза, заставляя себя думать. Гнев не утих, нет. Просто, валяться вопящим бесполезным куском мяса Цзян Чэну не улыбалось. Некстати вспомнился ублюдок Вэнь Чао незадолго до смерти. Жестоко Усянь его, конечно… Но поделом. — Сколько прошло времени? — Цзян Чэн потянулся к золотому ядру, отследил циркуляцию Ци. Восстановился он не до конца, но Вэй Усянь не станет ждать, пока шиди смотается помедитировать к лотосам. — Пять часов прошло с тех пор, как Ханьгуань-цзюнь вернулся, — ответил Цзян Чэну почему-то Лань Сычжуй. Цзян Чэн хмыкнул отстраненно: хоть кто-то сохраняет самообладание. — Где Вэнь Нин? — Цзян Чэн не чуял поблизости знакомого флера темной энергии. — Ушел, как только узнал, как был ранен учитель Вэй, — последовал ответ Сычжуя. — Он соберет противоядия и лекарства. Я отдал ему все деньги, которые нашел. Голос мелкого Ланя прозвучал самую малость напряженно. Видимо, юноши перетряхнули цянькуни не только Цзинь Лина и Лань Сычжуя, но и главы Цзян с Верховным, мать его, заклинателем. Цзян Чэн претензий к этому не имел. Он решил поразмыслить вслух. — Вэй Усянь сказал, что печать разобьет всплеск энергий — моей и Лань Ванцзи, — продолжил Цзян Чэн. — Вот только, я по этой гребаной печати чем только не лупил. Если бы было достаточно вместе ударить, Усянь бы так и сказал. А значит… — Цзян Чэн почувствовал, что ему не хватает воздуха, — нужен действительно … взрыв. Как на Луанцзан. Видение тонкой фигурой Вэй Усяня на фоне бушующего пламени в лагере Вэней до сих пор заставляло Цзян Чэна вскакивать с криком по ночам. Кошмар всегда прерывался белой вспышкой, поглотившей шисюна, который до последнего мига смотрел прямо в глаза Цзян Чэну и плакал. Золотое ядро, отданное тем, кого Цзян Чэн никогда бы не смог убить собственными руками, болезненно запульсировало в ответ на воспоминания. — … Жохань не носил меча. — Что? — Цзян Чэн сморгнул подступившие слезы, сосредоточился на течении Ци в своем теле и на словах Лань Сычжуя. — Когда мы пришли в Цишань, дядя Вэнь рассказал мне, почему Вэнь Жохань не носил меча, — терпеливо повторил Лань Сычжуй. — В юности у него был меч. Но Вэнь Жохань оказался слишком силен для своего духовного оружия. Однажды он влил слишком много Ци в клинок, и меч раскололся. Лань Сычжуй замолчал, видимо, собираясь с мыслями. Цзян Чэн открыл глаза и принялся рассматривать сосредоточенное лицо племянника над собой. Ци уже плохо откликалась А-Лину, но он упрямо продолжал вливать остатки собственных сил в дядю. Внешне А-Лин был вылитый Цзинь Цзысюань, только глаза у него были цзяновские. Такие, как у самого Цзян Чэна. Такие как у сестры. А еще Цзян Чэну вдруг подумалось: весь заклинательский мир знал, что Вэнь Жохань, бывший Верховный заклинатель, между прочим, не носил меча. Какого хера тогда до Вэй Усяня доебывались? Так же сильно боялись? Додумать мысль не получилось. Лань Сычжуй буквально выдавил из себя следующую фразу: — Если в духовное оружие направить больше духовной энергии, чем оно в состоянии выдержать, произойдет взрыв. Который сможет разрушить печать. Некоторое время Цзян Чэн плавал в осознании того, что знал все это и без мелкого Ланя. Он видел, как Вэй Усянь проделал это. Собственными глазами. Потом отвлеченно подумал, что не обязательно при этом держать духовное оружие в руках. Если, конечно, сдохнуть не хочешь. Затем со смешком вспомнил, что — как удачно! — и у него, и у Лань Ванцзи по два духовных оружия. — Ванцзи? — хохотнул он, зная, что Лань его слышит и поймет. — Мгм. — Последовал незамедлительный ответ. — Нужно подготовиться. Цзян Чэн снова прикрыл глаза и улыбнулся. Попытался представить себе реакцию матушки на то, что собирался сделать, а потом отмахнулся. Золотое ядро в его теле было основным аргументом. Вэй Усянь отдал Цзян Чэну самое главное, суть собственной жизни. Цзян Чэн был только рад оплатить этот долг. Лишь бы успеть. — Вытащи иглы, А-Лин, — велел он хрипло. — А-Юань, — проговорил Лань Ванцзи одновременно с ним. *** Они не сговаривались, решив оставить при себе мечи. Чем руководствовался Лань Ванцзи, Цзян Чэн не знал, а про себя знал: Саньду — сильный меч, но, раз нужна действительно разрушительная сила, чтобы справиться с проклятой печатью, он должен пожертвовать большим. Цзыдянь лег в его ладонь как-то даже торжественно, будто знал свою судьбу и был с ней согласен. Цзян Чэн запер лишние мысли так глубоко, как только мог. Он лишь отметил, что Вэнь Нин вернулся с охапкой каких-то свертков, и сразу же погрузился в малопонятную лекарскую деятельность — смешать травы, перетереть в ступке, влить в смесь какую-то настойку… ничего интересного. Цзян Чэн покосился на Лань Ванцзи, который, прикрыв глаза, водил ладонью по струнам гуциня. — Мамин, — сказал Лань Ванцзи тихо, не поднимая глаз на Цзян Чэна. Интересно, что сказала бы мать Лань Ванцзи, узнай она, что ее сын сотворит с ее наследством? Про собственную мать Цзян Чэн себе думать запретил. — Пора, — рыкнул Цзян Чэн и положил Цзыдянь в центр печати. Гуцинь Лань Ванцзи тотчас лег рядом. — Я убью тебя, если не получится — напомнил Цзян Чэн, устраиваясь в центре собственной защитной печати. Успеть бы активировать, когда рванет. — Да, — просто ответил Лань Ванцзи, грациозно опускаясь на землю в центр своей печати. Цзян Чэн хмыкнул и мысленно потянулся к Цзыдяню, постепенно вливая в него Ци. *** Он успел активировать защитную печать. Цзян Чэн понял это только потому, что после белой вспышки взрыва, на фоне которого навязчивым маревом вновь замаячил Вэй Усянь с Луанцзан, он увидел, как черная тень метнулась сквозь пурпурно-голубое пламя во мрак. А потом, спустя субъективную вечность, вынырнула обратно и сказала главное: — Живой! Дальше Цзян Чэну не было смысла цепляться за ускользающее сознание. Под конец еще подумалось, что матушка, все же, одобрила бы его поступок.