телу

Иногда жизнь вокруг меня становилась будто в слоумо-эффекте. Все окружающие меня люди неожиданно замедлялись раза в два, чем я, время безбожно тянулось, как жвачка в волосах. Но я не становилась частью этой замедленной съемки — я существовала в своем прежнем режиме. Чувствуя раздражение, я мысленно подгоняла окружающий мир, но ни разу не думала остановить себя, поразмыслив кто же еще поменял темп. В какой-то момент я начинала расценивать это, как начало гипомании. Легкая вариация мании нравилась мне без нареканий — я была в плюс-минус приподнятом настроении, все получалось проживать в темпе, а возникающее раздражение получалось переварить в мотивацию сделать все самой, сразу и прямо сейчас. Восемь дней и девять ночей. Именно столько мне хватило, чтобы привести свои мысли в порядок, заиметь рецепт на необходимые таблетки и считаться «пригодной для жизни в обществе». К слову, у меня никогда не было порыва навредить окружающим меня людям, весь урон приходился на меня и я бы могла с легкостью рассуждать, в этот момент, над своей самооценкой, как об раскачивающихся качелях. На утро девятого дня я была выписана из клиники. Мама прислала за мной водителя, и я была в какой-то мере своей души благодарна, что она не появилась сама, дабы встретить меня. Хотя она бы и не приехала — тот визит семь дней назад был исключением, чем железным правилом. Я ликовала, падая на заднее сидение машины, — мне отдали телефон, без которого я в целом спокойно, но скучно, провела восемь дней. На семнадцати процентах зарядки я проверяю сообщения и пропущенные звонки. В жизни действительно были еще люди, которым я, как и они мне, была не безразлична. И я познакомлю моего дорогого читателя с ними, но немного позже, по ходу пьесы. В душе находятся, затерявшиеся за восемь дней, чувство стыда и вины. Пришедшие за восемь дней сообщения давали понять, что за меня волновались, примерно понимая, что случилось. Я отписываюсь одной из близких подруг, что жива и на связи, параллельно мысленно благодарю, что никто не заявился ко мне с целью проведать. Благодарю за то, что не застали меня уязвленной, и даже когда мы встретимся лично — я не увижу ни доли упрека или жалости. В этом и была большая ценность моей жизни — в людях. Мне всегда попадались абсолютно принимающие и понимающие люди, и я радовалась, ведь даже малознакомые были ко мне благосклонны. Но в моменты, такие как сейчас, например, мне становилось противно стыдно, что я не ценю такого подарка от Вселенной. «Ребята, со мной все хорошо, я еду домой» — отписываюсь в общую беседу. Мы все были знакомы еще со студенческих времен. Когда во время учебы находишь компанию по интересам, со схожими взглядами и приколами, то, чаще всего, проносишь эту дружбу через долгое-долгое время. Ваша дружба проходит все возможные трансформации: от момента, когда вы общей компанией слеплены в комочек, который катится какое-то время по общей тропинке, до момента, когда нет необходимости быть слепленным постоянно, но вы все равно знаете, что есть друг у друга. Я очень часто рассуждала, за что такой, как мне, девочке и такие невероятные люди рядом. Мне казалось, что в эту дружбу, как и в любую другую потенциальную, я не могла принести ничего, кроме проблем и переживаний. Ответ нашелся совсем недавно — мне не нужно было быть самой интересной, самой-самой из всех самых-самых, чтобы люди меня любили. Просто так, за то, что я есть. Ведь и я их любила просто так. И почему до меня не могло дойти этого раньше? Сообщение было прочитано всеми участниками беседы в телеграмме сразу же, как только я его отправила. Я листаю историю беседы за эти восемь дней вверх — ни одного упоминания обо мне, кроме сообщения от Яны, которая написала всем остальным, что я попала в больницу. Думаю, они обсуждали это лично, и как хорошо, что я никогда не услышу этих обсуждений и не увижу переписок. «Слава богу, мы дружно уже пересрались» — получаю я в ответ от Андрея. Нас вообще-то было пятеро: я, Яна, Кристина, Андрей и Никита. Мы положили друг на друга глаз еще во время поступления в вуз, а это целых девять лет назад. Но общая дружба случилась, когда Яна с Андреем играли в ВУЗовсвком КВНе, а мы с Никитой, оказавшись в одной группе, после очередной КВНовсвкой игры, поехали к ребятам в общагу пить текилу. Кристина была старостой своего этажа в общежитии, и пока мы, молодые и беспечные, распивали в казенных стенах, Кристина заложила нас коменданту. С тех пор мы и стали сначала закадычными товарищами, а потом и близкими друзьями. Прошло почти четыре года с выпуска, а наша беседа, созданная в конце первого курса нашего обучения, все еще жива. Я захожу в квартиру, медленно скидывая с себя обувь. Слева, со стороны кухни, чувствуется легкий ветерок. Видимо тот, кто заботливо наводил тут порядок, не закрыл окно. Я направляюсь к источнику сквозняка, но по пути останавливаюсь у двери в ванную комнату. Ничего не защемило у меня в груди, и я включаю свет, открывая белую дверь. Внутри, как после самого затяжного ремонта, пахло краской, свежим деревом и какими-то средствами для уборки. Но никаких изменений, кроме новой шторки для душа, не было, а запах, раздражающе влияющий на слизистую носа, должен был стереть из моих воспоминаний, как я совсем недавно вскрывала в этой ванной вены. Следы от глубоких порезов, что не стали еще шрамами, зазудели на моих руках. От локтевого сгиба до косточки на запястье. Мне захотелось расчесать руки изнутри, настолько мои воспоминания проснулись в моем воображении. Монотонно трясу головой, отмахиваясь от собственных мыслей. Я прохожу на кухню, закрываю окно. Вокруг была чистота, как в отеле, или как в новенькой съемной квартире. — Ну че ты, — слышу я из трубки телефона, которую поднимаю сразу же, как вижу имя на экране. — надеюсь, клининг норм помыл квартиру, — рассуждает Яна. На том конце звонка, на заднем фоне слышу какую-то возню. — вообще я говорила, надо было Андрюху посылать на уборку. — слышу на фоне возмущенное «Эй!» и хитрый смех подруги. Невольно улыбаюсь, аккуратно присаживаясь за кухонный стол. Почему то радость от звонка попеременно меняется с чувством стыда. — Все супер, — отвечаю я. — лучше, чем если бы мыл полы Андрей. — Обидно так то, — телефон перехватывает друг, пока Яна все еще хихикает на фоне. — мы в двадцати семи минутах езды от тебя, — слышу я. В груди резко сжимается ком. — так что сильно не кисни, мы скоро будем! — Будешь перемывать полы за клинингом? — отшучиваюсь я, пока в груди разливается страх, вперемешку с тревогой и стыдом. Потрясающий коктейль. — У тебя не получится отшутится! — слышу в ответ я. — мы едем с разведкой твоего настроения, подруга, так что сильно не расслабляйся! — я не успеваю ответить, как он скидывает звонок. Я очень хочу верить в то, что ребята шутят, и не едут ко мне прямо сейчас. Основная проблема моих переживаний в том, что я до сих пор не знаю, кто нашел меня в этой злополучной ванной десять дней назад. Кто вскрыл дверь? Кто вызывал скорую? Я не помню ничего после того момента, как я вытащила из ящика в ванной острый косметический нож. Память отшибло напрочь, и, если это кто-то из ребят, то смотреть им в глаза будет в шесть раз сложнее. Я всегда была совестливой, и мало того, что они в курсе моих закидонов, так если кто-то из них меня вытаскивал, то это косяк на сто баллов из десяти возможных. В голове вертелись всевозможные развития сценариев, пока я вертелась из комнаты в комнату, наворачивая круги. Я успела проиграть даже самые плохие развилки нашей встречи, подготовить штатные ответы на возможные вопросы. В конечном итоге меня вымотало это настолько, что я подумала о том, что все, к чему я так усердно готовлюсь — может и никогда не случится. Звонок в дверь раздается ожидаемо. Я подскакиваю с дивана, на котором обмякла от усталости пару минут назад. Перед тем, как подойти к двери, смотрю на себя в зеркало: опускаю рукава белого лонгслива прямо до середины ладони, заправляю выбившиеся прядки волос за уши. Почему перед встречей с близкими, которые никогда не осуждали меня, так вдруг стало тревожно? — Приветик, — я давлю улыбку изо всех сил, открывая дверь перед ребятами. Получается так себе, я вижу по реакции Андрея и Яны. Не подавая вида, запускаю друзей в квартиру, закрывая дверь на замок. — Че как ты? — слышу я от друга, когда мы заходим на кухню. Он лихо ставит два пакета из магазина на кухонный стол. — улыбаешься так себе. — Да все в порядке, — отвечаю я, хотя понимаю, что мое напряжение очевидно считывается. — не понимаю даже, зачем вам было приезжать сегодня. — Вер, — Яна не сдерживается, подходит ко мне, придерживая за плечи. В ее взгляде, в целом, я вижу все. — я настояла приехать, потому что, — она пытается подобрать слова, но это ни к чему абсолютно. — потому что очень переживала, хоть и не должна была сейчас этого говорить, но говорю. — Яна хочет сказать, что мы все нехило пересрались за тебя, после того, как вскрывали твою хату из-за жалоб соседей, что ты их топишь, — в разговор вклинивается Андрей. Я чувствую, как провалюсь под землю сейчас. — без осуждений, подруга, но делать вид, что ничего не произошло тоже такое себе, поэтому мы приехали поговорить и сказать, что все понимаем, но определенно напуганы. Андрей всегда отличался умением разложить факты так, чтобы было и понятно, и не обидно. И все сказанное им было действительностью. Но если так размыслить, то так мне и надо было. Чувство стыда новой волной накрывало меня прямо с головой. Хотелось сорваться и убежать, спрятаться под одеяло и громко закричать. Но детская позиция быстро сменяется взрослой. — Мне очень стыдно, ребят, — голос дрогнул, а улыбка с лица исчезла уже давно. — я не хотела, чтобы все получилось так, — со стороны я уже ввинтила себя в пол, дабы спрятаться. — я сорвалась, и это не должно было никого задеть. — Все хорошо, — Яна прижимает меня к себе, я машинально обнимаю е в ответ. — просто если тебе нужна помощь, то ты говори, — ее успокаивающий шепот снимает половину тревоги, забившейся у меня в груди. — мы же рядом, всегда рядом друг с другом. Я бы заплакала, но действия таблеток давит сильнее слез. Мы обнимаемся втроем, стоя на моей кухне. Потом Яна помогает разобрать вещи, пока Андрей чистит картошку к нашему сегодняшнему ужину. Ребята отменили все свои дела, чтобы в этот вечер отметить мою очередную новую главу жизни. К шести вечера подтянулись Кристина с Никитой, последний захватил бутылку вина к столу. Я чувствовала, как что-то теплое разливается по всему телу, когда мы смеемся с очередной общей шутки. Вечер проходит складно, и будто не было этого тревожного диалога днем. Будто никто не переживал за меня, а я не совершала глупостей. На следующий день было запланирована встреча с Лерой. Это совершенно другая сторона моей жизни, противоположная той, что открылась вчера вечером в моей квартире. С Лерой мы были друзьями не так давно, как с ребятами, но были достаточно близки, чтобы считать совместный досуг чем -то необходимым. Мы познакомились в мой четвертый отъезд в ребуху. Это где-то три, или, может, больше, года назад. Она была там по не менее грустной причине — передоза, случившегося после окончания одних болезненных отношений. Найдя общий язык, мы стали общаться после того, как вышли с психушки. Наши взаимоотношения — огонь и вода воплоти. Познакомив ее с ребятами, я поняла, что срастись в одну компанию мы не сможем — она была чересчур импульсивней, чем я. Но и отказываться от такого приятельства, по честному, не хотелось. К тому же, наши встречи шли параллельно нарастающему пиздецу в наших жизнях. Мы обе знали, что такое «тонуть» и «обнуляться». «Подъедь к офису, я закончу дела и рванем в тц» — гласило сообщение от Леры. Я уже десять минут, набрав в ответ сообщение, что жду ее, сидела на скамейке, закинув ногу на ногу. По планам было пройтись по магазинам, дабы присмотреть что-то для Лериного отпуска, который, по ее словам, уже вот-вот, но основной целью было, конечно, обмусолить произошедшее. Так уж повелось, что с Лерой разбор полетов был по-жестче, и если ребята старались делать это реже и по факту, то подруга считала просто необходимым пинать и тащить меня из этого болота. Мне было приятно, что она понимала минимально как качается моя психика, но ёмко и понятно давала мне пиздюлей. Я шумно вздыхаю, когда время ожидания доходит до двадцати минут. Могла бы и сказать, что дела затянуться надолго, и я подъехала бы позже назначенного времени. «Лера, давай втопи — туфли разберут» — печатаю и отправляю. В это же мгновение дверь, ведущая в главный вход небольшого офисного здания, открывается, и я слышу заливистый смех своей приятельницы. Она выходила в компании двух молодых, или не очень молодых, мужчин. Теперь то понятно что у нее за дела. Я начинаю генерировать в голове возможные шуточки, дабы подколоть ее в нашем последующем разговоре. — Ой, так вон она! — слышу, как Лера обозначает мое присутствие. Я лениво стаю со скамьи, размахивая рукой. Компания подходит ко мне ближе. — ты чего не написала, что уже приехала? — Ты че, угараешь? — парирую я. Не обращая внимания на Лериных спутников, мы приветственно обнимаем друг друга. — мои сообщения для тебя спам-рассылка? — Познакомься, — я отрываюсь от подруги, пока она представляет мне своих приятелей. Или они не приятели? — это Сергей, а это… — Глеб?.. — вырывается из меня, и я моментально переношусь воспоминаниями на ту веранду в ребухе, когда я переколотая успокоительными, удачно втерлась к нему в доверие.