Отче наш

       — Илья, проснись. Ребено-ок…       Парень в начале и не понял, услышал он голос Николы во сне или в реальности. Его состояние походило на температурный бред: сознание было затуманенным, все тело ломило, и просыпаться не хотелось вовсе. Голос Нико и запах Нико были так близки и так осязаемы, что было наплевать, чувствовал ли это Илья в бреду, или альфа пришел взаправду. С присутствием Нико появилось и заметное расслабление.        Если бы Осипов мог размышлять, он бы в сотый раз вернулся к обдумыванию своих принципов. Он ненавидел проводить с кем-то течки. Дело было не в половом контакте, которого у Ильи не случалось вовсе, а в уязвимом состоянии. Благо, им никогда не пользовались, а немногочисленные течки Осипов проводил то с родителями, то со своей бывшей девушкой-омегой; и в том и в другом случае рядом с Ильей находился тот, кто понимал то, что он чувствует, и мог помочь. Но с альфой? Упаси бог. Илья страшился этого, как огня.        Но момент все-таки пришел, а Илья все-таки не мог размышлять, слишком вовлеченный в сладкую запудренную негу, потому не волновался за свою безопасность и положение. Заботу об этом в свои руки пришлось взять Нико.        Вот уж не думал Никола, что однажды ему придется помогать тиммейту с чем-то подобным. Как и омеги, с которыми Илья проводил свои течки, он хорошо знал о том, как облегчить возбужденное состояние омежьего организма. Даже слишком хорошо. Но если Саре Нико помогал одним образом, с Ильей нужно было обходиться иначе, потому что: 1. Илья был несовершеннолетним и не давал согласия ни на какие действия. 2. Кроме истинного у Нико была еще и любимая девушка, измена которой равнялась с убийством собственного достоинства.        Потому действовал Нико максимально осторожно, приподнимая Илью с дивана. От одного взгляда на него сжималось сердце. Нико откинул со лба Ильи несколько влажных прядей, чтобы открыть для своего взора лицо, искривленное муками. Одним движением большого пальца мужчине удалось разгладить глубокую морщину меж сведенных аккуратных бровок.        Будить Илью пришлось вновь Саре: её не было в бредовых галлюцинациях, и парень наконец-то различил грани реальностей, после чего все-таки пришлось открыть слипшиеся глаза. Зачем его звали?        Первое, что увидел Илья — лицо Нико. Первое, что он сказал:        — А-альфа…

***

       Сара поспешно удалилась из комнаты, перед этим оставив на журнальном столике грелку для облегчения спазмов в животе, пару сухих полотенец и травяной чай в маленькой кружечке, который Нико сразу же протянул Илье, чтобы тот смочил горло и немного помолчал. На глазах выходящей Сары блестели слезы. Нико понимал, что одним ночным разговором он не обойдется.        Когда за девушкой закрылась дверь, Ковач прошептал:        — Альфа здесь. Альфа рядом, малыш. Можешь сделать еще пару глотков чая для меня?        Илья моргал медленно, и все его попытки разобрать чужую речь разбивались со звоном в ушах. Парень слышал только «Альфа», и его губы вторили:        — Альфа… Альфа…        Раздался тяжелый, удивленный вздох — реакция Нико на внезапную активность Ильи; тот, скуля, вдруг забрался к мужчине на колени и повел себя ровно как котенок, который, услышав шум воды, со страхом забрался хозяину на самую макушку.        — Тише… Я понимаю, что тебе жарко и плохо. Я здесь, я никуда не ухожу. Тебе нужно уткнуться мне в шею носом — мой запах поможет справиться со спазмами. Оторвись от меня хоть на секунду, дай приложить к тебе грелку. Илья!        Нико не был уверен, что Илья мог разобрать его речь в таком состоянии, и, уделив секунду на раздумья, все-таки решился взять подростка за шею и прижать его к себе носом. Другой рукой он взял грелку и сунул её между двух тел. Теперь к жару Ильи добавился жар от горячей воды, но никто не жаловался, ведь Осипов наконец-то успокоился и притих, только раз в пару минут из его уст вырывались непонятные фразы на русском, из которых Нико понимал только «Альфа, пожалуйста» — первое слово, созвучное на практически всех языках, вкупе со вторым, значение которого Нико выучил, изучая язык специально для общения с омегой, заставлял щеки мужчины гореть жарким пламенем.       Это было жарко, влажно, смущающе, и Нико был очень взволнован. Илья за полчаса мучений промок насквозь. Ковач знал: ему не стоило и пальцем прикасаться к парню, для которого каждый контакт, даже малейший, ощущался разрядом тока, и в итоге решил стать живой подушкой. Монеси в него ныл и хныкал, Монеси терся об него, сжимая дрожащие бедра, а Ковач только утирал подростку пот со лба и гладил его между лопаток, напевая детскую сербскую песенку себе под нос.        От этого мутило сильнее, чем от их взаимодействий. Никола знал, что против природы он пойти не сможет, и что в итоге его рано или поздно прибьет к Илье течением. Юному, совсем зеленому Илье, которого все в команде зовут маленьким победителем. Ещё и Сара…        Когда Ковач ночью сообщил своей девушке о том, что его тиммейт — его истинный, и подтвердил ее догадки, тянущиеся грузом уже кучу месяцев, он уже знал итог, но не хотел его принимать.        А Саре было еще труднее. Она замечала странности и до этого: первым делом изменился запах Нико, который не просто перебился, а смешался с омежьей кислинкой. Потом девушка стала замечать взаимоотношения её парня и его юного сокомандника. Когда Ковач привел Илью к ним домой, глядя на Сару таким щенячьим виноватым взглядом, словно он тапки сгрыз, Сара в абсолютном смятении промолчала, не подав виду, и продолжала молчать до последнего, потому что знала, что виноватых не было. Потому что не могла винить Илью, который, неосознанно отзеркаливая мимику Нико, смотрел на нее таким же убитым взглядом щенка там, в аэропорту.        И новость, вываленная на Сару, не удивила, но озадачила. Появились вопросы: как быть? Как им продолжать любить друг друга, как продолжать поддерживать отношения, когда истинное счастье Нико ходит за ним хвостом и смотрит на него так, что время замирает? Как не ревновать своего парня к малолетке? Как жить, зная, что запах листвы, отпечатанный на подушках вашей общей кровати, идеально сочетается с запахом подростка, но никак не с запахом Сары? Она не знала.        Мольбы Монеси, изломленные брови, тихое «альфа!» и «альфа здесь» в ответ развеяли все вопросы, и Сара щелкнула застежкой чемодана, чтобы наполнить его воспоминаниями, а после забрать их с собой в бездушный номер отеля.        На один вопрос ответ она все же получила, и это был тот самый вопрос, который был произнесен судорожно, сквозь сжатые губы, словно в боязни. Может, Нико любил Монеси не так, как её, может, это была не влюбленность, может, даже не симпатия, и в ответ на «ты любишь его?» Нико мог сказать «нет» и не соврать, хоть и не сделал этого. Отвел тему, как ребенка за ручку подальше от дороги.        Но на вопрос: «ты полюбишь его?»        Ответ был бы «да» — тот самый, о котором Илья может только мечтать. Только вот об этом, кроме Сары, пока никто не знает.