Dear Y.

— Знаешь, гэ, — Цзин Юань задумчиво приподнялся на локтях, снизу глядя на своего возлюбленного. — Когда я был младше, я ревновал тебя к Дань Фэну. — А-Юань… — Мужчина гневно блеснул глазами. — Ради Ланя, ты не мог выбрать более подходящего момента, чтобы это сказать? Его щеки полыхали, капли пота стекали по обнаженной груди, а с губ то и дело срывались обрывистые стоны, когда язык парня был занят более приятными вещами, чем пустая болтовня. Рука кузнеца потянулась вниз, намереваясь насильно вернуть белокурую голову к прежнему занятию, но куда ему было тягаться с отточенными рефлексами мечника, с мягким смехом уклонившегося от этого движения. Чужие ладони лишь сильнее сжали крепкие бедра, усыпанные свежими засосами, разводя их еще шире. Словно дразня, он наклонился ниже, едва ощутимо касаясь головки губами. — Я ведь серьезно, — Спускаясь, он начал вести дорожку из влажных поцелуев, языком обводя каждую венку и чувствуя пульсацию. Мельком дотронувшись до напряженной мошонки, он остановился у сжатого сфинктера, обдавая его горячим дыханием, но не двигаясь с места. — Вспомнил об этом, когда увидел вас вместе во время битвы с борисинцами. Один из них собирался напасть на тебя со спины, а я был слишком далеко, пытаясь пробить их оборону с тыла. Повезло, что Дань Фэн оказался поблизости. — Цзин Юань, — Инсин все-таки схватил его за белокурые волосы, мягким, но настойчивым движением поднимая вверх, чтобы встретиться с мутными золотыми глазами, покрытыми пеленой тоскливой задумчивости и нескрываемого чувства вины. Несмотря на свой изнывающий вид, кузнец говорил серьезно и твердо, пытаясь как можно лучше донести свою мысль. — Никогда не ставь ни меня, ни остальных членов Заоблачного квинтета выше миссии. Наша главная цель — защищать, а не защищаться. В битве с борисинцами ты действовал согласно стратегии и здравому смыслу, как и должен был. Если бы ты отвлекся, это могло стоить нам победы и тысячи невинных жизней. — Да, я понимаю… — Он поджал губы, стараясь убедить себя в правильности слов ремесленника. Спустя пару секунд внутренней борьбы мечник внезапно втянул его в поцелуй, полный такого отчаяния и одновременно смирения, что кузнец зажмурился от нахлынувших чувств. Цзин Юань словно извинялся за то, что никогда не сможет пожертвовать всем ради Инсина — несмотря на то, что хочет это сделать — потому что таков был путь, который они впятером избрали: вверить свои жизни защите Сяньчжоу. Брюнет мог лишь успокаивающе поглаживать чужой затылок. Ему было нечего сказать. Он старался не думать о том, что однажды перед ним может встать выбор между Цзин Юанем и судьбой Сяньчжоу, потому что сам не до конца верил, что последует своим словам… Если из них пятерых кто-то и мог не только понять цену, но и заплатить ее, то это Цзин Юань, даже если сам он в этом уверен не был. Лейтенант разорвал поцелуй, утыкаясь лбом в бледную грудь и пытаясь отдышаться. Его руки плавно скользили вверх и вниз по бедрам, лаская чувствительную кожу. — На чем я остановился? — И вот так, он переключился. Инсин не удивился такому резкому скачку от возбуждения до меланхолии и обратно. С их жизнью по-другому и не может быть: никогда не знаешь, какое задание станет последним, а времени не так много, чтобы зацикливаться на одной эмоции. — Говоря про Дань Фэна… Ремесленник почувствовал влажный поцелуй чуть выше сфинктера, из-за чего член дернулся в предвкушении, поблескивая предэякулятом на головке. — Скажи честно, гэ, ты не хотел бы, чтобы на моем месте сейчас оказался Верховный старейшина? Я слышал, у драконов длинные и раздвоенные языки, — Между каждым словом он еле ощутимо облизывал вход и зону около него, заставляя пальцы на ногах поджиматься, а сердце работать быстрее. — Представь, он бы смог раздвинуть твои стенки и подготовить к себе одним лишь языком, зарываясь им глубоко внутрь… Может, член у него тоже двойной? — Не знаю насчет Дань Фэна, но тебе язык точно надо укоротить, — Инсин раздраженно смотрит на него сверху вниз, сжимая чужую дурную голову меж своих бедер в качестве угрозы. — Если ты не прекратишь говорить о нашем дражайшем друге, я потеряю всякое возбуждение. — Именно то, что я хотел услышать, — Цзин Юань мягко рассмеялся, без особых усилий обратно раздвигая крепкие бедра и, наконец, запуская язык во влажный вход.

***

— Я бы хотел стать генералом-арбитром, — Мечник мечтательно размышлял вслух, перебирая длинные черные волосы лежавшего у него на груди возлюбленного. — На это может уйти сотни лет, но… кто знает, вдруг и правда получится. — А вы не мелочитесь в своих желаниях, лейтенант, — Инсин по-доброму усмехнулся, прислушиваясь к ровному сердцебиению, настойчиво утягивающему его в сон. Слишком расслабившись, неосознанно добавил: — Жаль, что я этого не увижу. Движения резко прекратились, а сам кузнец почувствовал, как напряглись мышцы под ним. Весь Цзин Юань словно замер и одеревенел, подавая признаки жизни только через часто бьющееся сердце. Ремесленник прикусил губу, жалея о сказанном. Иногда он забывал, что для долгоживущих видов смерть — явление туманное и далекое, как неизведанные планеты. Так же, как Цзин Юань забывал — или не хотел помнить — о том, что жизнь Инсина исчисляется в десятилетиях, а не веках. Но мог ли сам Инсин хоть на секунду выкинуть из головы ограниченность своего существования, особенно встречаясь с мечником? Никогда. Он часто порывался обсудить это с возлюбленным, но… — Гэ, ты хотел бы стать бессмертным? — Голос был тихий и неуверенный. — Нет, — Возможно, ответ прозвучал слишком резко, но Инсин сразу хотел дать понять свое отношение к этому вопросу. Он приподнялся на локтях, уверенно заглядывая в печальные янтарные глаза. — Я лучше покину этот мир в огне, чем буду жить до скончания времён. И пусть все на Сяньчжоу знают, что краткий миг моей жизни более ценен, чем их бесконечное и бессмысленное существование. Цзин Юань вновь поджимает губы, молча отворачиваясь в сторону окна. Кузнец тяжело вздыхает. Именно поэтому он никогда не поднимал тему смерти в разговорах с парнем — тот просто отказывался принимать тот факт, что в один день Инсин его покинет, а ему придется жить дальше с этой ношей. Возможно, еще не время. Возможно, однажды он его поймет. Возможно, признает за данность. Ему придется смириться. — А-Юань, — Ремесленник взял его за подбородок, настойчиво поворачивая лицом к себе. Его губы нежно дотронулись до кончика носа, потом родинки под левым глазом, мазнули по щеке, задержались на скуле, и еще, еще, еще. Он осыпал чужое лицо короткими поцелуями, щекотавшими кожу, из-за чего лейтенант не смог долго оставаться обиженным, в итоге сдавшись под напором нежности и негромко рассмеявшись. Его широкие ладони обхватили обнаженную талию, прижимая к себе в объятиях, а сам он приподнялся чуть выше, захватывая и без того припухшие губы Инсина в страстном поцелуе. Они полежали так еще пару минут, увлеченные лишь друг другом, прежде чем брюнет медленно отстранился. Неожиданно Цзин Юань схватил его за ладонь, поднося ближе к своему лицу и внимательно осматривая. — Инсин, давно хотел спросить. Эти едва заметные следы… Это шрамы? — Большим пальцем он поглаживал бледные светлые полосы, слишком часто встречающиеся на чужой коже. Их было сложно заметить, не приглядываясь почти впритык, однако их было довольно много для простого ремесленника. — А, это, — Инсин неловко замялся, сжимая ладонь в кулак. — В начале своего пути я был слишком одержим кузнечным делом, из-за чего частенько пренебрегал техникой безопасности. Но и ходить со шрамами гордость мне не позволяла: как я мог доказать окружающим совершенство своих умений, если на руках красовались такие несовершенные последствия ошибок? Знал бы ты, сколько мазей я испробовал, чтобы убрать результаты своей пылкости… Не полностью, но частично мне это удалось. Сейчас, наверное, жалею. Опыт есть опыт, даже негативный. От прошлого не убежать. — Инсин-гэ… — Цзин Юань замолчал, рассматривая шрамы с еще большей сосредоточенностью. Спустя пару секунд размышлений он поднес чужую руку к своим губам, невесомо целуя и не останавливаясь, пока не коснулся таким образом каждого выцветшего рубца, после чего прижался щекой к ладони, горячо прошептав: — Я позабочусь о том, чтобы все последующие пятна на твоем теле были лишь от моего рта. — Ради Ланя, умеешь же ты испортить момент, — Инсин искренне рассмеялся с такого мило-глупого заявления своего возлюбленного, пряча покрасневшее лицо в широкой груди. На пальцах все еще ощущались поцелуи-бабочки, а внутри разлилось приятное тепло. Несколько мгновений он витал в своих мыслях, наслаждаясь моментом, после чего вновь приподнялся на локтях и уперся своим лбом в лоб Цзин Юаня. Не разрывая зрительного контакта и дыша одним воздухом на двоих, он тихо сказал: — А-Юань… Не хочешь жить вместе? После этого Инсин несколько недель был вынужден ходить в плотной закрытой одежде, прикрывая последствия согласия Цзин Юаня.