Amarant.

Comme dans le satin Le feu sacré s'éteint Demain quel sera notre sort Nos corps se plairont-ils encore ?

      Мастер не мог сказать наверняка в какой момент встречи с немецким профессором, вдохновителем и просто приятным собеседником начали откликаться в сердце сладким, тянущим чувством нежности. Будь то неспешные прогулки по погрязшим в строительстве улочкам Москвы или тихие беседы при свечах с бокалом терпкого красного — все контрасты пересечений сливались в одной точке под названием сердце. Писателя бросало то в жар, то в холод стоило Воланду лишь слегка коснуться его руки, растягивая губы в утопающей в тени комнаты улыбке.        Его книжный Дьявол, воплощение греха и олицетворение контраста, что читался во всём его образе в главенстве своём отражаясь в разноцветных, нечеловеческих глазах. Человек и мечтать не смел о том, что однажды сможет завоевать его интерес не исписанными корявым почерком листами, а самим собой. Близость казалась чем-то непостижимым, противоестественным, но желанным до сжатых ладоней в кулак и удовлетворением похоти собственноручно.       Его Дьявол манил, сперва подбирая слова с деланной осторожностью, а после, не жалея, мог ранить одной фразой, отстраняясь и не приходя на вечерние встречи. Вёл себя словно большой сытый кот, который всё не может наиграться с потрепанной издыхающей по воле злой судьбы мышью.       Внутри всё перевернулось, когда в пьяном мареве писатель разглядел приближающейся силуэт. Но страх быстро уступил неприкрытому удивлению, когда Мастер узнал своего ночного гостя, что бесстыдно уселся на его колени, обвивая изящными руками шею писателя. В нос ударил запах ладана. Плавно проведя подрагивающими от возбуждения ладонями от коленей профессора выше, Мастер шумно выдохнул уткнувшись ему в ключицы. Пальцы ловко расстегнули ширинку безбожно измятых дорогих брюк и оттягивая исподнее писатель вместо ожидаемой горячей твёрдости чужого возбуждения, наткнулся на нежную безволосоть мягких и влажных половых губ. Воланд, ловя удивлённый взгляд писателя лишь томно потянулся к нему, сперва игриво прикусывая шею, а после зализывая покраснения упругим раздвоенным языком. — Вы ведь не думали, что Дьявол будет придерживаться ваших людских стереотипов? — Пророкотала сама Тьма над ухом.       Мастер, сбиваясь с последовательности, расстегивал мелкие пуговицы приятной на ощупь чёрной рубашки профессора, оголяя словно подсвеченную лунным светом бледную кожу. Лёгкими поцелуями писатель покрывал каждую родинку, что звёздной россыпью открылись перед его взглядом. Воланд, запрокинув голову назад, почти скулил от нахлынувшего возбуждения, рвано потираясь промежностью о бедро Мастера. Ткань, пропитанная смазкой, неприятно липла к коже, и стоило Дьяволу лишь щёлкнуть когтистыми пальцами, в мгновение оказалась на полу. Писатель, жадно оглядывая гибкое поблескивающее тело Воланда, резко перевернул его на диван, укладывая на спину. Красные, зацелованные губы Воланда изломились в улыбке, когда Мастер сперва вжался лицом во внутреннюю сторону его бедра, а после стал покрывать его поцелуями, поднимаясь всё выше.       Когда язык писателя коснулся сочащейся терпкой смазкой промежности, Воланд с хрустом выгнулся грудью вперёд, не сдерживая протяжный громкий стон, расслаблено опускаясь обратно. Ласкали его мастерски, очерчивая руками линии поясницы и выпирающих тазовых косточек, заставляя клитор ныть от сладкой истомы, отчего жар внутри сжимался. Запустив пальцы в волосы Мастера, Воланд ненавязчиво направлял его движения. Разноцветные глаза полыхнули огнём, когда к ласкающему наружность языку, прибавились пальцы мягко растягивающие Воланда изнутри. — Возьмите же меня, mein Meister! — Находясь почти на грани прохрипел Сатана.       Венка его на лбу билась жизнью, а раскрасневшиеся скулы вызвали у Мастера прилив щемящей нежности к существу, что находилось под ним. Писатель с осторожностью, едва сдерживая себя от резких движений, плавно вошёл в пылающее возбуждением податливое тело. Зажавшийся с непривычки, Воланд приносил Мастеру едва ощутимый дискомфорт при движении, но и он в скором перестал так ощущаться, когда партнёры нашли общий, удовлетворяющий друг друга ритм.       Писатель, вжимающий в диван саму Тьму, жадно сцеловывал с его губ стоны и изредко срывающийся слова на неизвестном языке. Хоть он их не понимал, но с точностью был уверен, что ничего плохого они в себе не несли, ведь сказаны были с такой нежностью, которую могло испытывать только существо неземное. Воланда хотелось обнять, укрыть от всей мирской суеты и боли, испытываемой после падения. Одного только взгляда хватило, чтобы Мастер, не выходя из жара, сменил позицию и сам оказался вжатым в диван. И он стократно пожалел, что не сделал этого сразу. Восседающий на нём Воланд вызывал восхищение и трепет возбуждённого человеческого тела ведь пред его взором во всей красе предстали плавные изгибы талии, широкие плечи, ничуть не выпирающая грудь с бледными сосками и яркий росчерк губ. Такого Воланда хотелось воспевать, не походившего ни на мужчину ни на женщину, ведь тем или иным в сущности своей он и не являлся. Прикрывая глаза от нахлынувшего удовольствия, Мастер позволил задыхающемуся от жгучего желания разрядки Воланду задать свой темп. Писатель властно поглаживал, сжимал и царапал бёдра Дьявола, иногда поднимаясь выше к плоскому животу и чуть выпирающим рёбрам. Изнывая от сладкой истомы, с полурычащим стоном сама Тьма опустилась на него в последний раз, плотно сжимая спазмами член внутри себя. Мастер не в силах себя сдержать с дрожью по всему телу и до неприличия громким стоном излился в пылающее нутро. Опустившись на грудь своего Мастера и даря ему полный нежности целомудренный поцелуй, Воланд с заметной неохотой неловко слез с разморенного оргазмом тела. Вид стройных ног со стекающей по ней смазкой вперемешку со спермой заворожили писателя своей нежной порочностью. Воланд же, ловя полный восхищения взгляд Мастера, с загадочным блеском разноцветных глаз, осторожно положил ладонь туда, где зарождалась неразрывная связь писателя со своим Дьяволом.