And what you take, you'll take it for storing The bitter snow The winter you know Feeble today, just like the seedlings Sleeping in the fold But one day, you'll grow «The Fold» — Wickerbird
Солнце медленно поднималось из-за равнины, обращая в бегство и мрак, и мглу, и стремились прочь длинные тени. Копыта путались в утреннем тумане, скользя по изморози припадшего к земле грязного золота трав. Щёки целовал ветер. Вдали высилась корона Белых Гор, у которой досматривал последние сны спокойный и мирный Альдбург. Топор болтался на верной Мерелисс некоторым напоминанием. Впрочем, у Соррун проблем с памятью не было, как таковых. Это не помешало Эомеру, когда остановились в лиге от их с Эовин родины, бодро подъехать и тяжело похлопать по спине. — Эльфов, Соррун, — сказал он, ухмыляясь со всей строгостью старшего брата, — отгоняй от неё, ясно? — Они не будут за нами ухаживать! — возмутилась Эовин. — Это же эльфы! — Вот именно, — покивала Соррун. — Они же древние, милорд. — А если бес в ребро? — прищурился Эомер. — Нет, такой подход никуда не годится. Я сейчас передумаю. — Окстись, — рассмеявшись, похлопал по плечу своего кузена Теодред. — Если что-нибудь случится с кем-нибудь из наших леди, — он посерьёзнел, — это будет акт… ведущий к нарушению дипломатических отношений. — Разве Рохан ведёт дела с лориенскими эльфами? — скептически приподняла брови Соррун, упорно игнорируя какой-то слишком заинтересованный взгляд Эовин. О нет, они ещё и с Эомером переглянулись. — Мы продаём им коней, — спокойно ответил принц. — Не всегда, разумеется, поскольку спрос приходит нечасто, около одного раза в пятнадцать-двадцать лет. Известное дело, что эльфы — отшельники. Тем не менее, плохой крови между нами нет. Ко всему прочему, они тоже ненавидят орков. — Враг моего врага — мой друг, — понимающе кивнула Соррун. — Верно, — чуть улыбнулся Теодред. И обернулся на Эомера, — я возьму двух коней, ты знаешь где, в Истэмнете, в качестве подарка. Лучших, разумеется. Это будет более, чем справедливая оплата. И потом, леди Галадриэль и лорд Келеборн в любом случае не допустят, чтобы к нашим девам плохо отнеслись. — Но топор, — Эомер шутливо пригрозил Соррун кулаком, — ты держи поближе. Знаю я мою сестру, — Эовин громко возмутилась, — ей палец в рот не клади с тягой к приключениям. Спрашивать с тебя буду, если она во что-нибудь встрянет. — Милорд, — вяло возразила Соррун, — если Эовин во что-нибудь встрянет, могу поклясться, что встряну вместе с ней, — и сардонически оглядела свои руки в доспехах. — Собственно, я и уже. Она, между прочим, чуть не навернулась, спускаясь из окна по верёвке из простыней. Хорошо, что Теодред поймал. А кто-то, например, Эомер, стоял в стороне и не по-мужски хихикал, пока совершался целый подвиг. Соррун никогда не умела лазать по канату, а тут ещё и доспехи, и всякие рохирримы, и второй этаж, и холодно, и зачем это всё, и зря она про эльфов сказала. К счастью, от страха удалось неплохо проснуться, а потом стыд отогнал всякую возможную полудрёму на коне, поскольку плюхнулась Соррун на Теодреда со всей грацией мешка с картошкой, не вереща, чтобы Грима не проснулся, но успев очень неподобающе выругаться. Эовин и Эомер оба пополам от еле сдерживаемого хохота согнулись, негодяи. Никакого человеколюбия! — Что ты спину моей сестре прикроешь, я не сомневаюсь, — деланно фыркнул Эомер. Глаза у него улыбались. — Но поводья на ней натягивай. И вскоре помчался со своими эоредами в сторону Альдбурга, только и махнув рукой на прощание; все оставшиеся же пустились по своей дороге, обманчивой бесконечной, по правую руку от медленно расцветающей зари. Эомера и его отряд гонец из Эдораса должен был настичь в первую очередь; брат Эовин заявил за ужином, что перед долгим патрулём в несколько недель собирался преклонить колени перед могилами родителей. Далее, планировалось сообщить через гонца Гриме, что Эовин, якобы, вслух грезила о Гондоре, мечтая о возвышенных женихах нуменорского происхождения, значит, вестимо, и собралась именно туда со своей леди при дворе; куда же ей было ещё бежать? Значит, Грима, используя короля, послал бы рохирримов на запад, ближе к Хельмовой Пади, а не на восток, как обычно. Поскольку Эовин, большеглазая и румяная от радости, впитывала в себя свободу равнины, план Соррун изложил скакавший рядом Теодред. До него гонцу предстояло добираться долго, поскольку темп был более, чем бодрым, и потому что патруль Истэмнета начинался традиционно на Поле Келембранта, над Северными отмелями реки Андуин — так было заведено довольно давно. В древние времена ту территорию блюли эльфы, но страница той эпохи давно была перевёрнута. — Несколько поколений подряд мы начинаем патруль именно оттуда, — голос Теодреда не звенел, но струился, несмотря на бодрый темп лошадей, стремительно оставляющих позади Альдбург. — Нам не сложно… Любая равнина — наш дом. И хотя Поле Келембранта нам не принадлежит, мы на него не претендуем. — Почему? — полюбопытствовала Соррун. Несмотря на доспехи и шлем, она вполне неплохо чувствовала себя на лошади; хоть в чём-то практика ей помогла. И в уши ветер не дул, а это радовало. — Не вина эльфов в том, что их королевства редеют, — задумчиво проговорил Теодред. — Было время, они правили почти всем Средиземьем… кроме обителей зла, само собой разумеется. Разве не печальная у них участь? Они помнят те поля другими. И в далёкие годы их малые дети скакали по ним, распустив волосы. Теперь же эльфов редко увидишь за пределами волшебного леса. Прошла их пора. Но поскольку они помнят её рассвет, и свободу молодого мира… печально это. Вы не находите? — и бросил на неё взгляд. Но поскольку Теодред скакал между Соррун и восходившим солнцем, не удалось прочесть его выражение лица. — Мало что в этой жизни вечно, — ответила она, задумчиво вперившись в простиравшийся перед собой горизонт. — Боги вечны, — заметил Теодред. — А их творения — нет. И эльфы тому свидетели. — Но ведь они не умирают, — возразил принц. — Насколько мне известно, их удел — возвращение к тому вечному, откуда прибыли. — Они просто возвращаются иначе, чем мы, полагаю, — пожала плечами Соррун. — Может быть, — она прикусила губу. — Может быть… может быть, нам даже проще, чем им. — Почему вы так думаете? — с искренним недоумением поинтересовался Теодред. — Ведь мы, в отличие от них, не знаем, что нас ждёт после смерти. Возможно, что ничего. Пустота. — Или, — невольно улыбнулась Соррун, — что-то хорошее. Что-то доброе. Что-то, что… заставляло бы чувствовать, что жизнь была прожита не зря. Это не значит, — её голос налился силой, — что умирать стоит. Теодред усмехнулся, отворачиваясь. Его следующие слова поглотил ветер. — Что вы сказали? — погромче спросила Соррун. — Я говорю, — принц снова к ней обернулся. — Тех, кто любит жизнь, смерть не манит. — Любовь это, вообще, наверное, единственная вечность, которая действительно есть. — То есть? Соррун подумала об «Интерстелларе» и «Солярисе». — Потому что, — у неё почему-то запершило в горле, — настоящая любовь остаётся жить, даже когда нас самих уже нет. В осиротевших вещах, в опустевших домах… в руинах… в песнях… в чертах лица… Вы ведь унаследовали её от родителей, любивших друг друга. Любовь, значит, у вас в крови. И когда будут дети, они, рано или поздно, поскачут с ней дальше. Может, это и не утешение, но… — Утешения, леди Соррун, — несмотря на ветер и стук копыт казалось, что его голос отдаёт чем-то… чем-то… она не знала чем. Пришлось посмотреть на него. Крохотная улыбка смягчала его лицо, — не нужны, когда разговор идёт о таких простых вещах, как жизнь и смерть. Красота же смягчила ваш дискурс. И этого более, чем достаточно. — Милорд, вы же не собираетесь умирать? — брякнула Соррун, старательно прищурившись на своего собеседника. — Я? — искренне удивился Теодред. — Нет. Я ведь даже не женат! Соррун, поджав губы, снова уставилась на горизонт, отвернувшись. Сердце билось, как лапка кролика, нехорошо и нервно. Может быть, конечно, ему и не предстояло, но Соррун не помнила, не знала и даже не могла предположить, где по канону его сразили вражеские мечи. В Истэмнете? На западе Рохана? На востоке? Где Эомер нашёл его, умирающего? От незнания, точнее, от ужаса незнания, всё тело покрывалось недобрыми мурашками, и в ушах звенело, и даже подташнивало. Он ведь такой… такой хороший мужчина, чёрт возьми. Такой молодой, такой… воспитанный, и галантный, и благородный, и наблюдательный, и… и… да, красивый. Ему бы жить да жить. — Вас опечалил разговор о смерти, леди Соррун? — понимающе спросил принц. — Времена, — она замешкалась, — трудные. Теодред так слабо усмехнулся, что почти не удалось расслышать. — В нынешние времена вдов не так много, как обычно. Последняя неудачная для нас бойня случилась двенадцать лет назад, у Эмин Муиля. — В Истэмнете! — Несколько ниже. Именно поэтому пал мой дядя, лорд Эомунд, — Теодред повёл головой в сторону Эовин, скачущей на некотором отдалении от эоредов. — Эмин Муиль граничит с территорией Истфолда, миледи, вы перепутали. Соррун так сосредоточилась на своей мысленной карте Рохана, что не заострила внимания на обращении к себе, ранее не звучавшем. — Если вы беспокоитесь о своей безопасности, то поступаете резонно, — заметил Теодред, — но и я и мои воины… мы пойдём на смерть за вас и Эовин. — Лучше бы вы просто выжили, — буркнула Соррун, всё ещё пытаясь разобраться с мысленной географией Рохана. То ли нервы шалили, то ли внезапный топографический кретинизм развился, но она не могла понять: те здоровенные статуи аргонавтов, рядом с которыми по канону не стало Боромира, они, технически, находились на территории страны коневодов или нет? — Что? Ваши слова съел ветер, я не расслышал. — Я говорю, лучше вы бы просто выжили, милорд! — Вы в меня так слабо верите? — хохотнул он. — Нет! Я… я не это хотела сказать! Только не обижайтесь! — Соррун мысленно пнула себя за неумение сначала думать, потом говорить. — Просто, — она, сама того не зная, посмотрела на Теодреда очень, очень круглыми глазами, невольно пародируя Эовин, когда ей что-то о-о-очень было нужно. И ещё не вовремя грустная скрипка в голове заиграла. — Не умирайте, пожалуйста, ладно? Принц… смотрел на неё долго. И молча. Хвала богам, что хоть моргал. — Как скажете, миледи, — пробормотал, наконец, отворачиваясь. — Я… я серьёзно, между прочим! — Соррун от нервов даже сглотнула. — Времена нелёгкие! Жалко вас будет! — от дурацкой скрипки в голове даже захотелось немного повсхлипывать, но стоило держать себя в руках. — Вы же целую одну благородную леди не осчастливите, если умрёте! А я тогда не уеду за три девять земель с Эовин искать себе мужа!. — Да дался вам чужестранец, леди Соррун, — неловко, будто немного вымученно, рассмеялся Теодред, всё ещё упорно глядя в противоположную сторону. Слышно его было, впрочем, на этот раз, приемлемо. — А за кого мне в Рохане выходить прикажете? — искренне удивилась Соррун. — Здесь ведь женихов нет! — но, поскольку они с Эовин скакали с целой толпой эоредов, стоило уточнить. — Лишних, я имею в виду. Теодред, на этот раз, всё-таки обернулся. Смерил её каким-то… сложным взглядом. И, пробормотав что-то про Эовин, подался вбок на своём коне, отправившись вылавливать замечтавшуюся кузину. Мерелисс хотела было последовать за чужим скакуном, но Соррун предостерегающе дёрнула поводьями — не надо было «падать на хвост» мужчинам, ставившим точку в разговоре. Ко всему прочему, снова казалось, что язык каким-то образом умудрился обидеть принца. Но ведь Соррун ничего такого, или эдакого, ему не сказала. Дело, наверное, не во мне, — рассудила она в попытке облегчить свою совесть. — К тому же, кто знает, что у мужчин на уме. У них ведь своя логика. И потом, если и стоило беспокоиться, то о другом. О каноне, например. И о, так сказать, канонической смерти Теодреда. Если учесть, что Эовин, о которой грезил и бредил Грима, сбежала, советник не мог лично отправиться на её поиски, ведь он служил Саруману, а Саруман через него держал Рохан в том положении, которое ему было выгодно. Следовательно, Гриме было бы лучше отправить Эомера и Теодреда на непосредственные поиски, поскольку он знал, что близкие родственники принцессы ни в коем случае ей не навредят, и поскольку предполагал, что брат и кузен точно вернут беглянку домой. Значит, если Грима и планировал убрать сначала одного, потом, по возможности, другого, ему пришлось бы повременить с планами. Теодред и Эомер заслуженно являлись лучшими эоредами Рохана, в конце концов. Но имел ли Грима достаточно власти, чтобы уговорить Сарумана уменьшить количество посылаемых в Рохан орков, дунландцев и урук-хаев? Вот в чём был вопрос. Ради того, чтобы заполучить Эовин, Грима был готов на многое; оставалось посмотреть, хватало ли ему естественных качеств характера, чтобы сыграть на руку королевской троице. Возможно, сам слух о том, что Эовин бежала в сторону Гондора, уже спасал Теодреда, если по канону ему было суждено погибнуть в Истэмнете, ведь территория его патрулирования располагалась на северо-востоке, а путь в последнюю нуменорскую страну проходил через юго-запад. С другой стороны, примерно там Саруман и создавал своих урук-хаев; но бывшего белого мага вполне мог «перекрыть» и Грима. Более того, если Теодред по канону умирал от мечей «усовершенствованных орков» Изенгарда, то… возможно… его убивал тот самый отряд, посланный для поимки хоббитов. На этой мысли Соррун задержалась, поскольку она отозвалась в ней. Да… В таком случае, если бы Теодреда тоже послали на поиски Эовин, то он избежал бы тех урук-хаев. Но принц мог бы, в таком случае, найти и других, в непосредственной близи от Изенгарда. И тем не менее, Грима… Но советник ведь всего лишь являлся пешкой Сарумана. От усердных мыслей стало и тошно, и голодно. Соррун, посмотрев по сторонам, быстро нашла взглядом Теодреда и Эовин; они скакали вместе, на незначительном отдалении от эоредов, и о чём-то разговаривали. Судя по всему, никакой остановки для завтрака не планировалось. Соррун тяжело вздохнула. Противно было осознавать собственное бессилие перед грядущей чередой значительных событий. И есть хотелось.***
Ближе к полудню совершили одну недолгую остановку на берегу Энтавы, чтобы напоить лошадей и дать им соли, и чтобы немного размять ноги и отлучиться по зову природы. К тому моменту Соррун так устала в седле и так оголодала, что какие-либо мысли думались с большим трудом. Рядом плюхнулась Эовин. — У меня лепёшки есть, — громко шепнула она. — Давай пожуём немного? Соррун невольно оживилась. — А эореды не обидятся? — Да нет, — пожала плечами принцесса. — Во время таких долгих маршрутов, многие держат перекус при себе и что-то жуют в седле. Я, — она смущённо покраснела, — не смогла собрать нам много еды, но… до той стоянки, где полагается есть горячее у костра, ещё не близко… Я ужасно проголодалась! Составишь мне компанию? Пожалуйста? Не хочу, чтобы эореды на меня смотрели, как на глупенькую и жалкую. — Они на тебя вообще не смотрят, — заверила её Соррун, с благодарностью принимая лепёшку. Несмотря на то, что угощение было самым обычным, от голода и усталости, от чистого воздуха, от бесконечного простора, от воды из реки во фляге — она казалась самым вкусным хлебом, который Соррун когда-либо приходилось есть. После нескольких пережёванных кусков размытое мировосприятие несколько вернулось в фокус. Заморгав, Соррун обратила внимание на тихий смех некоторых эоредов, о чём-то перешучивающихся друг с другом; кони бродили между людей, с голодным любопытством выискивая себе траву получше; а Теодреда не было видно. — А где принц? — чуть привстала, нахмурившись, Соррун. — Умыться пошёл, — отмахнулась Эовин. — Традиция… мы после остановки пересечём вброд Энтаву чуть выше по руслу. Так вот, перед тем, как перейти, лидеру полагается умыться водой из реки и воздать ей честь. Река ведь выходит из самого Фангорна, а он, как известно, лес волшебный. — А-а-а. Понятно. Это… благословление, получается? Обряд? Традиция? На удачу, то есть? — Можно и так сказать. — Хм. И Соррун, спохватившись, выудила трубку. И наспех закурила. Стоило воспользоваться возможностью, в конце концов, так как не имелось никакого представления, когда эореды собирались останавливаться в следующий раз. — Почему, — вдруг заговорила Эовин после затянувшейся паузы, — ты думаешь, я не выйду замуж в Рохане? Соррун поперхнулась дымом и страшно закашлялась. Несколько осуждающе посмотрела на Эовин. — Извини, — неловко и слабо улыбнулась принцесса. — Но… мне правда интересно знать. — Не мог бы этот разговор подождать до Лориэна? Эовин упрямо помотала головой. — Я бы раньше спросила, правда, — вид у неё был виноватый, — но, пока Теодред и Эомер гостили в Медусельде, я почти всё время провела, уговаривая их, каждого по отдельности… и мы с тобой мало общались… и, — она потупила взгляд. — Услышав от Теодреда твою мысль, я не могла не спросить, почему ты так думаешь. Дурацкие сплетники! — в сердцах подумала Соррун. — Я думаю, — осторожно начала она, тщательно подбирая слова, — что… будь на примете в Рохане достойный тебя жених… ты уже была бы с ним помолвлена. Наверное. Разве нет? Эовин молчала. — Ты же сама мне, было дело, жаловалась, — стараясь не паниковать, добавила Соррун, — что тогда ты смогла бы ездить на поклон к его родителям, таким образом сбегая из Медусельда. — Верно, — со вздохом кивнула Эовин. Она удручённо обхватила свои ноги и уронила на колени голову. — Бойня в Эмин Муиле многих лордов напугала. Наши с Эомером родители были молоды… Отец погиб, мать слегла от тоски по нему… поэтому тех, кто постарше, принялись наскоро обручать. А ровесников у нас мало, и все, как назло, не наследники и не старшие дочери. Даже Теодред не помолвлен, несмотря на своё положение. Эомеру было бы проще найти жену, а он не торопится. Что же касается меня… я вообще не хочу выходить замуж. Когда-то мечталось, конечно… но… — Это было до Гримы, — догадалась Соррун. — Да, — Эовин дёрнула губами в слабой подобии улыбки. И помрачнела. — Если брак, это как жить с ним в одном доме… — Он паскуда, а не мужчина, — заявила Соррун. И запоздало удивилась собственной резкости. — Нельзя так относиться к женщинам. — Но ведь многие подобным образом себя и ведут, — совсем грустно возразила Эовин. — Я и говорю, паскуды, а не мужчины. В том же Альдбурге много счастливых браков. Я знала там, из-за работы на постоялом дворе, настоящих семьянинов, благороднейших мужей, души не чаявших в своих жёнах. — И что, их дамы сердца не потеряли свободу в браке? — Эовин не без иронии посмотрела на Соррун. Поскольку, как выяснилось, в присутствии королевской троицы следовало тщательно следить за словами, пришлось сначала, как следует, подумать над ответом. — В хорошем браке, — аккуратно заговорила Соррун, — как мне кажется… супруги… вдохновляют друг друга. Без уважения такого не достичь. Эовин задумчиво моргнула. — Вдохновляют друг друга, — пробормотала она. — Необязательно на что-то, ну, грандиозное, — спохватилась Соррун. И улыбнулась. — Но на то, чтобы жить достойно… чтобы радоваться каждому дню… думаю, да. А вдохновляют нас те, кого мы уважаем, не так ли? И… вдохновляем мы тех, кто нас уважает. Так и с дружбой! Ты, вон, такая смелая, такая славная! Можно сказать, в чём-то ты меня вдохновляешь! И я тебя очень, очень уважаю! Эовин рассмеялась, отпустив колени. — Это взаимно, — от широкой улыбки у неё снова появились прелестные ямочки на щеках. — Спасибо, — растерялась Соррун, чуть покраснев. — Не знаю, чем заслужила такую честь, но… — Рассказать тебе? — лукаво прищурилась Эовин. — Не надо! — очень быстро ответила Соррун. — Иначе я зазнаюсь. И тогда мы мне вообще никакого жениха не найдём. Эовин смерила её каким-то сложным взглядом. — Разве? — будто невзначай полюбопытствовала. — Мои родичи не женаты. — Эовин, да хранят боги твою добрую душу, — ужаснулась Соррун. — Я же безродная нищенка! Если на то воля судьбы, я выйду за кого-нибудь скромного и буду рада. — Тебе не стоит себя недооценивать, — наклонила вбок голову Эовин. — И потом, чем мой брат или кузен тебя не устраивают? Скромности им хватает. — Один является прямым наследником трона, а второй — косвенным, — упрямо возразила Соррун. И добавила, — тем более, я твоего брата немного побаиваюсь. На это Эовин просияла. — Тогда как насчёт Теодреда? — Никак, — отрезала Соррун. — Ему следовало бы жениться, ради государства, на выгодной партии. Повторяю: я отношусь к безродным нищенкам. — Хм. Вообще-то, ты относишься к моим приближённым. — Эовин. — Ладно, ладно, как будет угодно. Соррун почистила трубку, упорно глядя куда угодно, но не на свою госпожу и подругу. — Но ты хотя бы считаешь его красивым? — Эовин!***
Когда солнце почти склонилось над западным горизонтом, силы не то, что бы были уже на исходе, но, пожалуй, ещё на исходе. Есть хотелось около трёх часов назад; в конкретный же момент не хотелось ничего, кроме как уснуть вечным сном хотя бы до весны, или, наверное, сочного, жирного двойного чизбургера — и не столько из-за голода, а, скорее, из-за нужды хоть как-то смягчить себе в моральном плане неожиданное путешествие. Седло отбило всё на свете, вода во фляге кончилась, эореды молчали, Теодред и Эовин тоже, а думать не моглось по причине изнеможения. Ехали в тишине, и только галоп лошадей возражал опускавшимся на землю сумеркам. Мир стал синим-синим, загадочным, пограничным, когда отряд пересёк Кристалимку, и только тогда Теодред скомандовал ставить лагерь и жечь костры. Соррун, онемевшая от усталости, задней мыслью отметила, что место было хорошим, поскольку со всех сторон защищали целых две реки: непосредственно, Кристалимка, и Лимлайт, — и обе выходили из Фангорна. Соррун попыталась, не чувствуя особого энтузиазма, предложить свою помощь в разведении костров или в приготовлении пищи, но эореды и слушать ничего не хотели, а потом её и вовсе поймал за локоть Теодред. — Вы еле на ногах стоите, миледи, — тон у него был серьёзный, а глаза смеялись. — Если не ошибаюсь, это ваше первое долгое конное путешествие? Соррун, голодной и уставшей, инстинктивно захотелось съязвить в ответ, и кому угодно другому она, может, и съязвила бы, но не Теодреду. Он меньше всех заслуживал плохое поведение в свою сторону и срываться на нём было бы абсолютно недопустимо. Тем более, что его стараниями эореды приблизились к Лориэну раньше предполагаемого. А ещё, Эовин ей шепнула, что принц специально изменил маршрут, чтобы эореды не останавливались в тех деревнях, в которых обычно обедали и оставались на ночлег — иначе гонец из Эдораса мог бы найти их раньше необходимого. Организационная деятельность, по опыту знала Соррун, зачастую являлась делом неблагодарным; более того, Теодред ведь, скорее всего, приложил много усилий, склоняя эоредов согласиться с планом побега своей кузины, и его действия возымели успех, поскольку во время марш-броска ни одной жалобы не прозвенело в воздухе. — Первое, — вздохнула Соррун. Несмотря на то, что приготовления к ужину и ночлегу уже шли полным ходом, ноги всё ещё плохо гнулись. — Но это не значит, что очень хочется быть обузой. — Леди Соррун, ваша услужливость порой обескураживает, — усмехнувшись, покачал головой Теодред. В свете молодых костров его волосы отливали медью и золотом. Кураж, — вдруг подумала Соррун. И её рука метнулась к единственной собственной вещи, которая пришла с ней в Средиземье. Лабрадоровый кулон, к сожалению, был под бронёй. И Соррун вдруг осознала, что, как дура, пафосно стоит с ладонью на сердце. — Что есть, то есть, милорд, — нашлась она. И поклонилась. И улизнула из общества принца, оставив его недоумевать от неожиданного жеста, под предлогом пойти поискать Эовин. На самом деле, Соррун надо было срочно посидеть и покурить. Желательно, как раз, без общества принцессы, потому что надо было подумать. Когда трубка задымилась, Соррун, извернувшись, выудила из-под брони свой амулет. Камень был немаленьким; и несмотря на опустившуюся темноту, характерно отливал синим. Он отлично подходил к глазам своей хозяйки и её пепельном-русым, с холодным отливом, волосам. Соррун плохо помнила его магические свойства; знала, что он помогает интуиции и вроде как защищает от чего-то… может, он и с храбростью помогал… Амулет не уберёг её от смерти, да. И тем не менее, может быть, в том числе и он повлиял на то, что его хозяйке дали новую жизнь. В магазине продавщица сказала, что конкретный подтип лабрадора больше подходит мужчинам, но Соррун тогда и слышать ничего не захотела, так сильно звал её камень. Она ведь, действительно, никак не могла повлиять ни на жизнь Теодреда, ни на его смерть. И всё-таки… можно было отдать ему амулет. Подарить. Мало ли… Соррун верила в магические свойства камней. Она, помимо прочего, верила в домовых и наличие незримых духов, это, правда, было другое. И потом, жизнь всегда была непостижимой и загадочной, и у многих людей хватало историй, в которых они соприкасались с чем-то недоступным смертному уму. В общем, кто его знает, — подумала Соррун, чувствуя в себе ростки решительности. — Отдам. Мне не жалко, а ему, может быть, пригодится. Почистив трубку она, тихо охнув, поднялась на ноги. Ни Эовин нигде не было видно, ни Теодреда. Поскольку слоняться у костров с незнакомыми эоредами не хотелось, Соррун решила пойти потрепать по голове Мерелисс, привязанную к дереву, а заодно подумать, стоило ли отдавать Теодреду амулет, или нет. Принц мог бы подумать о чужом жесте что-нибудь неправильное, пусть и, лично для Соррун, что-то приятное. Глаза у неё имелись, Теодред был чарующе красив; особенно, когда улыбался и смеялся. На слабоумие Соррун тоже не жаловалась — принц обладал всеми качествами, которые ей нравились в мужчинах. И тем не менее, особам королевской крови было свойственно жениться на безродных шавках только в сказках. И то, та же Золушка являлась дворянкой, пусть и с деспотичной мачехой. Возможно, Теодред был несколько неравнодушен к Соррун; с другой стороны, в Медусельде не то, что бы имелось много женщин. В общем, интересы интересами, а реальность реальностью. Нельзя было засматриваться на принца, как бы совокупность его характера с красотой ни брала за душу. Но амулет подарить, по-дружески, по-товарищески, было можно. — Вот вы где, — возник из ниоткуда, непосредственно, принц. — Эовин уже сидит у нашего костра, и скоро будет ужин. Куда вы исчезли? — Я курила, — моргнула Соррун. — Все знают, что вы пользуетесь трубкой, прятаться для этого не надо, — нахмурился Теодред. — Я и не пряталась, — соврала Соррун. — Просто… смотрела на первые звёзды. Момент был идеальный, чтобы вручить амулет, поскольку ни в продолжении вечера, ни следующим днём не удалось бы остаться с принцем с глазу на глаз. — Не стоит уходить далеко от лагеря, — несколько осуждающе, пусть и мягко, проговорил Теодред. — Оркам не свойственно подкрадываться, но, тем не менее, лучше держаться компании и своего оружия. — Кстати об орках, — выпалила Соррун. И запоздало поняла, что ещё не продумала непосредственное вручение амулета. — Что о них? — сразу сосредоточился Теодред. — А, нет… нет, — она замахала руками, — я не об этом. — О чём же тогда? — принц непонимающе наклонил голову вбок. — Я тут подумала, — чёрт возьми, амулет надо было бы предварительно снять, — и… э-э-э… — Да? — участливо подбодрил Теодред. — Здесь много всяких… опасностей. Жизнь, она, ну, явление очень… сложное. — Однозначно, — несколько растерянно согласился Теодред. — В общем! — её осенило. — Ваше вашество, мы с вами сегодня говорили о смерти… А времена нынче тяжёлые… в общем, чтобы вы случайно не умерли, — и, быстро сняв с себя амулет, вытянула его вперёд. — Это вам. На всякий случай. Теодред остолбенел. У Соррун начала затекать рука. — Мне его… я его…он, иначе говоря, особенный, — затараторила она. — Защищает от многого, а ещё способствует мыслительным процессам… не то, что бы вам была нужна защита или, кхм, помощь с мыслительными процессами, но… милорд, ваше вашество, времена тяжелые… да и на свадьбе вашей было бы неплохо погулять… Этот камень особенный, лабрадор, называется. Он красивый и… не очень женственный, и вас никто не засмеёт, и… Милорд, — не выдержала Соррун, — у меня сейчас рука отвалится. И Теодред медленно, почти застенчиво взял у неё кулон. Стоило ему поднять взгляд, нервные бабочки в животе превратились в птеродактилей в грудной клетке. Принц был тронут, и это было видно невооружённым глазом, и ну нельзя так смотреть на женщин. Хотелось провалиться сквозь землю, но Соррун и себя стоически держала и своё лицо. — Мне, — он растерянно моргнул. — Мне же нечего вам дать в ответ. — Милорд, вы с ума сошли, это подарок. — Мне нечего вам дать в ответ! — с каким-то отчаянием простонал Теодред, спрятав лицо в руках. — Правильно, — выпалила Соррун. — И не надо, вы не беспокойтесь. — Вы не понимаете! — Нет-нет-нет, я всё прекрасно понимаю! Передадите у костра соль, и сочтёмся. — Соль! — от истерического смеха всхлипнул Теодред. — Соль?! Соррун уже десять раз успела пожалеть, что вообще на свет родилась. Но амулет как будто надо было подарить. А вот над формулировкой стоило бы, наверное, поработать получше. Но кто же знал?! — Я, наверное, пойду, — осторожно попятилась назад Соррун. Теодред схватил её за руку. Мама, — подумалось не без ужаса. — Я совершила политический аффронт и учинила экзистенциальный кризис. Теодред заглянул к ней в глаза с решительностью, которая могла бы пободать самого балрога. Соррун нервно сглотнула, уставившись на принца, как загнанный в угол хомяк с грустной скрипкой. — Я обязательно что-нибудь подарю вам в ответ, клянусь честью рода Эорла, — очень, очень серьёзно провозгласил Теодред. — Может… не стоит? — Леди Соррун, — ох, что у него в глазах творилось. И ведь не было понятно, что. Внизу живота тянуло, и сердце билось, и дышалось неровно… Не надо было курить трубку на голодный желудок; вестимо, давление подскочило. — Есть вещи… которые требуют… других вещей. — Кстати об ужине, — вяло нашлась Соррун. — Кстати об ужине, — слабо рассмеялся Теодред, покачав головой. Но… та пристальность ушла из его взгляда, уступив место мягкости. — Я могу попросить вас надеть на меня амулет? Если не затруднит. — Могу не дотянуться, — заметила она. Теодред опустился перед ней на одно колено. Соррун, упорно игнорируя продолжавшийся абсурд ситуации, спокойно, не теряя самообладания, выполнила просьбу. Теодред медленно поднялся, и его ладонь немедленно нашла камень, болтавшийся на груди. И он опять о чём-то задумался, глядя, впрочем, на этот раз, не на Соррун, а куда-то в сторону. — Ужин? — с надеждой спросила Соррун. — А, да-да, — встрепенулся Теодред. И они, хвала валарам, наконец-то пошли к костру, у которого их ждала Эовин.