A rake of claws against a mirror Grazing pelts we all once wore A kindling of a swordless bloodshed The creaking of a voiceless door Where does a mind like yours wonder When it's sung to sleep Mind the clamours of the restless bidders Before you choose to weep «And the Hound» — Yaelokre
Золото омертвевших полей едва сделало первый полуденный вдох, когда на равнине перед городом загремели копыта конницы. Накануне вечером Фране воспринял вести о Сарумане серьёзно, так что Херубранд и Стибба были отправлены в ночь; и хотя защемило сердце от того, что Теодред откликнулся так быстро, явно отказав и себе, и своим эоредам во сне, стало неловко и даже немного страшно. — Ты медлишь, — заметила Эовин, заплетая волосы. Новое платье, подарок эльфов, подчёркивало в ней красоту зари; а ещё оно, как ни странно, сочеталось с единственной рубашкой Боромира, что была гондорского покроя — тот же оттенок. Вестимо, Галадриэль действительно благословила их в путь, если не зная наверняка, то подозревая. Впрочем, если принцесса Рохана заметила, так сказать, связь, то вслух ничего не подумала. — Медлю, — согласилась Соррун, неторопливо расчёсывая свои длинные волосы. Руки всё ещё немного дрожали от боли; правая особенно, сжимавшая накануне топор. — Тело ломит. Эовин вскинула на подругу изящную бровь. Соррун вздохнула. — Теодред ничего мне не объяснил, если ты помнишь, — заметила. — Он мог передумать. — Передумать! — неверяще усмехнулась Эовин. — Какая глупость! Стоит моему кузену увидеть тебя в новом платье, он даже о Сарумане забудет! Соррун вяло отмахнулась. Мужчины любили не так, как женщины, она это знала; впрочем, о том, как мужчины любили, особенного представления не имелось. Возможно, как раз потому что Теодред, провозгласив намерения, ничего не объяснил. И не то, что бы хотелось знать; скорее, даже имелась необходимость. — Тебе не нужно волноваться, — уже мягче добавила Эовин. И, подойдя к подруге, устроилась за её спиной, чтобы собрать чужие волосы в элегантную причёску. — У Теодреда сердце рохиррима и эореда, он не стал бы бросать слова на ветер. — Как ты поняла, что можешь выйти замуж за Боромира? — Я? — Эовин чуть не выронила расчёску. Судя по тону, кто-то глубоко покраснел. — Откуда ты знаешь, что он мне сделал предложение? — Что, уже? — Соррун так резко обернулась на неё, что принцесса опять чуть не выронила расчёску. — Не вертись! Пришлось вернуться в изначальное положение. — Да, — с нажимом ответила Эовин, обращаясь с чужими волосами чуть более резко, чем было необходимо. — Да, он мне сделал предложение. Я сказала, что подумаю. Мы многое обсудили вчера. Он, — принцесса замялась. — Он, по существу… предложил мне… не просто брак. Но сотрудничество, Соррун. Сотрудничество! Не клетку. Сказал, что… сказал, что, когда Арагорн станет королём, он сохранит титул наместника и что, не исключено, что… получит ещё и какие-то земли. Боромир хочет, — Эовин замялась, — править вместе со мной. Чтобы мы вместе… вместе занимались всеми делами. И чтобы, если придётся путешествовать, тоже вместе. Чтобы… прикрывали друг другу спину, как в бою. А ещё, — ладони принцессы двигались в волосах Соррун почти робко, — чтобы, по крайней мере, тренировались… вместе. И вернулась на прежнее место, оставив подругу осторожно трогать причёску, обнажившую тонкую шею. — Не могу сказать, что я влюблена в него, — подумала вслух Эовин, задумчиво подперев подбородок рукой. Её лицо было мягким и светлым, и где-то в губах пряталась тень улыбки. — И всё же… думаю, позволь я себе… то любила бы его верно, крепко, сильно. Впрочем, — она вздохнула, — сейчас беда на пороге, и не время для таких мыслей. — И добавила, — едва станет лучше его плечу, через день-другой, он пустится в Минас-Тирит. Силы мрака по его словам готовятся зажать нас всех в тиски, и допустить этого никак нельзя… И ведь брак будет хорошим… Эовин вздохнула. — Хорошим мужчинам не должно быть положено умирать, — проговорила она, глядя куда-то вдаль, в туманное будущее. — По крайней мере, до свадьбы. — И я о том же, — заметила Соррун, вертя в ладонях уже ненужную расчёску. — Тебе, по крайней мере, известны его чувства. — Но не намерения, — отмахнулась Эовин. — И намерения! — Ещё никто ничего не провозгласил. Тем более, что в Гондоре и своих дам хватает. — Но не таких, как ты, — слабо улыбнулась Соррун. — И всё же, — нахмурилась Эовин. — Покуда не были официально провозглашены намерения, я не могу позволить себе ни мечтать, ни планировать. — Не согласна, — покачала головой Соррун. — Покуда известны чувства, понятно, что у мужчины на сердце лежит, — и помрачнела. — По поводу меня намерения были провозглашены, а объяснений… не дали. Я больше месяца не знаю, что и чувствовать! — Так ты… сердишься? — изумлённо посмотрела на неё Эовин. — На Теодреда? — Нет, — нахмурилась Соррун, скрестив руки на груди. — Он мне не обязан. — Се-е-ердишься, — протянула Эовин, чуть улыбаясь. — Ну, — и, поднявшись, отряхнула невидимую пыль с платья, — даже если мой кузен и сглупит, в чём я сомневаюсь… У Боромира есть младший брат в Гондоре. Он тоже хороший человек, да и собой красив, — и лукаво подмигнула подруге. Соррун поперхнулась мыслями. — Эовин! Я повторяю всем интересующимся, сколько можно, нищенкам не полагается выходить замуж за лордов! — На тебе сейчас эльфийское платье, — шмыгнула вздёрнутым носом Эовин. — Оно дороже золота. — Это был подарок! — Все мои украшения тоже подарки, — отмахнулась принцесса. — Какие-то дарил ещё отец моей матери. Иначе говоря, — она подбоченилась, — это не имеет никакого значения. А сейчас, — прищурилась Эовин, — ты пойдёшь со мной встречать эоредов. И если Теодред сглупит, не беспокойся. И, распахнув дверь, бросила через плечо: — В крайнем случае, выйдешь замуж за Фарамира, — и вышла вон. — Как всё у вас просто, сударыня, — прокряхтела Соррун, поднимаясь со своего места. Ноги тоже болели. — Не один, так другой. Ну да, ну да. Был бы топор, а уж дверь-то выломаем. А утешать меня кто будет, если что-то пойдёт не так? А если я плакать буду? Эовин немедленно возникла в дверном проёме. — Моя дорогая, — заметила принцесса. — Плакать надо заранее. — Я не успею! — возмутилась Соррун. — Если понадобится, момент будет организован, — клятвенно заверила её принцесса. И подставила локоть, заметив, с какой гримасой подруга старательно грациозно приблизилась к двери. — А теперь мы пойдём встречать эоредов. Держи лицо, на тебя будут смотреть. И не беспокойся, — Эовин бросила в её сторону девичью улыбку. Соррун только вздохнула. Легко принцессе было говорить о любви; она никогда не сомневалась ни в своей красоте, ни в своей силе, ни в своём уме — её всегда было за что ценить, и на ровный свет чистой души от года к году, с самого детства, слетались и мотыльки, и бабочки. Соррун выросла в обществе, диктовавшем свои правила; сначала заслужи усердным трудом, затем пожни, не расслабляй спины, трудись дальше, не покладая рук; будь сильной, но не чересчур, и со слабостью палку не перегибай, и не каждому встречному обнажай как зубы, так и ум; будь как все, но выделяйся на их фоне; найди себе кавалера поскорее, испроси кольца, надень второе на него, как узду. Вот только Ингу её богатырь полюбил, отмахнувшись от всего и всех; вот только Боромира поразила искренность естества Эовин; а Теодред ничего не сказал. Он мог ошибиться. Сделать поспешные выводы, поймав неправильный ветер. Ноги медленно вывели их с Эовин сначала из «Вил», потом к воротам города, затем за них. Равнина простиралась до самого горизонта, и с холма было видно, как мертвенная, бледно-золотая бесконечность прогибалась пылью под стремительно приближавшимся стуком копыт. Эоредов было больше, чем месяц назад. Совсем скоро глаза разглядели зелёный флаг. Соррун еле заметно выпрямила спину, и сложенные перед собой ладони выскользнули из «замка». Теодред погнал своего коня вперёд, и сердце ухнуло раз, ухнуло два, ухнуло три, и Соррун напомнила себе дышать, и глаза почему-то стали влажными — он был красив; боги, как он был красив, а ещё жив. Жив! Соррун смотрела на него во все глаза, и саднили искусанные ранее губы, и ветер путался в подоле её сумеречного платья. Он был жив. Натянув поводья, принц остановился перед ними, и спутанные волосы обрамили его ровное, чистое лицо. Не дожидаясь остальных эоредов, он спешился. — Эовин, — его губы дёрнулись в улыбке в сторону кузины. И вдруг вокруг Соррун оказались руки. Она, вздрогнув от неожиданности, от чужой стремительности, замерла, растерявшись. — Леди Соррун, — выдохнули ей на ухо. И она услышала, как Теодред шумно втянул носом запах её волос. — Милорд, — голос предательски надломился, и почему-то захотелось, чёрт возьми, расплакаться. — Обнимите же меня, — проговорил он тихо, ещё крепче сжимая её в своих руках, наваливаясь своим сильным, крепким телом. Горячее дыхание ползло по обнажённой шее Соррун шёлковым платком. — Если вы сон, а не явь, не смогу вам простить. У неё дрогнули колени от чужой тяжести. — Милорд, — она смогла возобладать с собой. И всё-таки опустила ладони на холодную сталь его спины. — Если вы на меня, перед всем Альдбургом, свалитесь, этого уже я вам не смогу простить. Теодред так неожиданно хохотнул ей на ухо, что Соррун даже дёрнулась. И только потом он отстранился. От широкой, свободной улыбки на его лице появились ямочки на щеках; одной рукой принц бережно накрыл лабрадоровый кулон, болтавшийся на его груди. — Я помолвлен, — бесстыдно и бессовестно заявил он, улыбаясь ещё шире. — Раз вы не воспользовались моментом и не придушили меня за наглость, значит, мне можно. — Вы! — возмущённо воскликнула Соррун, чувствуя румянец на щеках. — Вы… ваше вашеское нахальство, вот кто вы! Он рассмеялся, запрокинув голову. Эовин, заметила Соррун, держала лошадь за поводья, и вообще успела отойти в сторону, и смотрела на них, прикрыв рот рукой, а эореды, видимо, чёрт бы их побрал, никуда не торопились. — Я могу жить с таким титулом, — усмехнулся Теодред, очевидно довольный собой. — Ведь у меня есть невеста! И она меня, — принц, обернувшись в сторону эоредов, резко и порывисто свистнул. От них послышались вопли ликования. Что происходит, — только и подумала совершенно сбитая с толку Соррун. — Леди Соррун меня одобрила! — крикнул Теодред. И эореды, наконец, заспешили к Альдбургу. — Вы меня одобрили, — повторил принц, обернувшись к Соррун. Глаза у него сияли. — Предположим, — не сразу нашлась Соррун. — Мы поженимся, — заявил он. — Осенью. — Не… стоит забегать вперёд, — лицо то краснело, то бледнело, колени едва держали, и надо было уже как-то определиться. — Не сердитесь на меня, — он взял её за руку. И медленно поцеловал тыльную сторону ладони. Мальчишеская радость всё ещё сияла на его лице. Соррун… не знала, как смотрела на него. Психологический эксгибиционизм сцены совершенно выбил её из колеи; и волосы Теодреда отливали солнцем, и глаза у него блестели, и от их мягкого взгляда сладко тянуло внизу живота, и эти ямочки на щеках, и это при всех, перед конницей и перед городом… Король Теоден очнётся от чар Сарумана и упадёт в обморок — отрешённо подумала Соррун.***
В «Вилах» было не протолкнуться; толпа эоредов заняла и столы, и барную стойку, и поскольку Сорвин носилась между ними, судорожно разнося заказы, Соррун вызвалась помочь, и на этот раз от неё не отмахнулись; из эльфийского платья, впрочем, по очевидным причинам, пришлось переодеться во что-то более скромное. Лоссенар и Мормерильбен сидели на лестнице и наблюдали за весёлыми потоками людей, как за изобилием рыб в пруду; Сорвин то и дело приносила им медовухи или сидра, хвастаясь своими прославленными рецептами, и порой к ним даже кто-то подсаживался для беседы. Эльфы, попыхивая трубками, держались далеко не так растерянно, как могли бы, и Соррун считала это добрым знаком. Теодреда поймал за плечо Боромир в самом начале застолья, и с тех пор они сидели в самом дальнем углу, о чём-то тихо и сосредоточенно беседуя; принц, тем не менее, каждую четверть часа давал знак Сорвин поднести им ещё эля или пива. Соррун делала ставку на то, что они беседовали или о Эовин, или о Кольце; в конце концов, Теодреду предстояло наследовать престол, так что ему стоило бы знать о положении вещей в любом смысле. Сама же принцесса важно беседовала с эоредами; с Фране, в частности, поскольку он был одним из самых старших. Вполне возможно, что он, в том числе, занимал Эовин рассказами о её родителях. Влиться в работу оказалось так естественно, несмотря на месяцы в Эдорасе и путешествие в Лориэн и обратно, что не приходилось много думать — скорые руки всё делали сами. И хотя, по мере продолжения застолья, эореды всё веселели и веселели, и пиво, пенясь, выплёскивалось из кружек чаще, платье оставалось чистым. И мышцам от труда стало легче, и они почти перестали болеть. Гомон голосов ложился на уши бессвязным шумом, и белые локти Сорвин мелькали то тут, то там — очень легко было, моргнув, потеряться во времени, вернуться на несколько глав жизни назад. Когда не осталось ни одного голодного гостя, и хозяйка «Вил», выдохнув, встала на разлив, миролюбиво скомандовав подходить за добавкой своими ногами, Соррун выскользнула через «чёрный вход» наружу с трубкой и кисетом. Какое-то время она просто дышала, прогоняя шум, оставшийся внутри, из ушей. Затем отошла к ближайшей изгороди и удобно на ней уселась, вперив взгляд в открывавшийся с холма вид. Солнце едва село — птицы допевали последние трели, синие сумерки неторопливо сгущались, и природа медленно готовилась ко сну. Воздух уже нёс в себе непередаваемый запах весны, и хотя прохлада опускалась на плечи, Соррун, разгорячённая работой и душными «Вилами», ещё не чувствовала её. Медленно раскурив трубку, она выдохнула в сторону равнины два ровных колечка дыма. Странно было осознавать, сколько всего произошло в её жизни за последние месяцы. Тем не менее, Соррун не чувствовала в себе изменений; возможно, потому что как тогда от неё ничего не зависело, так и сейчас; или дело было в простом труде и ловких руках — она не знала. — Хорошо это, или плохо, тоже непонятно, — тихо проговорила в нараставшую тишину приближавшейся ночи. — Людям ведь полагается расти над собой. А я не знаю, выросла ли. Когда дотлела трубка, Соррун поёжилась; прохлада начала забираться под кожу. Тем не менее, возвращаться в гомон не хотелось. И пока она думала, как бы незаметно зайти, чтобы взять шерстяной плащ, открылась дверь «чёрного входа», и вышел Теодред с накидкой в руках. — Леди Соррун, — проговорил он, приближаясь. — Замёрзнете здесь в одном платье, — и накинул на её плечи явно чужой элемент гардероба. — Мне хотелось подышать, — сказала она, не глядя на то, как принц уселся с ней рядом. — Внутри довольно душно, и я… решила остыть. — Ваша ответственность заслуживает песен, — серьёзно проговорил Теодред. Его голос отдавал мягкостью и лёгким хмелем. — И… как и прежде, — Соррун не увидела его улыбку, зато почувствовала, — заметил ваш труд я. Будто целую вечность назад прошла наша первая встреча. — Вы так и не объяснились со мной, милорд, — заметила Соррун, по-прежнему не глядя на него. — Мы поженимся, — повторил он, и в его ровном голосе блеснула нота мальчишеского самодовольства. — Но почему? — обернулась на него Соррун. Принц сидел очень и очень близко; так близко, что искра удивления явно отразилась на его обычно спокойном лице. — Почему? — переспросил он, чуть наклонив голову вбок. И усмехнулся, — миледи, руку и сердце предлагают обычно по любви. — Но любовь ли это? — вскинула бровь Соррун. — Или скука? Восхищение? Страсть? Отсутствие других женщин перед глазами? — Вы сомневаетесь в моём благородстве? — скрестил руки на груди Теодред. — Нет, — покачала головой Соррун. Она не хотела его обидеть. — И тем не менее, мне непонятны ваши причины. — Разве вам недостаточно действий? — приподнял брови принц. — Актов? Перед моими воинами, кузиной и горожанами целого города? — Я не это имела в виду, — твёрдо парировала Соррун, нервно сжимая юбку. — Причины, милорд. Ни одна женщина, претендующая на наличие ума… не пойдёт замуж якобы по любви, не услышав… хотя бы одного… аргумента в пользу существования чувства. — Вот как, — сардонически и холодно улыбнулся Теодред. — Значит ли это, что вы меня боитесь? — Должна ли? — напряглась Соррун, впившись в него настороженным взглядом. — Нет, — он покачал головой. — Никогда, — и добавил, отвернувшись, — раскурите мне вашу трубку, будьте любезны. Соррун повиновалась. — Что так сильно вас беспокоит? — спросил он, несколько раз выпустив дым, всё ещё не глядя ей в глаза. — Мой статус? То, что я родился с ним, не значит, что на мне стоит клеймо. Если отец не одобрит мой выбор, я отрекусь в пользу Эомера. Вас беспокоит статус королевы? Обязанности женщин при короне пространны… даже если вы возьмёте на себя лишь управление Медусельдом, не Эдорасом, никто вас не посмеет ни в чём упрекнуть. Если боитесь одиночества, в столицу будут созваны добрейшие девы нашей страны, чтобы стать компаньонками. И если хоть одна из них помешает вашему покою, она будет изгнана из Эдораса. — Чем, чёрт возьми, — почти прорычала Соррун, — я заслужила ваше расположение?! И замерла, запоздало осознав, на кого показала клыки, когда Теодред на неё удивлённо обернулся. — Я… вы, — Соррун стушевалась, растерялась, а ещё вдобавок и покраснела. Кошмар, а не разговор. Она крепко сжала юбку в ладонях. — Людей любят за что-то, милорд. Есть женщины красивее, умнее, благороднее, смелее и богаче меня! Если с вас спадёт… какая-то нелепая иллюзия моего образа после свадьбы… вы же меня возненавидите! И бежать будет некуда! Я боюсь, что… что вы совершаете ошибку. Теодред моргнул. Моргнув ещё раз, он тихо рассмеялся, запрокинув голову. — Опять вы за своё, леди Соррун, — заметил уже куда более лёгким тоном, чем раньше. Его глаза сияли. — Вы говорите, — его пронзительный взгляд налился силой, — есть женщины красивее? Красивее, чем вы? Чепуха. Мало того, что вы, — он сделал неопределённый пасс рукой в сторону лица и тела Соррун, — так ведь ещё и доброта. Она украшает вас куда лучше золота, — и покачал головой. — Вы говорите, что есть женщины умнее… И вы лжёте. Да, миледи, бессовестно лжёте, ведь это вы обвели Гриму вокруг пальца, вы придумали, как помочь бедной Эовин, как спасти её из Эдораса! Ни мне, ни Эомеру и в голову бы не пришло обратиться к эльфам! Есть женщины благороднее вас, вы считаете? Глупости. Нет ничего благороднее светлой искренности, желания помочь ближнему своему и непосредственной помощи, какой бы скромной она ни была! Есть женщины богаче вас, так вы думаете? Мне предстоит наследовать престол, миледи, в деньгах я не нуждаюсь. Сердце же у вас богаче многих, тем оно и ценно. Потухшая трубка выскользнула из его пальцев, и Теодред не преминул взять ладони Соррун в свои. — Миледи, — проговорил он тихо, глядя ей в самую душу. — Мне многое неизвестно о вашем прошлом, оно за семью печатями, но мне и не нужно, поскольку я знаю вас. — Замечательно, — холодно констатировала Соррун. — Именно поэтому вы решили, из-за моих качеств, жениться на мне? — Разумеется, — моргнул Теодред, не понимая скепсиса её слов. И его лицо озарилось. — Вы думаете, — он невольно повысил тон, — я в вас, чёрт возьми, не влюблён? Соррун отвернулась, чтобы скрыть покрывший её щёки румянец. — Нет, нет, посмотрите на меня… — Женщинам, — прочистив горло, перебила его Соррун. — Принципиально важно, чтобы, помимо логических причин, на них женились не по прихоти, а по любви, если уж на то пошло, — и продолжила упрямо таращиться в сторону горизонта. Да, комплименты ей были приятны. И тем не менее, того, что надо было услышать, она всё ещё не услышала. — Я целый месяц, вашими стараниями, сходил с ума, — возмутился Теодред. — Вашими стараниями, мы вместе сходили, — возразила Соррун. — Вы одной причине, я по другой. — Что вам нужно, чтобы поверить мне? — Признание, — отрезала Соррун. — Искреннее. — Мы поженимся осенью. — И что? — Я тоже не знаю наверняка, влюблены вы в меня или нет! — Я вам подарила самую драгоценную вещь, какая у меня… была, чтобы вы не умерли, — обернулась на него Соррун. — Как вы думаете, ваше вашество, что это значит? И пыл сошёл с его лица, уступив место мягкости. — Вы знаете, — произнёс Теодред тихо, — что я собирался вчера утром… подняться на северо-западную границу Истфолда? Соррун покачала головой, не в силах оторвать взгляда от его лица. — Шнурок порвался, — продолжил принц, — и упал в ручей. И я искал ваш подарок, стоя по колено в холодной воде, ровно до тех пор… пока не решил не ехать. И только тогда амулет вернулся ко мне. По словам Боромира, — Теодред задумчиво посмотрел в сторону, — если бы я был в том месте, до которого собирался добраться, то, вероятнее всего, меня не было бы сейчас в живых. Ни меня, ни моих эоредов… ведь в Амон Хене на вас напали полчища, которые пришли именно с северо-запада. Похолодев, она, не думая, сжала его пальцы. — Я думал о вас каждый день и каждую ночь, — продолжил Теодред тихо, искренне, мягко, оставив гордость, решившись на смелость, всё ещё глядя куда-то в сторону. — Ваш образ был со мной под солнцем, звёздами и на ветру. Он давал мне надежду… желание… избежать смерти. Одно только воспоминание о вас заставляло губы приподниматься в улыбке. Мне так хорошо с вами, — Теодред, наконец, посмотрел на неё, и от открытости его взгляда, от душераздирающей робкой искренности Соррун почувствовала, как в ней что-то растаяло. — Я воин, а не бард, миледи, — опустил он взгляд на их сомкнутые ладони. — Если бы я только мог… рассказать вам… поведать. Но я не могу, — и вскинул голову. Несмотря на беспристрастное лицо, в его глазах сияла почти мольба. — Поверьте мне. И она поверила. Осторожно высвободив руки из мягкой хватки, Соррун коснулась ладонями его щёк, погладила подушечками пальцев светлую кожу, упругую от солнца и ветра; Теодред прикрыл глаза, тая от кротких прикосновений. И поцелуй, который она оставила на его губах, был хрупким, как крылья бабочки. Принц распахнул глаза, его грудь содрогнулась от выдоха, и сильная рука обвилась вокруг стана Соррун. — Миледи, — почти прошептал Теодред. Его глаза потемнели. — Не искушайте. И медленно, медленно, отпустил, отодвинулся, запрокинув голову, тяжело дыша. — Вы решили, — прохрипел он, усмехнувшись, — что в обморок сегодня падать мне? — М-м, — Соррун, по всему телу которой бежали приятные мурашки, смотрела на его шею. — Мне бы падать не хотелось. — Что ж, — усмехнулся он, приподнимаясь с изгороди. Поднял упавшую трубку. Повертел её в руках. — Теперь вы точно моя невеста, — заметил. — Но уже по вашему выбору. И, отдав трубку, галантно подставил локоть. — Да, — тихо согласилась Соррун, принимая его жест. — И… Теодред опустил взгляд на её лицо. — Мне больше не страшно, — робко улыбнулась она. И его лицо посветлело в ответ.