***
В который раз за день Гарри издал тяжёлый, протяжный стон. — Ты уже заебал, — Джинни, потягивая сок из трубочки, хмуро смотрела на Поттера. — Сорян, — только и мог выдохнуть тот. Раздумья о мальчишке с переменным успехом соперничали с рабочими планами, разламывая на части череп, которому не повезло стать полем боя. Гарри не имел ни малейшего представления, на что именно разозлился мальчик. Злополучный разговор в памяти подвергся тщательному препарированию, но результатов оно не принесло. А что делать дальше — когда одна сторона хочет помириться, а другая игнорит — хер знает. — Давай уже, высказывайся, — сама вздохнула девушка, но не так заёбано, — разговоры всегда помогают разобраться с проблемами. Да и просто душу излить полезно. — Малец объявил мне бойкот из-за… Хуй бы знал чего. Я просто рассказывал о себе, и он вдруг взбесился. — Давай подробнее. Что именно ты рассказывал? — Не здесь. В помещении могло найтись слишком много сплетников, а они вполне легально могли устроить перерыв, поскольку все их отгрузки завершены. — Отлично. Я не против вдохнуть жизнь. Вдохнуть жизнь. Именно так Джинни описывала курение. И Гарри был согласен с ней на все сто. Он сам не прочь затянуться одной-двумя сигаретками. Кто ж виноват, что нервы сдают, а другие способы расслабиться не помогают? А пассивного курения он предпочитал избегать, особенно когда бросил. Направляясь вместе с девушкой в курилку, он заработал удивлённый взгляд в свой адрес. — Да, я с тобой, — кивнул, доставая сигарету из пачки. Уже половину скурил. — Всё настолько плохо? — натянуто усмехнулась она, щелкая зажигалкой. Сначала сама прикурила, затем дала огонька для друга, за что получила благодарный кивок. Между ними встала пауза, в которую поместилось несколько нервных, глубоких затяжек. А когда нервные клещи, сжимающие горло, немного разжались, мужчина пересказал тот диалог с мальчиком. Часть из этого Джинни уже знала, поскольку тема была о его семье, но Том услышал её подробнее. Теперь во все детальные подробности посвящали и её. О детстве, о родителях, о бабушке с дедушкой, о крёстном, о друзьях. И когда долгий рассказ подошёл к концу, а они уже докуривали вторую сигарету, и то больше на весу держали и пепел стряхивали, Джинни начала: — Я могу, конечно, ошибаться, но его могли взбесить твои слишком тёплые отношения с родными. Ты — единственный ребёнок в семье, рос в окружении любви и заботы. А теперь представь, каково это слушать мальчику-сироте. При таком мнении со стороны, мозаика начинала складываться. Теперь Гарри был на сто процентов уверен, что именно так всё и было. — Сука… — несчастный стон раздался на всю курилку. — Что ж он мне не сказал-то? Грёбаный молчун. Я ж не умею мысли читать! Блядь… — Он — ребёнок, — дала самый простой и одновременно самый сложный ответ на все вопросы. — Они мыслят иначе. Ими руководят чувства. Ему обидно — он свою обиду показал. А объяснить её, постараться как-то сгладить углы, обсудить проблему — оставим на взрослых. И то, не все взрослые это умеют. Будь всё так просто, многих проблем не существовало бы. И разоряться на психологов бы не приходилось. — Да уж. Лучше, если бы он сразу высыпал на меня весь ворох эмоций, чем разбираться, что он в себе скрывает, — несчастно признался Гарри. От того, что теперь часть головоломки встала на место — полегчало, но как решить её — ответ не нашёлся. — Главное правило родителя — никогда не срываться на своего ребёнка, — Джинни затянулась в последний раз и потушила окурок о специальную железную чашу на урне. — По себе знаю, какая это хуйня. Из-за постоянных нападок матери я всё скрывала от неё и желала как можно скорее свалить. — Но я на него не срывался. Мы наоборот не разговаривали с ним, я хотел дать ему остыть. А потом он и вовсе объявил мне бойкот, вот в чём проблема. Он даже не пустит меня в комнату по-хорошему. Придётся ввалиться самому. А очков мне это не добавит. — Это так, тебе на будущее. Сегодня ты сорвался и начал курить. А завтра сорвёшься на мальчика? — Ну, курить я начал не сегодня, а после скандала. И как раз для того, чтобы не сорваться на нём. Он не виноват, что ему так досталось по жизни, — несчастно вздохнул Гарри. — Просто… Очень сложно вытащить того, кто не берёт твою руку в ответ. И снова тишина. Каждый думал о своём. Каждому нужно было что-то в голове переварить. Они оба перестали курить и просто стояли у урны, спинами упираясь в холодную стену, пока девушка предложила дельный совет: — Я уже упоминала психолога. Вам обоим он бы не помешал. — Пожалуй. Но пока я не хочу до этого доводить. Нам обоим нужно ещё привыкать, так что его я бы потащил в последнюю очередь, иначе подумает, что я считаю его сумасшедшим. Хотя мне самому, возможно, стоит начать ходить уже сейчас, — сказал Гарри с нервной усмешкой. Начало отцовства уже изрядно пошатнуло его. — Попробуй, — кивнула Джинни. — Он хоть поможет тебе лучше понять сына. — Чтобы понять Тома — лучше спрашивать его самого. Тут скорее важно уравновесить самого себя, раз не вывожу. Поттер понимал, дело не только в характере мальчика. Но и в собственной реакции на этот характер. С этим нужно работать.***
Первый приём был назначен во вторник. До него ещё четыре дня. Четыре дня бойкота терпеть? Ну уж нет. Гарри решился ещё раз поговорить с Томом. Нашёлся ребёнок в своей комнате, читающим книгу. Поттер осторожно зашёл в комнату, перед этим постучавшись и обозначив своё присутствие. Маленький альфа даже взгляда не поднял. Но, несомненно, слышал его. Уже что-то. Гарри сможет донести свои слова, а мальчик пусть распоряжается ими, как пожелает. Сев на кровать, подальше, чтобы меньше нервировать вхождением в личное пространство, омега заговорил: — Я хочу извиниться, Том. Прости меня. Я не хотел обидеть тебя своим рассказом. Думал, просто дать тебе информацию о себе, чтобы ты знал, с кем живёшь. Со стороны могло показаться, что мальчик полностью погружен в чтение и ему не интересно, что Гарри говорил. Но если приглядеться, видно, что глаза не бегали по строчкам. Том просто смотрел в одну точку. Ожидал продолжение. — А ещё, я тебе уже говорил, если ты хочешь, чтобы я тебя понял — скажи мне. Я не умею мысли читать, уж прости. Не скрывай того, что для тебя важно. Пусть оно станет важным и для меня. Иначе так и буду допускать ошибки. А я хочу с тобой поладить. — Зачем? То, что Том подал голос впервые за три дня удивило и обрадовало так сильно, что Гарри на несколько секунд впал в ступор. До начала разговора он долго подбирал слова, фиксируя их на блокноте телефона, чтобы точно определиться, что говорить, и сейчас к вопросу был не готов. Единственное, что оставалось в качестве лучшего решения — говорить честно и искренне. — Потому что теперь мы — семья. Пока только по документам, но этого мало. Нужно в самом деле стать семьёй. — Зачем? — снова повторил Том, надавливая этим вопросом сильнее. Он захлопнул книгу и повернулся боком, чтобы лучше видеть. — Я изначально в твои планы не входил. Ты хотел маленького ребёнка. Я всё ещё не понимаю, почему я здесь. Зачем мне идти с тобой на контакт, если ты все равно меня сдашь обратно? — Извиняюсь за вопрос на вопрос, но зачем мне сдавать тебя обратно? Гарри хотел понять, в чём причина нежелания сближаться. Только ли из-за того, что они ещё едва знакомы? Или что-то ещё сидит глубоко в сердце ребёнка? — Потому что все взрослые одинаковые, — фыркнул Том, отводя взгляд. Но Гарри успел заметить, с какой болью тот зыркнул. А ещё ему показалось, что глаза стали немного влажными. — Сначала все «ой, всё будет хорошо, мы хорошо его воспитаем», а потом «простите, это слишком». Ты думаешь, меня до тебя ни разу не усыновляли? Ты третий по счёту! Ещё и омега без альфы. — Ёж ты ж… — на счастье Гарри со рта вырвался не мат. Хотя в такой ситуации подошло бы и словцо покрепче! Но раз уж он воспитывал ребёнка — количество нехороших слов требовалось уменьшить. — Я не знал, что я третий. Этого ваша директриса мне не показала. Омега закрыл себе рот кулаком, чтобы не высказать вслух всё, что он думал и о ней, и о приюте. Мисс_ебаной_Коул было выгодно отдать трудного мальчишку в руки новому родителю без лишних проблем. Она наверняка нарочно избавилась от одного листа, где были указаны предыдущие опекуны и по какой причине они вернули ребёнка обратно. Блядская сука! — Уже я ненавижу ваш приют. Как вы там живёте вообще не понимаю, — сказал Гарри, когда более-менее справился со своими эмоциями. — Ладно. Поговорим по-другому. Расскажи мне, какие у тебя были отношения с опекунами? Чтобы я понимал, где они допустили ошибку. Том снова замолк и отвернулся. Гарри понимал, что эмоции взяли вверх, поэтому не настаивал на немедленном ответе. Смотря на спину мальчика, он лишь хотел пододвинуться поближе и погладить. — Слишком много правил. Много того, как «лучше», а как «нехорошо», — выплюнул альфа. — Ты такой же. — Пожалуй, да, — мужчина со вздохом согласился. Они подошли к важной теме. Порой дети принимают обучение базовым правилам за ограничение их свободы и потому отторгают их. Задача родителя — объяснить, как тот или иной запрет транслирует заботу о ребёнке. — В жизни и вправду очень много разных правил. Если их не соблюдать, можно оказаться в самых разных последствиях, которые сами по себе не очень, а исправлять их — того хуже. Самый простой пример. Если есть слишком много сладкого — будут проблемы с зубами. А лечить зубы — больно, хлопотно и дорого. Уколы, очереди в клинике, противные лекарства. А ведь проще не доводить до всего этого, правильно? Как думаешь? Том снова повернулся. И снова смотрел хмуро. — А если много материться — язык отсохнет? Что в этом плохого? Почему каждый пытается меня отучить? Почему взрослым можно, а детям нет? Ты сам материшься, а меня просишь так не делать. Это нечестно! — Когда взрослые матерятся, обязательно найдётся какой-нибудь другой взрослый, который сделает им замечание. Даже если его за это пошлют далеко и надолго — он не остановится, а только начнёт ещё больше поучать. Без шуток, я один раз видел, как из-за этого чуть до драки в электричке не дошло! — он хорошо помнил ту поездку, как раз забирая в тот день свой диплом об образовании. — Так что не думай — у взрослых есть правила не только для детей, но и для самих себя. — Я сделал вывод из твоих слов, — неожиданно по-умному заговорил Том, — ограничивают лишь те, кто мат сам не употребляет и терпеть не может, и не важно, ребёнок перед ним или взрослый. Но речь сейчас не о других, а о нас. Ты материшься. И я матерюсь. Мы к этому привыкли. Это стало частью нас самих. Так зачем ставить ограничение? Это всё равно что сказать правше есть левой рукой. — Материться — это некрасиво. Я стараюсь меньше этого делать. Но признаю, получается с трудом, — со смущённой усмешкой сказал Гарри. — И потом, очень много людей делают о тебе выводы по тому, как ты выражаешься. И если постоянно ругаться, то про тебя могут подумать, что ты невоспитанный грубиян и «куда твои родители вообще смотрят», — обозначая пальцами кавычки, мужчина сделал самый мерзкий голос в своём исполнении. — Тогда и про меня будут думать: «да какой отец из этого Поттера, воспитывать не умеет, у него сын матерится. Кто ему вообще ребёнка доверил?». Оно нам с тобой надо? — Тогда у меня есть предложение. — Внимательно тебя слушаю. Омега заинтересованно смотрел на мальчика. То, что тот сам решил озвучить что-то важное для себя — хороший шаг. Они уже сделали маленькие шажки навстречу друг другу, и это сильно радовало Гарри. Точно пойдёт на кухню после разговора и сделает какую-нибудь вкусняшку. — В твоём доме я буду выражаться так, как хочу. И ты мне ни слова не скажешь. Но за пределами дома буду держать язык за зубами. Согласиться на требование — поощрить его, чего Гарри не хотел. Но и обрубать первые веточки доверия тоже не желал. — Вопрос. А как тогда мне поступать с лексикой? — Как сам захочешь. Почему в своём доме ты должен себя как-то ограничивать? — Потому что дети берут пример с того, что их окружает. Так что если я хочу, чтобы в тебе появилось больше хорошего — то и сам должен тебе это давать. Это как цветок выращивать. Нужно в землю семечко посадить, поливать и заботиться, тогда и цветок вырастет хороший. Гарри вовремя успел заткнуться, пока не успел сказать, что его мать держит дома огород и цветочную клумбу, и потому он хорошо это знает. А сам пример вполне мог сойти за книжный, а не личный. — Как мне брать плохой пример, если я уже изначально такой? — скептически посмотрел на него Том. — Ты не воспитывал меня с пелёнок. Я уже такой, какой есть. И не стану от матов хуже. — А без них — станешь лучше. Серьёзно, — уверял Гарри, ещё больше утверждаясь в своих выводах о мальчике. — Вот сейчас я общаюсь с тобой, и понимаю, ты — очень умный мальчик. Да, брань не делает тебя тупым, но не даёт даже подумать, что в этой голове хранится много умного. Так уж устроено общество — умные не ругаются. Стереотип, но ничего с ним не сделать. — И всё в итоге сводится к тому, что ты против сквернословия, — вновь сделал вывод Том, разочарованно выдохнув. — Это не та вещь, которую поощряют, знаешь ли. Даже у взрослых. И я пытаюсь теперь сам отучиться от этого. Но ты выдал интересное предложение, и мы попробуем ему последовать. Во всяком случае, это будет эксперимент, — всё-таки согласился Гарри, старательно сдерживая эмоции. — И, надеюсь, ты не дашь мне повода пожалеть, что я на него согласился? К сожалению, побочным эффектом такого эксперимента могло стать появление в мальчике двуличия, когда на улице тот будет носить на лице маску порядочного ребёнка, а дома превращаться в маленького тирана, абсолютно не поддающегося контролю. Не станет ли это согласие его первой неисправимой ошибкой? Знал бы он ответ… — Не дам, — Том подобрался, слегка улыбаясь. Наконец показывая на лице что-то положительное! — Я не так уж часто матерюсь, знаешь ли. Обычно в состоянии сильных эмоций. — В состоянии эмоций и я могу, — признал Гарри, улыбаясь уже искренне, чего очень давно не делал. Ещё с момента расставания. Так что сейчас загорелся первый лучик света. — Ладно. Попробуем. И раз такое дело — может, чего вкусненького сделать? — Да, — почти сразу согласился мальчик. — Хочу ягодный пирог. — Ладно, замонстрячим. Из тех ягод, что мы покупали тогда? Совместный поход по продуктовому уже состоялся. В тот день Гарри примерно смог прикинуть список того, что Тому нравится. Из того, что он вообще пробовал, поскольку в приюте разнообразием вкусного не баловали. — Да. И побольше клубники. — Хорошо, — улыбнулся Гарри. Говоря о ягоде, Том наконец-то становился похож на беззаботного ребёнка, а не маленького ворчуна, какого представлял собой практически всё время. Лёд тронулся.