Приёмыш

Чёрт знает сколько Гарри просидел у порога. Дальше оттягивать уже нельзя. Нужно поговорить с сыном. Но перед этим принять душ и переодеться. Заняло это дело не больше пятнадцати минут. К тому времени омега успел себя хоть немного настроить. И, уже стоя у двери, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, он постучал. Ответ с первого стука он и не ожидал. Сразу постучал повторно, уверенный, что Том, скорее всего, слушает музыку, пытаясь отгородиться от того откровенного пиздеца, которому стал свидетелем. — Заходи, пап… — прозвучало неожиданное тихо. Будто боясь ловушек или нападения, Гарри неловко вошёл в комнату. Мебель, стены, даже плакаты с какими-то группами, смотрели на него осуждающе. А битый кулаками и жизнью манекен так и вовсе орал на него за случившееся. Сам альфа лежал на кровати, смотря в потолок измученным взглядом. Логично. После такого — и до кошмаров не далеко. Садиться на кровать, тем самым нарушать пространство сына своим грязным присутствием, Гарри не стал, устроившись на стул. Оба тяжело молчали. Не зная, как завести разговор. Гарри, как взрослый, ответственный родитель, мать его, должен взять слово первым, он ведь настраивал себя в душе, но из головы всё вылетело. Остались чувства стыда, волнения и страха. Достаточно будет увидеть осуждающее лицо сына. Услышать холодные, брошенные слова… которые он заслужил. Если бы только знал, что сын вернётся — никого бы не стал приводить. Гарри только потому и решился, что Том обещал пойти к другу с ночёвкой. А та, похоже, накрылась… Пиздец. — Кто это был? — Том первый нарушил неуютную, почти душащую, тишину. — Вообще неважно, — стыдливо отмахнулся Гарри. — Так, на один раз. Мне от него ничего не нужно. И снова молчание. Правильно, что Том должен сказать? Настаивать на имени? Идиот, способный похвастаться только крепкими мышцами, ростом и большим членом, действительно ничего не стоил. Гарри, к своему стыду, даже имя его толком не запомнил. Что-то там на «Фен»… Пошёл он в пизду. — Я понимаю, какой поганый пример тебе подал, ведя себя, как распутник, — покаялся Гарри. — И очень надеюсь, что ты этот пример будешь держать в голове, как негативный, и никогда ему не последуешь. То, каким тяжёлым взглядом окинул его сын, послало мурашки по телу. Далеко не от страха. Это было что-то… очень похожее на возбуждение. На что способны альфы, подключая свои феромоны и природное обаяние. У Тома и того, и другого хватало. Он вырос невозможно красивым парнем, с очень приятным природным запахом. О котором Гарри не мог и подумать, когда усыновлял мальчика. Всегда полагал, что отцовские чувства не позволят расценивать феромоны в сексуальном плане. Но что-то шло не так. Хотя понятно, что. Омега — озабоченный извращенец. Особенно сейчас, когда секс оборвался незадолго до финала. — Скажи уже что-нибудь, — почти взмолился Гарри. Невозможно было слушать эту тишину, отдавать себя на растерзание собственным мыслям. — Я… возбуждён. Сказать, что омега растерялся — ничего не сказать. Он настолько увлёкся самокопанием, что не мог и вообразить подобные слова от своего сына. Как можно возбудиться после такого?! Однако, бросив взгляд в его сторону, Гарри мог убедиться. Если только… Да, картинка решалась. Юноши все такие — встаёт по щелчку. — Я бы полюбопытствовал, кого ты представил после увиденного, но, думаю, тебе сейчас не до откровений. Наверное, лучше мне уйти и дать тебе возможность скинуть напряжение. В голове альфы что-то щелкнуло. По-хорошему, он должен был согласиться. Отпустить папу. Разговор у них не клеился, в такой ситуации мало что можно выяснить и понять. Но перед глазами всё ещё стояла недавняя сцена с обнаженным омегой. Как он двигался. Как стонал. Как принимал в себя. Из-за неё разум парня отключился, выводя на передний план давние желания и чувства. — Мне не нужно никого представлять. Это всегда был ты. Я знаю, что это неправильно. Что мои чувства не должны были так извратиться, но я ничего не могу с собой поделать. Ты не выходишь у меня из головы, пап. Я ревную тебя к каждому альфе. И каждый раз видя их рядом с тобой, желаю избить. Потому что хочу, чтобы ты принадлежал только мне. Я люблю тебя. И хочу тебя. Всего. Без остатка. Твоё тело. Твоё сердце. Твою душу. Всего тебя, пап. Внутренние стенания, выходящие наружу, обладали силой, способной затмить разум. Из-за чего юный альфа не заметил, как приблизился к объекту своих снов и фантазий, медленно захлёстывая его своими прикосновениями. Гарри удивлённо смотрел на сына, ощущая себя застигнутым врасплох. Всё, что он услышал… так легко объясняет ненависть, какую Том проецировал на каждого альфу, с которым Гарри имел неосторожность познакомиться, неважно, с какой целью. Для Тома так естественно признавать это. Почему? Потому что так сильно доверяет? — Пап… — тихо, на грани мольбы, позвал его Том, садясь на колени. Трепетно касаясь ладонями колен омеги. Готовый в любой момент одёрнуть. И смотрел преданными глазами. Как щеночек. Сердце щемило нежностью. Мужская ладонь легла на руки альфы. В ту секунду Гарри увидел их по-новому, внезапно поняв, что видит перед собой не маленькие детские лапки, а уже массивную, крепкую руку молодого альфы. — Как же ты вырос, родной. Всё теперь виделось другими глазами. Словно с него, наконец, сняли розовые очки, полностью меняющие восприятие. Гарри чувствовал иначе. Прикосновения сына не должны будоражить, но они именно такие ощущения и вызывали. Том осмелел. Его руки теперь были больше, он перехватил руки Гарри, нежно сжимая. Переплетая пальцы. Мягко, чувственно. И поддался ещё немного вперёд, так, что омега непроизвольно раздвинул ноги. Принимая ближе, немного теснее... Интимнее. Альфа прижался лицом к груди. Тяжело дыша, вдыхая запах глубже. Чужой запах был смыт, оставив омеге его собственный, кажущийся посредственным без ярких фруктовых нот, часто присущих омегам, и потому не оставляющий никаких догадок, за что именно нравится. Но почему-то отзывающийся в голове таким набатом, что всё тело готовилось к одному — полностью вобрать этот запах в себя, ловя каждым вдохом. — Я люблю тебя, — с выдохом произнёс Том. Не зная, как ещё выразить чувства, охватившие его сейчас. От которых его всего потряхивало. Которые он хотел полностью выплеснуть во что-то… очень неправильное с моральной точки зрения. Но естественного для его любви. Не той, какой любил с самого детства. А той, какую каждый давал бы Гарри, став его парой. Но возможно ли это? Смог бы папа тоже полюбить его этой самой любовью? — М-мальчик мой, — голос Гарри дрогнул против его воли. Он видел и понимал всё, что происходит. Но даже встав на свои места, детали создали картину, которую нельзя назвать нормальной. Том — его сын. Невероятно красивый, очень притягательный, и… Готовый разделить с ним постель и всё остальное, что касается взрослой любви. Нет, не просто готовый. Жаждущий этого. Всем телом и сердцем. — Я не зайду далеко. Обещаю. Просто… — Том сильнее сжал руки омеги, пока мягко не закинул их себе на плечи, заставляя обнять, — просто позволь тебя коснуться. Позволь поцеловать. Пожалуйста… Я устал терпеть. У меня уже нет сил. Как отказать? Том просил так, словно от этого зависела его жизнь. А Гарри… Как отец, ради сына решился на совсем не отцовскую вещь, и грызть себя за это он будет позже. — Встань. Альфа моментально поднялся на ноги. Почувствовал к чему всё ведёт и занервничал. За руки себя хватал, губы кусал, пока большой палец Гарри не прикоснулся к губам, оглаживая их. Омега словно наблюдал со стороны, краем мозга не веря, что делает это. Но этот край был слишком мал, чтобы переключить на себя всё остальное внимание. Оно было подёрнуто сладковатым туманом. Резкий на слова и поступки, крепкий и рослый, юный альфа сейчас подчинялся ему полностью. В нём невооружённым глазом читалась готовность сделать всё что угодно. Чужое желание станет для него буйком безопасности в бушующем море незнакомых чувств. Не говоря ни слова, Гарри наклонил Тома к себе. Так, чтобы его голова оказалась у самой шеи. Омега был слишком смущён, чтобы сказать напрямую, ведь тогда ему придётся думать о происходящем. А руки действовали сами. Зарывались в роскошную, чёрную шевелюру, гладили, ласкали. Как Томми всегда любил. Спускались к затылку и плечам: очерчивали, снова ласкали. Его мальчик продолжал стоять послушно склоненным, принимал ласку с закрытыми глазами, и тяжело дышал. Именно оно показывало, как сильно прикосновения Гарри его волнуют. Как сильно он возбуждён. Благодаря этому же дыханию, горячему, касающемуся шеи, возбуждался и Гарри. Его вело от близости альфы. А когда губы, влажные от облизывания, коснулись открытой кожи, короткий, дрожащий стон сорвался с губ. Том не сорвался с тормозов, услышав самый лучший звук на свете. Он ощущал нежную сладость, которой хотелось наслаждаться медленно и бережно. Как нюхают цветы с хрупкими лепестками. Поцелуи были короткими, нежными, порхающими. Он касался всего, что под губы попадалось. Всех открытых участков. Готовый сорвать одежду, если понадобиться, и продолжать свой путь дальше. Обласкать всё тело. Невероятно желанное. Том и сам почти застонал, с силой сжимая руки на подлокотниках своего кресла. Мечта осуществлялась, оказываясь в разы лучше фантазий. Опьяняла, внушала восторг, нарастала снежным комом. Если только папа попросит — он сделает всё, что ему захочется. Потому что желает показать себя. Отдать все свои чувства, согреть своей любовью, что без выхода становилась пожирающим огнём. Губы поднялись до подбородка, но уже не осыпали мелкими поцелуями. Чем ближе к лицу, тем медленнее и чувственнее они были. Том задерживал касание, проносил через себя и мягкость, и вкус. Наконец, он оказался близко. Папа сам дышал тяжело. Его губы были приоткрыты, так и маня коснуться. Но Том держался. Как мазохист, растягивал эту сладостную муку, наблюдая вблизи. Услаждая взгляд. Он хотел взять с этой возможности всё, ведь иначе вторая может не представиться. А Гарри… В какой-то момент сдался. Больше не выдержал сохранять контроль. Тело само подалось вперёд, забирая у Тома первый взрослый поцелуй. Не было ни желания, ни сил осаждать себя, делать все плавно и осторожно. Гарри пошёл напролом, слишком перевозбужденный, сразу затолкал язык в рот альфе, от чего тот в шоке застыл и что-то тихонько промычал. Ничего. Войдёт во вкус. Инстинкты всё подскажут. В этом омега был уверен, крепко обхватывая за шею сына. Комната наполнилась звуками поцелуев. Один испивал дыхание другого, позволяя так же вбирать своё. Мало-помалу, тайное, давнее, телесное знание перехватывало контроль над разумом. Том познавал взрослые ласки, отдаваясь им, и ощущая их всей кожей. Наконец-то получал их именно от того человека, какого и хотел. Всё внутри разгоралось сладким костром. — Пап, я… — еле произнёс, задыхаясь от жара, от нехватки воздуха, от губ омеги, которые отпустили его рот, но всё ещё касались лица, — может, мы… Пап, прошу... — Что такое? — секундного прояснения разума хватило на то, чтобы отстраниться. Он должен услышать, чего хочется его мальчику. — Я хочу на кровать. Хочу обнимать тебя. Пожалуйста. Ответом стал кивок, почти судорожного вида. Гарри встал и коротко шагнул, позволяя Тому утянуть себя на кровать и лечь так, как он хотел. Обычно те альфы, с которым он делил постель, любили доминирующие роли. Актив во всём проявлении, даже в том, чтобы повалить омегу на постель и оказаться сверху. А если и ложился, то омегу обязательно усаживал на себя и контролировал процесс. Гарри с этим боролся первое время. Ему тоже хотелось актива. Потом перестал. Он готов был лечь и принять своего мальчика. Ощутить его крепкое, тяжёлое тело на себе. Но нет. Том лёг на постель, а Гарри уложил сверху, на себя. Стал большой, тёплой подушкой для папы. Которая ещё и обнимала осторожно. И гладила по спине. — Не тяжело? — голосок разума дал о себе знать, потому что омега не был лёгким воробушком, не занимаясь спортом, не отказывая себе во вкусностях при сидячей работе. — Нет, — покачал головой Том, глупо улыбаясь. Он выглядел, как дурашка. Но казался таким счастливым. Ради этого можно поступиться принципами. Его мальчик заслуживал любви и счастья. А познать первые откровенные ласки с любимым человеком — важная часть жизни. Если Гарри будет так думать, может, ему будет проще простить себя за содеянное?