Приёмыш

После обнимашек на кровати они продолжили целоваться. Гарри вёл и наслаждался податливостью своего мальчика. Чувствительный, милый, он смог кончить от простого трения через одежду. Всё было как в тумане. Так легко и правильно совершенное ими. И только разойдясь по разным углам, пожелав сыну спокойной ночи, на Гарри обрушилось осознание того, что он сотворил. Растлил юного сына! Как классический приёмный отец из огромного количества тех самых ужасных историй, где эти животные, под разными предлогами, склоняли своих детей к интимным отношениям. Потому что родной отец никогда бы такого не сделал. Ему бы и в голову не пришла такая идея. Сама кровь была бы против подобного! Неважно, что двигало Гарри. Неважно, какие мотивы — их благость сомнительна. Он поддался тогда, когда должен был быть благоразумен за обоих. Ему нет оправдания. Боясь следующего дня, не зная, как правильно будет объяснить свой ужасный поступок, Гарри оказался сильно удивлён, когда Том стал вести себя как раньше. Словно между ними ничего не произошло. Любая попытка начать разговор на непростую тему, просто чтобы убедиться, что всё в порядке, Том закрывал, умело переводя тему. Вероятно… оно к лучшему. Помня слова, согревшие давно холодное сердце, Том просто хотел получить немного ласки от того, кого любит. И он их получил. А теперь, наверняка, понимал неправильность произошедшего, и решил забыть. По той же схеме пошёл Гарри. Это самый лучший вариант. Забыть совершённую ошибку. Жить, как раньше. И у них получалось. Работа, учёба, а по вечерам совместное времяпровождение. Никто не отдалялся друг от друга, никто из них не искал причин уйти. Всё было замечательно! Пока они не расходились по своим комнатам, готовясь ко сну. Как бы Гарри ни хотел отбросить безобразную сцену — он не мог. Его сын был так красив в моменты порочных ласк, всё равно оставаясь невинным. Омега сходил по нему с ума. Если бы только у него было на то право — он бы научил своего мальчика тому, что изучают только с годами практики, как удачной, так и не очень. Он бы научил его пользоваться своим телом и дарить ласки чужому… Нет. Думать об этом больше нельзя. И лучше не возвращаться к этим мыслям. Но Гарри лишь обманывал себя. Пока тот эпизод не потускнеет в памяти — он будет продолжать о нём думать. Потому что по-другому не может. Сны только добавляли проблем. Там не было никаких запретов нет. Там желания разворачивались на полную. Там Гарри отдавался сильным рукам своего мальчика, направлял его, показывал, учил и получал в ответ столько преданности и безграничной любви! Ни один альфа, за тридцать один год, не смотрел и не касался его так, как это делал Том. Что в реальности, в тот сладостный вечер, что в фантазиях-снах. Решая с этим всё-таки что-то сделать, Гарри стал принимать успокоительное. Пусть реальность одолевает сколько хочет, но сны должны быть спокойными и восстанавливающими. Ошибки на работе ему не нужны. Он всё ещё растит сына, которого нужно обеспечивать!

***

По другую сторону творился не меньший кошмар. С возрастом Том научился цеплять на лицо маски, чтобы никто не мог понять его истинные чувства. Но он никогда бы не подумал, что когда-нибудь эта способность пригодиться дома. В безопасном окружении. Разговаривая с отцом. Это ужасно. Он продолжал делать вид, что всё в порядке, наслаждался вечерами, беседовал, смеялся, играл с папой. А сам хотел коснуться его. Повалить на диван. Крепко стиснуть в объятьях и целовать, целовать его руки… его шею… его лицо… его губы… его ноги… всё его тело! О сексе нечего и говорить. Несмотря на массу желаний, Том осознавал свои возможности. Его Гарри заслуживал быть любимым как можно дольше. А ему попросту не хватало телесной стойкости. Уж лучше не начинать вообще, чем начать и мгновенно закончить. Это эгоизм. И позор. А как поступить лучше? Набраться опыта с кем-то другим? Проблема в том, что не встаёт. От запаха других омег, да и от их поведения, Тома откровенно воротит. Он честно пробовал, ведь в какой-то момент думал, что всё из-за отсутствия общения с другими омегами. Но нет. Дело вовсе не в сдвиге или недостатке общения. Разум маялся, а вот тело точно знало, что хочет и куда тянется. Это первый шаг к тому, чтобы принять свою тягу. Решение было принято, очень нелёгкое и страшное. Потому что как отреагирует папа — Том не знал. Если ему придётся уйти из дома, что ж, это будет больно, но он сможет. Тогда и контакта станет меньше. Они смогут навсегда забыть… Альфа замотал головой, прогоняя страшные картины. Стоя перед закрытой дверью омеги, он решительно постучал и зашёл, не дождавшись ответа. Час назад они закончили просмотр фильма и разошлись по комнатам. А сейчас он снова здесь. Стоит, вдыхая любимый запах, и смотрит на любимого омегу, лежащего в постели с телефоном в руках. Переписывался с кем-то? Нет, выражение лица слишком флегматичное, а масок у Гарри не было. Он всегда был настоящим, за что Том ценил его ещё больше. — Что ты хотел, родной? — папа поднял на него взгляд и отложил телефон. Альфа улыбнулся. Просто накатила вдруг нежность, сжимающая грудь, и он позволил ей распространиться дальше. Ноги сами подвели к постели. Парень сел на самый край, смотря в глаза омеге. А тот всё ещё ждал. Слов или реакции, неважно чего. Просто что-то, что объяснит причину и суть его визита на личную территорию. Если подсчитать, Том бывал здесь очень редко. Гарри в его комнате бывал чаще. Пришло время говорить. От этого улыбка исчезла. Альфа вздохнул, прикрывая глаза. Собираясь с духом. И, наконец, заговорил: — Я честно пытался всё забыть, чтобы не разрушать нашу семью. Но не могу. Всё стало только хуже. Я не знаю покоя. Мысли, образы, сны сводят с ума. Я пришёл сдаваться, пап. Омега сел, придвинулся ближе к нему и обнял, прижимая к своей груди. Будто старался уберечь от всего плохого. — Говори. Дрожащими руками альфа обнял в ответ. Такой большой, высокий по сравнению с омегой, сейчас он сгорбился и сжался, ощущая себя маленьким. Вновь тем десятилетним мальчишкой, которого впервые в жизни кто-то обнял. Крепко прижал к своей груди. — Я чувствую себя ничтожным из-за того, что испытываю. Ни с точки зрения закона, ни с точки зрения морали, это неправильно. Но почему любовь должна быть неправильной? Если эти чувства есть, значит, так должно быть. Почему за это должны судить? Почему я должен этого бояться и страдать? Почему? Я не хочу от этого отрекаться. Не хочу испытывать боль. Не хочу страдать! Я заслуживаю любви. Я хочу любить и быть любимым. Почему мне нельзя? Слыша его слова, омега молчал. Чтобы скрыть слёзы, норовящие пролиться по щекам. Несмотря на повзрослевшие желания, его Том всё ещё остался ребёнком, желающим любви. Недополучив её в детстве. Направление сменилось, а суть осталась. — Мне казалось, ты наоборот хочешь забыть о том, что тогда случилось, и жить как раньше, — Гарри не сразу смог заговорить. — Нет, — горячо зашептал альфа, внимательно, почти не дыша, слушая, что скажет папа, и только сильнее к нему прижался. Почти касался губами груди, скрытой за тонкой тканью ночной рубашки, — я делал это, потому что считал, что ты будешь изводить себя и страдать за то, чему позволил случиться. Я понимаю, что на твои плечи ложится тяжёлый груз. Ведь ты до сих пор за меня ответственен. Ты взрослый человек. А я, по закону, всё ещё считаюсь ребёнком. С меня меньше спроса. Я более чем уверен, ты считал, будто растлил меня. Но это не так. Я отвечаю за свои слова и за свои поступки. В тот день я хотел показать свою любовь. Это не преступление. Я люблю тебя, папа. Очень сильно, безумно люблю. — Я тоже люблю тебя, мой мальчик. Ты — мой подарок в этой жизни, — с облегчением от того, что сын не винит его, Гарри теснее сжал руки, обнимающие Тома, и стал медленно раскачиваться, будто усыпляя ребёнка. После услышанного в душе наступил покой без всяких таблеток. — Надеюсь, у меня получится дать тебе всё, что нужно. Том, успокоенный, почти убаюканный, теплом рук, нежностью голоса, вдруг замер. Сердце в груди на миг замерло. Чтобы начать биться как сумасшедшее. Альфа поднял голову, боясь, что ослышался. Поэтому решил убедиться: — Ты… согласен? Чтобы мы…? — Для меня всё ещё странно, что мы оба этого хотим. Но лгать бессмысленно, — стыдливо признался Гарри, закусив губу. Этого всего не должно происходить, но контроль потерян и снежный ком не остановить. Он может только принять любовь своего сына. Окрылённый ответом, принятием чувств, готовностью ответить, прыгнуть вместе в тёмный, притягивающий своей сладкой запретностью, омут, Том заулыбался ярко, открыто, и немедля сократил расстояние. Впился в губы папы, дав ощутить свою улыбку, всё счастье что его переполняло. И тут же углубил поцелуй, со стоном врываясь языком в тёплый, влажный рот. Снова убеждаясь — реальность в разы лучше самых настойчивых фантазий. Она захлёстывала. Руки сами потянулись к вороту ночной рубашки, избавиться от неё. Самолично. Как давно хотелось в своих мечтах. А Гарри помог, извлекая голову. А дальше… Том поплыл. Видя омегу больше всего в очках, Том будто влюбился снова, когда увидел его без этого предмета. Взгляд стал беззащитным, чуть плывущим, и нежно любящим. — Папа, — с любовью протянул, обхватывая лицо омеги руками, лаская пальцами нежную кожу. Поддавшись ближе, Том коснулся губами сначала одного прикрытого века затем второго. — Люблю тебя. Я люблю. Люблю тебя, — шептал словно опьяненный, осыпая лицо поцелуями: снова закрытые веки, брови, переносицу, скулы, щеки, губы, подбородок. Дрожащие пальцы перешли на шею, стали гладить её нежно и трепетно. Оба упали на кровать. Альфа оказался сверху и теперь мог легко прикасаться к любому участку тела, какому захочет. — Не волнуйся, — успокоил Гарри, переплетая пальцы рук, — начни откуда хочешь. Легко говорить «не волнуйся». Это слишком сложно. Но Том правда старался. Иначе всё испортит. Его опыта всё ещё недостаточно, а одними инстинктами и чувствами нельзя руководить. Он сам должен знать, как правильно, когда вовремя, где приятнее. Выдохнув, в первую очередь Том избавился от своей футболки. И когда он стянул её, растрепав волосы, поймал на себе внимательный взгляд. — Редко вижу тебя обнажённым по пояс. У тебя красивое тело, родной. Агрессивный вид спорта сделал его мальчику поджарое тело. А чтобы не пугать внезапностью, омега предпочёл сперва спросить: — Можно потрогать? — Да, конечно, — выдохнул альфа, польщённый приятными словами. Когда пальцы папы коснулись пресса, Том напрягся. Всё это слишком волнительно. Но он старался расслабиться, чтобы нормально насладиться прикосновениями. Они возбуждали. Папа был первым, кого он так близко к себе подпустил. Близость других его не интересовала. Теперь же любимые руки проходились по прессу, по груди и по бёдрам, пока ещё скрытым шортами. Но от касаний Том сильно пожелал их снять, будто они загорелись прямо на нём. — Я хочу, — облизал вмиг пересохшие губы, — снять с себя всё остальное. — Я не против. Первый раз тебя таким увижу, — омега закусил губу от неловкости. Верно. На Томе всегда было что-то из одежды. А сейчас предстояло увидеть всё — и чем наградила природа, и что воспитали физические нагрузки с хорошей едой. Для удобства и лучшего обзора, Том слез с постели. Он очень старался всё сделать без лишней суеты. И у него получилось. Полностью раздевшись, он не постеснялся поднять взгляд, как бы говоря: «Вот он я, прямо перед тобой. Рассматривай меня, сколько хочешь». Гарри разрывался от контраста между тем, какого самца видит сейчас, и какого ребёнка помнит. В последний раз Гарри видел его голеньким ещё в детстве. На том всё. Теперь он видел больше, мог посчитать родинки и маленькие шрамики от хулиганистого детства. — Как ты вырос. Я не устану это повторять. Тихо хмыкнув, Том вернулся в постель. Теперь он был обнажен. И его возбужденный член коснулся ног Гарри. Обоих словно пробило током. Альфа прикрыл глаза, стискивая зубы, а омега закусил нижнюю губу. В нём зародилось желание немного… подразнить? Но это нехорошо делать перед неопытным юнцом. Гарри должен контролировать весь их процесс, а не рушить и без того слабый контроль. Если Том сорвётся, он выпустит свои феромоны, и тогда Гарри будет сложно и себя, и своего мальчика держать в руках. Если только изначально не перехватить всё в свои руки и довести дело до конца. Одно омега осознал окончательно — он хочет Тома. Неважно как. Ощутить в себе, или только поиграть с крепким членом. Просто его. Как угодно. — Папа? Вздрогнув от голоса сына и от его горячих ладоней, которые он положил на колени и стал ненастойчиво пытаться развести их в стороны. Так возбуждающе. А этот взгляд щеночка, готового выполнить любую команду… — Можно я тоже тебя увижу? Всего. — Да, родной. Можешь. Том волнительно кивнул. От открывающихся возможностей голова шла кругом. Ночная рубашка уже была откинута, остались боксеры. Альфа подцепил края, сглатывая, и осторожно потянул вниз. Гарри принял более удобную позу, чтобы легче было снять, приподнимал ноги, когда нужно. А оставшись обнаженным, чувствуя сладкую дрожь по телу, сам раздвинул ноги. Дал своему мальчику рассмотреть себя. Что тот при этом чувствовал — он не решался спрашивать, чтобы не смутить и не разрушить ту неловкую и сокровенную ситуацию, что разгоралась между ними. Том наклонился, одурманенный увиденным. В голове стучало одно: «Попробуй». Он поддался желанию. Без предупреждения. Обхватил губами влажную, розовую головку. — О-ох, родной мой!.. — восхищённо вскрикнул. Гарри совсем не ожидал такого пыла от неопытного парня. Да и оральным сексом его очень давно не баловали. Влажный рот восхитительно старался. Сначала просто касался, слегка прихватывая губами, ласкал языком, а после разошёлся, брал в рот наполовину, обводил уже внутри рта языком. Обсасывал словно леденец. — Том, Боже…ты такой… М-м… — хватаясь за одеяло, омега закусывал губы. — Тебе нравится? — хрипло спросил альфа, плотно обхватывая бёдра омеги руками. От его губ тянулась ниточка слюны. Он не жалел её. Взгляд потемневший, шальной. — Да, малыш. Очень, — признался Гарри, безумно порочно, и также безумно приятно. — Ты умница. — Я рад, — альфа снова устремил взгляд вниз. Ладони огладили бёдра. — Ты такой красивый, папа. И очень вкусный. Могу я попробовать тебя до конца? Раз уж падать — до конца. Гарри сдался. — Хочешь — пробуй. Это ведь значит, что он позволит себя испить и забраться в самое эрогенное место, куда обычно только члены заглядывали. Гарри и не помнил уже, когда ему в последний раз делали римминг. Если Томми решится, а он решится, Гарри сойдёт с ума от наслаждения. Даже если это будет совершенно неумело. Как последний распутник, омега приглашающе развёл ноги. Том мог видеть всё, что хотел, прикасаться… Гарри снова откинул голову. Ноги задрожали, и Том их сжал сильнее, пальцами впиваясь в мягкую плоть. А его рот снова обхватил! За короткое знакомство альфа начал приобретать собственные предпочтения в ласках. Гарри не мешал и даже не пытался направлять, всё шло отлично и без его участия. — Хочу ниже, — глухо проговорил альфа, далеко не отстраняясь. Его дыхание щекотало чувствительную головку. Коротко поцеловав её, он двинулся ниже. Но так было неудобно. Том не знал как подобраться к попе. Нужно что-то подложить или сменить позу? — Папа. Как лучше? — А что ты хочешь? Мою попку? — Да, — кивнул тот и прижался щекой к колену омеги. Не веря, что добровольно собрался вставать в такую позу, прямо перед сыном, мужчина аккуратно вывернулся, повернулся к нему спиной и выгнулся котом. — О боже… — простонал альфа, — папа, я сейчас кончу, не касаясь ни тебя, ни себя! — Можешь просто потрогать, я не против. Всё хорошо, — подбодрил Гарри. Крепко обхватывая за ягодицы, Том раздвинул их посильнее и сразу припал к влажному анусу ртом. Текло так сильно, что никакая смазка не нужна. Бери и вставляй. Омега ощущал себя распутником в двойной мере, стыдясь того, что ему это нравится, того как реагирует собственное тело. Мозг был на грани отключения. Гарри чувствовал, что если это произойдёт — он попросит ему вставить, наплевав откровенно на всё из-за голода, который давно не утоляли. А Том перестал держать себя в рамках. Чем откровеннее был для него папа, тем больше он сходил с ума. Сосал, вылизывал, вставлял язык внутрь и мял мягкие ягодицы, не в силах остановиться. Член пульсировал, грозязь выстрелить тугой струёй без касаний. Ему сейчас до смешного мало нужно для разрядки, особенно рядом с горячим, возбуждающим и податливым папой, так сладко стонущим в его руках! Том ревновал к каждому альфе, кто слышал эти звуки. Теперь только он будет их слышать. Только он будет давать повод так стонать. И стараться, чтобы этих сладких стонов было больше. Он научится делать приятно. Высовывая язык, альфа заменил его на пальцы. Смотрел, как два пальца растягивали стенки. Как по новому реагировал папа. Сам напрашивался, почти скулил, на грани того, чтобы попросить больше. Длинные пальцы хорошо доставали. Гарри хотел ещё. Поглубже. Но боялся спугнуть своей несдержанностью, к которой его мальчик ещё не готов. Он ещё не знает, какими настойчивыми и жадными до удовольствия могут быть омеги. Особенно в период течки. Но Гарри обязательно всё расскажет и покажет. — Ты скоро кончишь? — Том смотрел на анус, который с такой жадностью поглощал его пальцы. — Нет, мой мальчик, мне мало, — пожаловался Гарри, осознавая свою испорченность. — Но если ты всё, то ничего, мы можем остановиться. — Я боюсь, что кончу сразу, как вставлю, — к своему стыду признался Том, продолжая двигать пальцами. — Даже сейчас стараюсь терпеть. Не думать о том, что хочу… Нет, уже думаю. Пап, я очень хочу тебе вставить. Хочу заполнить тебя. Хочу подарить тебе такое наслаждение, что ты забудешь своё имя. Хочу пометить тебя. Кончить в тебя. Пап… Гарри и не представлял, что у сына настолько откровенные желания. Он высказывал их с такой горячей преданностью, что внутри всё плавилось. Никак не отказать. А проблема с быстрой разрядкой решалась. — У меня кое-что есть. Под кроватью хранился ящик с интересным содержимым, в частности вещица, обеспечивающая долгую эрекцию. — Это… что? — альфа с сомнением смотрел на странное приспособление, похожую на игрушку для собак. — Это — эрекционное кольцо. Оно туго обхватит твой пенис и тем самым не даст крови слишком быстро отлить обратно. Так что, стоять будет дольше. Ощущения от кольца своеобразные, но, думаю, тебе понравится. — Если ты уверен, хорошо, — согласился на использование секс-игрушки Том. Но продолжал смотреть на кольцо с опаской. Для него необычно и удивительно было уже само соитие в скором времени. А с использованием чего-то дополнительного… Том замер и издал звук, похожий на короткое скуление, когда папа подобрался ближе и стал смазывать его член. Ясно для чего. Чтобы удобнее надеть кольцо. Но сами ощущения пальцев на его члене! Альфа поднёс руку к лицу и резко себя укусил. Боль отрезвила. Не время плыть и сходить с ума! Сейчас перед ним вставало крайне ответственное задание — сделать приятно, не облажаться! — Как тебе? — полюбопытствовал Гарри, закончив своё дело и с удовольствием теперь разглядывая. — Вроде бы… нормально? — сам не был уверен в своих ощущениях. Одно Том понимал точно — кончить он не может. Папа ещё не убрал руку, словно решил проверить, подразнить. Приласкал пальчиками головку, залезая указательным под крайнюю плоть. Альфа ощутил тот самый наплыв, когда вот-вот должно подступить и ярко выстрелить! И ничего. Напряжение скопилось у основания, усилилось, а потом стало медленно отступать. Альфа рвано выдохнул, прислушиваясь, привыкая к новым ощущениям. — Да, оно работает, — уверенно заявил, с коротким кивком, — я готов, пап. — Славно. Помни, что омегу всегда нужно подготовить перед тем, как входить, чтобы не сделать больно. Ты с этим справился, когда растягивал меня пальцами. Теперь можешь входить. В стандартной ситуации двух пальцев мало, но Гарри пошёл на это умышленно. Он оценил размеры сына и понял, что ему хватит того, как растянут. В нём бывали члены и побольше. Кольцо сотворило настоящее чудо. Не будь его, Том, как пророчил ранее, спустил бы раньше, чем вошёл до конца. Ощущения первого раза были восхитительными. Жар, узость. А вид! У любого альфы встало бы моментально. Папа придерживал пальцами его член, помогая вставлять. Дыхание замедлилось. Глаза расширились. Губы приоткрылись. И всё это — только для него. Восхитительно! — Сперва нужно неглубоко. Но мне можно больше. Вдавливайся бёдрами в меня, Том. Медленно. Да, вот так… — Гарри направлял его, позволил плыть в ощущениях, но не теряться в них. — Теперь оттягивай бёдра назад. Именно бёдра, не всем телом, иначе очень устанешь. Вот так! — вскрикнул омега на последовавший толчок. Его очаровательный ученик прислушивался к каждому слову и всё делал чертовски правильно. — Это невероятно! — простонал Том, немного ускоряясь. Ноги папы он обхватил руками. Одну стопу прижимал к своей груди, вторую держал на весу. Последнюю он поднёс ко рту, горячо целуя и облизывая. — В тебе так приятно, пап… Оно всегда так приятно? Боже… — Да. Вот так… Сильнее. Будет громко шлёпать — не стесняйся, — дополнил Гарри, прикрывая глаза от удивительных ощущений. — Не бойся двигаться резче. Мне не будет больно, только приятно. И снова послушание. Альфа ускорился. Кольцо сдерживало его порыв закончить всё быстро. Благодаря ему Том чувствовал себя машиной: сильной, выносливой, полной энергии и жара, способной на долгий заезд. Наконец-то папа всецело принадлежал ему! В том числе, телом. Мягким, податливым, восприимчивым к его ласке. Каждое слово транслировало его наслаждением. Толчки становились то быстрыми, то медленными. То резкими, то плавными. Том сам руководил процессом. Очень скоро папа отдал ему контроль, и альфа неплохо справлялся. Очередной раз замедлившись, он поймал на себе плывущий, жаждущий горячего продолжения, взгляд. — Я хочу поцеловать тебя. И увидеть тебя сверху. На себе. Ты позволишь, папа? — попросил, в очередной раз целуя его ступню. — Я тяжёлый, — Гарри всё-таки вспомнил своим затуманенным мозгом, что они в разных весовых категориях. — Ты очень лёгкий. И вообще самый лучший. Даже если каким-то образом придавишь, я буду только рад. Ну, пап, ну, пожалуйста, — как ребёнок начал просить, при том, что всё ещё находился внутри, оба были в самом разгаре, просто приостановились слегка. — Хочу с тобой полного контакта. Разве ты этого не хочешь? Гарри хотел. Таиться не имело смысла. Просто он всё ещё пытался проявлять разумность. Ведь то, что они делают, давно вышло за любые грани. Бесполезно. Желание в любом случае брало над ними верх. Осторожно сев на бёдра, готовый в любой момент слезть, если Том почувствует дискомфорт, Гарри позволил ему вновь ввести член в податливые пульсирующие стенки. Протяжный стон, сорвавшийся с губ от более глубокого проникновения, Том испил — вклинил язык в рот омеги, быстро заставляя ответить, сплестись языками. А ещё ногами. И руками. Их единение было во всех смыслах. Какого никогда не смогла бы дать кровная связь. Они стали по-настоящему близки, ощущая друг друга. Тепло, мягкость, твёрдость, аромат. Сейчас, в интимный момент, их тела источали ароматы, сплетающиеся вместе. Действовали словно допинг, помогая двигаться одному и не теряться второму. Гарри был очень близок к тому, чтобы кончить. Прямо так, сверху, оплетая своего мальчика собой, чувствуя его жар, его руки, губы, член внутри, с которого нужно снять кольцо. Он хотел вместе. — Давай, малыш… Ссаживаясь, Гарри стянул сдерживающее кольцо. От охваченной свободы альфа застонал, крепко цепляясь пальцами за влажную спину. А когда папа вернул жар и плотность, задвигал бедрами резче. Омега подстроится, чувствуя, что вот оно, совсем близко. Его сын, без презерватива, дарящий самый полные, невероятные ощущения, кончит внутрь. Они сцепятся! Откидывая голову, Гарри громко застонал. Последний резкий толчок, рывок вперёд, губы, впившиеся в шею, — и невероятное чувство заполнения. Узел у основания начал набухать, крепко-накрепко сцепляя их на время. — Ты как, мальчик мой? — блаженно смотрел на него Гарри, нежно убирая растрёпанные влажные волосы с лица. — Я? — Том не сразу понял, что к нему обращаются, слишком зацикленный на неописуемых ощущениях. — Словно во сне. Нет, даже лучше. В миллион раз. — Ты ж мой хороший, — тронутый, Гарри прижал его к себе теснее и оставил долгий поцелуй на разгоряченной щеке. Он любил своего сына так сильно, что помог познать физическую сторону любви. И если говорить начистоту, больше ни с кем разделять эти восхитительные ощущения омега не желал. Случилось то, чего Том так страстно желал. Он заполучил и тело, и сердце, и душу Гарри. Всё. Без остатка.