Ныряя в синеву небес, не забудь расправить крылья / Падая в глубокое синее небо

Игральная кость с изображением белого дракона медленно вращалась в воздухе под внимательным взглядом четверых людей, сидящих за столом, до тех пор, пока рука не взметнулась к ней, с грохотом опуская на игральную доску. – Ха! – воскликнул Тан Цзэмин, упираясь руками в стол. – Я снова выиграл! Двое парней с грохотом опустили головы на столешницу, горестно подвывая, а третий громогласно расхохотался, похлопывая себя по ноге. Их не спасли ни зажатые в руках семейные медальоны, призванные приносить удачу, ни защитные талисманы, которые они мяли в руках и которые теперь комками полетели в сторону Дун Пинъяна, заливающегося смехом. – Живо, живо! Гоните сюда золото! – подгонял их Тан Цзэмин. Глядя на то, как парни вытрясают свои кошели, сыпля золотыми монетами, он прыснул в свою чашу вина. Напиток был неважнецкий, по сравнению с винами, которые обычно были в их с Лю Синем доме. Он почти видел, как юноша кривит губы от одного только этого кислого запаха старой прогорклой вишни. Всем собравшимся сегодня в комнате музыкального павильона хватило бы денег на лучшее вино в городе, но богатенькие господа отчего то частенько баловались дешевым пойлом, словно развлекая себя обычными радостями простолюдин. Все они после каждого глотка принимали такой важный вид, словно познали тайны бытия и мироздания, с превосходством глядя на чаши, в которых плескалось вино. Тан Цзэмин считал их придурками. Обычно он не пил наравне со всеми, но желание окропить победоносное чувство в груди в очередной раз возобладало над ним, так что сейчас мальчик позволил себе в два глотка осушить полную чашу. Не скрывая отвращения, Тан Цзэмин откинул бронзовую пиалу и уставился на золотые монеты перед собой, не обращая внимания на пыхтящих раскрасневшихся парней. Дело было даже не в золоте, а в том, что их новый знакомый с завидным постоянством унизительно вырывал из их лап победу. Всегда, когда парням казалось, что вот-вот и они победят, Тан Цзэмин играючи обходил их в два последних шага и вновь опускал игроков на дно. – Славно! – широко улыбнулся победитель, подгребая к себе горстку лянов. Дун Пинъян в очередной раз усмехнулся. В отличие от своих друзей, он разбрасывался золотом направо и налево, за ночь просаживая столько, сколько стоил весь этот павильон, не то что одна игра в маджонг с приятелями, в которой проигрывал легко и с улыбкой. Двое других были его старыми знакомыми, которых навязали ему с самого детства по долгу семьи. Истинных дружеских чувств между парнями никогда не было, однако это не мешало им вместе просаживать деньги и веселиться в городе ночи напролёт. Потому очередной грабеж их кошельков не затронул чувств Дун Пинъяна. Он спросил Тан Цзэмина: – На кой ляд тебе столько золота, младший брат? Мальчик покосился на него, ссыпая монеты в свой кошель, и ответил: – Как это зачем? Разве его бывает много? – И то верно. Тан Цзэмин потер висок, который неприятно ныл с самого заката. Боль отчего-то в последние дни не покидала его. Она не была сильной, однако неотступно следовала за ним, проявляясь в редких всполохах в голове или груди. Может, всё дело было в том, что он уже который раз выбирался по ночам, чтобы вытрясти из богатеев золото? Да, наверное, поэтому, – подумал он и прикрыл на мгновение глаза. Было уже далеко за полночь, когда сегодня Дун Пинъян со своими дружками в очередной раз прислал к нему ворона, приглашая вместе развлечься. Несколько дней назад, когда ему было особенно скучно, а Лю Синь остался на ночь работать с Сяо Вэнем над противоядием, он внезапно согласился. Ночь в окружении шумной компании принесла Тан Цзэмину не только головную боль и раздражение, но и солидный куш в виде десятка золотых. По этой причине он продолжил свои вылазки. Махнув на прощание всё ещё дующимся на него парням, и кивнув на предложение Дун Пинъяна встретиться на следующей неделе, Тан Цзэмин вышел за дверь. Павильон был шумным и пестрил яркими красками. Вокруг ходили куртизанки и бегали меж гостями прислужники, то и дело поднося вино и закуски. Схватив с подноса пробегавшего мимо него парня два красных яблока, он вышел на улицу. Глубоко втянув воздух, он откусил от первого сочного плода и походя кинул второе хмурому северянину, что сидел на этой улице каждую ночь, словно не решаясь войти в павильон. Вернувшись домой, Тан Цзэмин прикорнул пару часов, ворочаясь с боку на бок в попытках унять боль, после чего встал ещё засветло, приготовил завтрак и выпил обезболивающий отвар. Он не стал говорить Лю Синю о не покидающей его головной боли, потому как сам юноша выглядел в эти дни уставшим и раздражительным. В последнее время Лю Синя редко можно было увидеть дома при свете дня – обычно он уходил ещё засветло, а возвращался затемно так как он вместе с лекарем корпел над созданием противоядия, которое вежливо требовал от них Дун Чжунши, являясь на порог лавки лекаря несколько раз в неделю. Но вскоре его визиты сошли на нет, так как глава гильдии удалился для уединенной медитации, решив воспользоваться этим спокойным временем, а его место заняла На Жуин. Женщина была немногословной и понятливой: каждый раз получая от Лю Синя на пороге сухое «ещё не готово», она лишь кивала и удалялась, чтобы прийти спустя пару дней. Разлив жидкую кашу с кусочками фруктов по мискам, Тан Цзэмин вышел в гостиную. Лю Синь уже проснулся и сидел на подушках за низеньким столиком с разложенной на нем картой. Парень был так сосредоточен на разглядывании огромного листа, что даже не заметил присутствие ещё одного человека в комнате. Рядом с ним стояла чаша, пар от которой не шёл, – должно быть, юноша встал уже давно. Тан Цзэмин моргал несколько мгновений, смотря на Лю Синя и чувствуя, как боль в теле утихает, – наверное, отвар начал действовать – после чего приблизился и улёгся прямо на пол, кладя голову на колени юноши. Лю Синь улыбнулся уголком губ и, не отрывая глаз от карты, слегка почухал мальчика по макушке, вновь возвращая всё внимание огромному листу. Перехватив его руку, Тан Цзэмин вернул её в свои волосы, и посмотрел на парня: – В последнее время ты часто смотришь на неё, что ты ищешь? Лю Синь отпил жидкую кашу и задумчиво ответил: – Просто изучаю города. Я не очень хорошо ориентируюсь в империи, поэтому решил разузнать побольше. Тан Цзэмин приподнялся и, потерев сонные глаза, уставился на карту. Города, города, города и деревни, угодья и лесополосы, горы. Что тут может быть интересного? Чуть повернув голову, он вскинул бровь: – Почему здесь нет северных земель? Лю Синь молчал пару секунд, застыв глазами на одной точке на карте, после чего ответил: – Поскольку те земли прокляты и лежат за границей империи, картографы не считают нужным заносить их на карты. Тан Цзэмин нахмурился и провёл пальцем по рваной границе, за которой всё ещё были земли и где жили люди. – Бред какой-то… Лю Синь кивнул: – Есть карты с севером, но они старые и мало где сохранились. Тан Цзэмин подумал о том, что ради пары капель краски люди отсекли на картах размещение целого княжества, словно его и не было вовсе. Эта мысль отчего-то так сильно разозлила его, что он едва ли поборол в себе желание разорвать этот лоскут бумаги на части. Лю Синь, словно уловив его изменившийся потемневший взгляд, быстро сложил карту и убрал под подушку. Устало улыбнувшись, он спросил, пододвигая кашу к мальчику и наливая ему чай: – Чем планируешь сегодня заняться? Некоторое время он размышлял о том, не пойти ли ему вместе с Лю Синем. Но лекарь и его помощник никого не впускали в мастерскую, так как работали над противоядием, а проводить весь день в обществе Чоу Лицзы, который торчал в гостиной вместе со своей псиной, он не хотел. К тому же, у него были дела в городе. Подумав об этом и улыбнувшись, Тан Цзэмин ответил: – Навещу старика Чэня. Его малявки не справляются с починкой лестницы на заднем дворе, а только ещё больше разбивают её. Старик убьётся рано или поздно на ней. Лю Синь кивнул, поднося к губам чай. Тан Цзэмин, смотря несколько мгновений на его бледное уставшее лицо, спросил: – Может, отдохнёшь пару дней? Лю Синь отрицательно покачал головой и улыбнулся: – Не могу бросить всё на Вэнь-гэ, он тоже устаёт. Оставив мальчику несколько серебряных монет, чтобы он не просто так слонялся по городу, юноша ушел, предупреждая, что вернется затемно. Быстро прибравшись, Тан Цзэмин ссыпал серебро обратно в шкатулку Лю Синя и направился к домовладельцу. Починка лестницы не была таким уж большим делом, если бы не вездесущие близнецы, постоянно ныряющие ему под руки с желанием помочь. Получив от старика похвалу и оплату, Тан Цзэмин отправился на городскую площадь. К этому времени его заказ, за который он и вывалил почти всё своё накопленное золото, уже должен был быть готов. Да, сумма была немаленькой, на неё без прикрас можно было прожить в Яотине несколько месяцев. Однако желание приобрести столь ценный подарок было для Тан Цзэмина ещё слаще. Быстро добравшись до нужной лавки на заклинательской улице, ещё издали он услышал громогласную ругань местного кузнеца. Его подмастерья опять что-то учинили, за что он таскал их за уши, тыкая носом. Кузнец этот был в свои лучшие годы одним из знаменитых ковщиков в империи. Однако рассорившись однажды с богатым покупателем из знатного рода, он был обвинен в пособничестве темным заклинателям, якобы изготавливая для них защитные артефакты и оружие. Его ждала казнь и дождалась бы, не скройся он в вольном городе. Императорские гвардейцы гнали его почти до самых ворот Яотина, влетев через которые, обвиненный кузнец стал недоступен для лап империи. Тан Цзэмин услышал об этом человеке от северян, подслушав их разговор на рынке. Пришлые люди отчего-то пользовались услугами только этого кузнеца, не доверяя другим свои мечи и защитные артефакты и Тан Цзэмин догадался, что кузнец тоже был северянином. Тучный мужчина лет сорока опустил молот на прилавок, гаркая на трясущегося перед собой юнца: – Щенок, я же сказал тебе не продавать этот заказ! – Н-но тот покупатель заплатил вдвое больше! – трясся как осиновый лист пятнадцатилетний мальчишка, комкая свой кожаный передник. Рыкнув, мужчина втолкнул его в кузню и развернулся к прилавку, с грохотом всаживая свой молот в подставку. Тан Цзэмин не желал прерывать выволочу, поэтому взобрался на лавку и с ленцой наблюдал за происходящим всё это время. Закинув в рот тыквенное семечко, он сощурился на солнце и спросил: – Готово? Увидев мальчика, мужчина тут же расплылся в широкой добродушной улыбке: – Молодой господин, я ждал вас ещё вчера, – с этими словами мужчина на минуту скрылся во внутренних помещениях и вышел с небольшой узкой коробочкой, покрытой синей атласной тканью. Глаза Тан Цзэмина сверкнули. Поднявшись со своего места, он принял коробочку и аккуратно приоткрыл крышку. Внутри лежал поразительной красоты веер из тонкого белого шелка, расписанного видами туманных гор. Один взгляд на него словно отправлял человека на заснеженные вершины, а если вдохнуть поглубже, можно было ощутить свежий горный воздух и холод от водопадов. По кайме шло серебряное тиснение, а рукоять из белого дерева удобно лежала в руке. На первый взгляд веер выглядел совсем обычным, хоть и изысканным, но только знающий человек мог распознать в ручке тысячелетнюю белую иву, а меж пластин духовную сталь. Серебряные прожилки же меж пластин были на самом деле платиной, которая ковалась с каплей адамаса – божественной стали, редкостью не только в вольных городах – во всей империи – до тех пор, пока не принимала вид несгибаемых спиц. Само серебряное теснение было выполнено в форме защитных заклинаний, и если влить в них духовную энергию, веер превращался в мощное боевое оружие, способное также отражать почти любые атаки. Тан Цзэмин кончиками пальцев провёл по белой ручке и серебристой кайме, довольно сверкая глазами. Ифу точно понравится, – с улыбкой подумал он. Такие искусные веера были признаком положения – только знать могла носить их. И больше всего на свете Тан Цзэмину хотелось, чтобы Лю Синя окружали именно такие вещи. – Прекрасная работа, – обратился он к кузнецу, прикрывая коробочку. Выудив мешочек золота, он перекинул его мужчине, который цепко поймал его. Взвесив в руке монеты и оставшись доволен, он улыбнулся: – Ах… если бы все клиенты были такими же сознательными, как молодой господин. А то приходят тут всякие, ещё и торгуются перед выкупом. – Мне незачем торговаться. Я вижу, что товар заслуживает своих денег. Даже спрятанный от внешнего мира, веер продолжал источать сильную духовную энергию. Кузнец сказал: – Если влить в него духовную энергию, веер может стать заклинательским щитом, но я что-то не пойму… – задумчиво протянул он, почесывая короткую бородку с серебристыми волосками: – Молодой господин ведь сам заклинатель, так почему же он сделал заказ с заклинанием, которое заимствует духовную энергию другого? Тан Цзэмин спрятал коробочку в своей сумке и ответил: – Потому что он не для меня, а для дорогого мне человека. Когда я стану сильней, я волью свою духовную энергию, которая признает владельца веера и будет его защищать. – А-а-а… – понимающе протянул кузнец. – Для человека значит. – Мм, – кивнул мальчик, и мужчина снова заговорил, растягивая губы в лукавую улыбку: – Красотка та видать неземной красоты, раз молодой господин вывалил столько золота за подарок? Не успел мальчик ответить, как мужчина продолжил: – Веер – это не только атрибут утонченности и оружие, он также служит указателем в искусстве флирта. – Флирта? – заинтересовался мальчик, как и подмастерья кузнеца, подошедшие украдкой ближе и навострившие уши. Кузнец облокотился на прилавок и сказал мечтательным тоном: – Веер в руках красавицы – скипетр владения миром. Если женщина касается открытым веером губ и сердца, она говорит: «Ты мне нравишься», а если же прикладывает его правой рукой к левой щеке, то, увы, ухаживания тут бесполезны, – развел руками мужчина. Один из подмастерьев тут же воскликнул, вскидывая кулак. Его чумазое лицо, покрытое сажей, воодушевленно светилось. – Значит, я нравлюсь Мэй с овощной лавки! Кузнец закатил глаза и шлепнул его тряпкой по макушке, сбивая радостное настроение. Второй подмастерье тут же рассмеялся во весь голос: – Она постоянно лупит тебя веером по лбу, а прикрывается им, чтобы скрыть смех! Мальчишки тут же принялись собачиться и дразниться, бегая вокруг кузнеца, пока тот не схватил обоих за шкирку и не закинул их в кузню. Тан Цзэмин задумчиво прокручивал в голове сказанное, в предвкушении блестя глазами. Лю Синь определенно в будущем будет касаться веером только губ, смотря на него, он уверен.

༄ ༄ ༄

Спустя несколько дней Лю Синь вместе с Тан Цзэмином пришли к лекарю. Это был особенный день, потому мальчик вознамерился не отходить от юноши ни на шаг, неотступно следуя маленьким хвостиком за ним по пятам. Лю Синь, не найдя на кухне свой любимый сорт чая, который словно испарился, попросил Тан Цзэмина сходить за ним в соседнюю лавку. Мальчик с готовностью кивнул, отвлекаясь от нарезки вишневого пирога. Поборов желание плюнуть в один кусок, предназначенный для парня, сидящего сейчас в зале, он вышел за дверь. Ещё утром Сяо Вэнь радостно поблагодарил их за принесенные угощения, полагая, что Лю Синь наконец-то пришел в себя и решил свести безмолвную вражду с Чоу Лицзы на нет. Едва только увидев этим утром улыбку юноши, который пришел в свой и так редкий выходной, лекарь и сам посветлел лицом. Для него было невыносимым видеть, как его друг испытывает к его новому знакомому неприязнь. Сяо Вэнь никак не мог взять в толк, с чего бы Лю Синю, который обычно с добротой относился к людям, то и дело мрачнеть в присутствии юноши. Все вокруг обожали Чоу Лицзы, но парень отнюдь не кичился этим, ведя себя скромно и приземленно. Сяо Вэню всё время приходилось уговаривать своего нового друга посетить то или иное мероприятие или силком тащить на прогулку, отмахиваясь от его слов о том, что в обществе слепца лекарю будет неуютно. Прошлым вечером на рассуждения о том, что именно произошло между Чоу Лицзы и Лю Синем, первый просто ответил, пожимая плечами и подливая лекарю черный чай: – Я же не слиток золота, чтобы всем нравиться, верно? Сяо Вэнь лишь задумчиво кивнул на его слова, и впрямь находя в них смысл. Нет ничего плохого в том, чтобы проводить своё время в компании тех, кто тебе нравится, и избегать тех, кто не очень. И, тем не менее, он всем сердцем ждал того момента, когда оба его друга найдут общий язык. Но те то и дело молчали за общим столом во время обеда, напоминая лекарю чем-то Гу Юшэнга и Цзина, безмолвно ведущих вражду поначалу. Но сегодня Лю Синь наконец-то первым предложил выпить чаю и съесть по куску пирога, и Сяо Вэню даже не пришлось силком вытаскивать его из мастерской для перерыва. Желая поскорее расправиться с нетерпящим отлагательств лекарством, лекарь принялся быстрее толочь в ступке травы, мечтательно улыбаясь и напевая себе под нос. Как только он закончил, то сразу оттряхнул руки и направился в зал, предвкушая долгожданный выходной в компании друзей. Легкая улыбка с лица Сяо Вэнь вмиг слетела, а глаза распахнулись, когда он увидел картину, представшую перед ним: стол был перевернут, на полу валялись разбитые чаши и повсюду расплескался чай, брызгами осевший на светлых халатах двоих парней. Лю Синь держал Чоу Лицзы за грудки, прижимая того к стене. Слепец выглядел столь растерянным, что от страха не мог вымолвить ни слова, глотая воздух распахнувшимися губами, в уголках которых скопилась кровь. Сяо Вэнь тут же закричал: – Лю Синь, что ты делаешь!? Юноша, тяжело дыша и не сводя широко распахнутых глаз с парня, что-то шипел ему в лицо, но лекарь не смог расслышать, что именно. Подлетев к ним, Сяо Вэнь оттолкнул Лю Синя, осматривая Чоу Лицзы с ног до головы. В следующий момент переведя злой взгляд на Лю Синя, лекарь громко спросил: – Как это понимать! Ты из ума выжил?! Лю Синь тут же ощетинился, выглядя как большой рассерженный кот, уже заносящий свои когти для нового удара, чтобы прикончить мышь: – Я-то как раз в своём уме, в отличие от тебя! Неужели ты не видишь, что он водит тебя вокруг пальца! – злость, копившаяся все эти дни в Лю Сине, извергалась сейчас яростными потоками, найдя выход. Глаза его блестели, словно он наконец-то дождался того самого момента, не в силах больше молчать. – Очнись ты уже наконец! Чоу Лицзы стоял у стены, вжав голову в плечи. Взволнованно посмотрев на него, лекарь снова вернул внимание к обозленному парню: – Что здесь только что произошло? Взгляд Лю Синя стал тяжелым и острым, когда он ответил: – Я ушел на кухню, чтобы принести пирог, а когда вернулся, он подсыпал что-то в твою чашку! – кинул он лекарю в грудь мешочек из плотной парчи. – Он задурманил тебе голову, Сяо Вэнь. В зале воцарился мертвая тишина. Лекарь глубоко вздохнул, прикрывая глаза и перекатывая в пальцах наполовину наполненный мешочек. Слушая его напряженное молчание, Лю Синь темнел лицом всё сильней и сильней с каждой секундой. Неужели даже сейчас его друг поддастся виду жалкого парня, который ещё недавно ожесточенно давал ему отпор? И хоть за время их драки прошла лишь пара секунд, ребра Лю Синя до сих пор ныли от двух сильных стремительных ударов, нанесенных слепцом. Очевидно, тот не был слабаком, которого корчил сейчас из себя, опираясь о стену. Лю Синь, кинув в его сторону презрительный взгляд и, плотно сцепив зубы, сжал пальцы в кулаки под широкими рукавами. Он уже сотню раз пожалел, что принял тогда решение отдалиться от Сяо Вэня. Сложись всё иначе, возможно, его друг бы прислушался к нему в эти моменты. Но теперь словно пришло время для ответного удара Сяо Вэня – мужчина попросту отдалялся от него день за днем и Лю Синь не знал, как это остановить. В это время Сяо Вэнь шагнул вперед, поднимая темный взгляд на Лю Синя. Мягкие медовые глаза враз превратились в жесткую медь. Мужчина внимательно посмотрел на парня, после небольшой паузы размыкая плотно сжатые губы: – Ты обезумел, Лю Синь? – подняв мешочек двумя пальцами, лекарь продолжил: – Это сбор дикой янь и шалфея. Я плохо сплю после ночи тех пыток и эти травы помогают мне. Я уже упоминал об этом, ты бы помнил, не будь ты занят своими темными мыслями. Я лично дал этот мешочек Лицзы, потому как сам забываю принимать травы в эти суматошные дни, а это нужно делать беспрерывно. Видя всё то же недоверие и злость в глазах Лю Синя, лекарь высыпал на руку содержимое мешочка, перемалывая его на глазах у юноши, просыпая на пол. По воздуху тут же поплыл приятный аромат, который словно забил все легкие Лю Синя. – Или ты думаешь, что я настолько глуп, что не отличу яд или дурман от простого шалфея? К тому же, меня невозможно опоить или отравить чем бы то ни было. Сяо Вэнь никому не признался бы, но ещё в самом начале он разделил чашу особого чая с Чоу Лицзы. Трава Болтушка имела своё название из-за свойств, при помощи которых человек за разговором ни о чем мог неосознанно выболтать несколько тайн или своих намерений, показывая свою истинную натуру. Сяо Вэню было стыдно признаться в этом, но сам он в тот раз случайно перепутал чаши, делая один глоток. И даже ему потребовались недюжинные силы, чтобы не выболтать парочку своих тайн. В словах Чоу Лицзы в тот день не было ни намёка на жестокость и двуличие, в котором его сейчас обвиняли. Он лишь рассказал о своей жизни и положении и как к такому пришел, даже не заметив, что с его чаем что-то не так. После этого лекарь окончательно выдохнул и развеял все подозрения о парне. Лю Синь выглядел так, словно до сих пор не верил его словам. Он отчетливо видел, как Чоу Лицзы глазел по сторонам, прежде чем протянуть руку к чаше. Нужно ли слепому оглядываться, чтобы проявить лишь заботу о друге? Нет. Поверит ли сейчас Сяо Вэнь его словам в такой ситуации? Ответ тот же. Не отступая, Лю Синь сказал, потемнев лицом: – Он прикидывается перед тобой нищим, а сам сжигает кучи золота в храме. Как интересно это он объяснит? Чоу Лицзы вдруг тихо поражённо сказал, чуть подняв голову: – Ты что, следил за мной?.. Лю Синь холодно усмехнулся, не желая смотреть на него: – Храм не твой лично. Я тоже его посещаю, и я видел тебя там. – Как бы то ни было, я… Сяо Вэнь перебил Чоу Лицзы, загораживая его спиной: – Я знаю, что у него есть золото. Это наследие, скопленное его семьёй за всю жизнь, но он не желает растрачивать его, поминая их каждый год, – уставившись во все глаза на юношу и подметив его заостренные скулы, блестящий нездоровый взгляд и стиснутые кулаки, он покачал головой, словно человек перед ним был ему незнаком. – Неужели ты докатился до того, чтобы лазать по чужим кошелькам, желая выведать тайны? Ты всегда так трепетно относился к своим секретам, но не считаешься в этом с другими людьми. Лю Синь моргнул несколько раз, поднимая глаза на друга, пытаясь убедить его последними словами: – Сяо Вэнь, послушай… Губы мужчины дрогнули, а глаза покрылись ледяной пеленой, когда он прервал юношу, чуть отворачивая от него голову: – Я достаточно тебя слушал, – услышав тяжелый выдох, он сглотнул, говоря наконец то, что уже давно крутилось на уме: – После тех событий в горах Сюэ тебя словно подменили. Враги уже мерещатся тебе на каждом шагу. Лю Синь, я думаю, тебе нужна помощь… но оказать её я не в силах. Уходи. Лю Синь почувствовал, как обжигающая волна холода прокатилась по всему телу, замораживая кровь в венах. Уловив что-то за плечом Сяо Вэня, он перевел взгляд, тут же натыкаясь на хищную ухмылку, обнажившую окровавленные в оскале зубы. Эта улыбка словно плеснула масла в подугасший огонь и яростное пламя в груди Лю Синя вспыхнуло с новыми силами. Не успев остановить себя, он с криком кинулся на Чоу Лицзы: – Ах ты тварь! Он сделал лишь пару шагов, и пальцы только вскользь затронули одежды парня, а в следующее мгновение его внезапно отбросило назад. Хлесткий звук удара разнесся по комнате и Лю Синь вдруг почувствовал унизительный жар, расползающийся по правой щеке. Он осоловело моргал несколько секунд глядя на перевернутый стол, после чего перевел взгляд на тяжело дышащего Сяо Вэня, всё ещё стоящего с занесенной рукой словно для очередного удара. Сглотнув окровавленную слюну и растерянно мотнув головой, Лю Синь сделал маленький шаг вперед: – Сяо Вэнь… – Я сказал тебе убираться из моего дома! – тяжелым голосом сказал мужчина. Злые слезы, стоящие в его покрасневших глазах застыли, не срываясь с ресниц. Лю Синь отступил, пару мгновений смотря в пол, после чего медленно развернулся на едва держащих его ногах, направляясь к двери. Сяо Вэнь не смотрел ему вслед, отвернув голову и опустив руку, до хруста сжимая пальцы в кулак. Обычно ссорясь с кем-то, он особенно тщательно старался подбирать слова, чтобы после не пожалеть о сказанном. Но то, что он произнёс после, – не порождало ни тени сомнений в его сердце: – Тебе также незачем больше возвращаться, чтобы помогать мне. Лицзы со всем справится. Порог моего дома… не смей больше переступать. Шаг Лю Синя сбился. Чуть повернув голову, парень глухо сказал напоследок: – Я боюсь, единственный слепец в этом зале, – это ты, Сяо Вэнь. С этими словами он вышел за дверь, тихо ту прикрывая. И только тогда Сяо Вэнь опустил веки, позволяя двум солёным дорожкам расчертить щеки. В конце концов, опустив голову, лекарь, чувствуя себя так, словно все силы враз покинули его, сказал: – После того, как он побывал в битве, он вернулся другим человеком. Такое иногда случается с воинами… Они просто не могут вернуться с войны и остаются на поле боя. Лю Синь никогда не был сильным, но это окончательно сломило его. Чоу Лицзы, утерев краешек улыбающихся губ, положил руку ему на плечо, чуть сжимая в ободряющем жесте. Придав голосу сострадания, он тихо сказал: – Возможно, как и Байлинь, Лю Синь просто начал чувствовать, что теряет друга. Не стоит винить его в этом… – Нет, – жестко отрезал лекарь, взмахивая рукавом. Жгучая обида и разочарование вскипели в груди, когда он сказал: – Он зашел слишком далеко. Я закрывал глаза на многие вещи. Ты даже представить себе не можешь, сколько раз он пытался отвадить меня от тебя и как он смотрит на тебя и Ча. Хватит с меня их с Гу Юшэнгом заскоков! Тот тоже так и не смог принять мирную жизнь, ища в ней войну тут и там. Я теперь смертный человек и я хочу просто жить, а не тратить своё оставшееся время на решение чужих проблем! Сяо Вэнь замолчал. Чоу Лицзы молчал тоже. Как и Лю Синь, стоящий за дверью и слышащий каждое слово. – Ифу… – послышался голос. Лю Синь поднял свой сухой покрасневший взгляд, смутно видя очертания силуэта перед собой. Он не мог понять, проснулся ли он этим утром или до сих пор был во сне. Тело было таким легким, но руки Тан Цзэмина, крепко оплетающие его пояс, доказали – всё это явь. Праздничный пирог в честь дня рождения Лю Синя так и остался в главном зале, растоптанный под тяжелыми черными сапогами с серебристой вышивкой по бокам.