༄ ༄ ༄
Уже сидя напротив друг друга и греясь у огня, разожженного в большой бронзовой чаше², Тан Цзэмин пребывал глубоко в своих мыслях. После вспышки гнева, когда он более-менее успокоился, до него вдруг дошло, что в тот момент он едва ли мог думать и совсем позабыл про ци. Такой удар, вложи он в него хоть часть своих сил, вполне мог навредить Лю Синю. Сейчас Тан Цзэмин даже думать об этом боялся, как и смотреть в сторону парня. Неужели это то, о чем говорил Гу Юшэнг, – подумал мальчик. – Если не контролировать злость, в приступе гнева можно навредить дорогим людям. Тан Цзэмин опустил глаза на свои подрагивающие руки и вдруг осознал, что в приступе злости он и впрямь позабыл об этом, но ци почему-то и не откликнулась в тот момент. Может я уже дошел до той стадии тренировок, что моя сила сама может определять, кому нельзя вредить в секунды бессознательности своего хозяина? – раздумывал он. Тан Цзэмин прислушался к меридианам и ощутил лишь слабый поток, текущий по венам. Сжав руки несколько раз, он в бессилии поджал губы и прикрыл глаза. Не в силах наблюдать за побледневшим мальчиком и роящимися тенями в его глазах, Лю Синь подполз ближе и сказал: – Он был не опасен, чего ты так разволновался? Тан Цзэмин всё ещё не смотрел на него, опустив голову. Лю Синь подсел ещё ближе, обхватил его за плечи и прижал к себе. Ущипнув мальчика за щеку, он усмехнулся: – Не дуйся. Я бы не побежал за ним, если бы от него исходила угроза. Тан Цзэмин моргнул несколько раз, чувствуя, как голова тяжелеет от мыслей с каждой секундой. Забормотав что-то, он начал ворочаться, укладываясь на коленях парня и подкладывая под голову свой свернутый верхний халат. Он спросил: – Почему ты так уверен? – Потому что этот монах был напуган. Заманивать меня куда-то тоже нет смысла – в этом деле мы столкнулись с тем, кто может убить нас по щелчку пальцев. Ему ни к чему водить нас кругами, – помолчав немного, он взял полотенце, принявшись сушить волосы мальчика. – Я думаю, это один из выживших при резне. Поэтому он так боится незнакомцев. После этих слов Тан Цзэмин выдохнул, находя в них смысл. Он вновь почувствовал вину, о чем тут же поспешил сказать: – Прости, что толкнул. – Мм, – кивнул Лю Синь, промакивая темные пряди. – Всё в порядке. Ты испугался, я понимаю. – Я не испугался! – посмотрел снизу вверх на него Тан Цзэмин. – И не думай, что зря меня взял. Я просто… – осекся он, увидев мягкую улыбку Лю Синя. Свет огня танцевал на его лице, отбрасывая причудливые тени на гладкой коже вдоль скул и тянулся к глазам, которые мерцали подобно двум драгоценным янтарям. Почувствовав внезапный приступ смущения и ускорившееся сердцебиение, Тан Цзэмин развернулся и зарылся лицом ему в живот. Лю Синь рассмеялся. Высушив волосы мальчика, и развесив верхнюю одежду, он раскатал бамбуковые циновки, готовясь ко сну. Они расположились в одном из ученических залов, не горя желанием оставаться в комнатах, которые всё ещё хранили дух своих прежних хозяев. Тан Цзэмин, проигнорировав расстеленную для него лежанку, забрался под одеяло к Лю Синю, ложась набок к нему лицом. Он тихо спросил: – И как мы собираемся поймать монаха? Расставим ловушки или что-то типа того? – Нет. Мы не станем его ловить, он же не зверь. Он сам к нам выйдет рано или поздно, поэтому нам придется здесь задержаться. Лю Синь накрыл их лоскутным одеялом и закрыл глаза. Тан Цзэмин ещё долго шарил по его лицу взглядом, после чего тоже уснул, прижимаясь ближе. Последняя мысль его была о том, что в следующий раз он скорее свяжет этого человека, чем позволит ему снова оказаться под проклятым дождем там, где он не сможет до него дотянуться. Оплетая руками талию парня, он нахмурился сквозь сон, чувствуя боль в груди, и притянул его ближе, пряча лицо в изгибе его шеи и делая глубокие вдохи. Человека за окном они так и не увидели. Низенький мужчина, стоя на носках и положив подбородок на сложенные на подоконнике руки, еле дотягивался до окна, смотря на пару в объятиях ещё некоторые время круглыми глазами. ____________________ 1. 报恩 (bào’ēn) – воздающий добром. 2. В древние времена в помещениях, не оснащенных печью или иной системой отопления, использовались переносные, металлические крытые тазы на треноге или чаши, в которых разжигали огни.Глава 72. Храм Баоэнь
4 марта 2021 г. в 16:04
Пыль из-под лошадиных копыт поднималась клубами. Два всадника резво скакали, поднимаясь по извилистым склонам ввысь по горе. Тан Цзэмин крепко держал под уздцы своего коня, не отставая от Лю Синя ни на шаг. Игуй, который давно не покидал стойла, словно рисовался, несясь с гордо поднятой головой навстречу ветру. Ли’ло же напротив, скакала размеренно и лишь пофыркивала в сторону резвого коня.
Вдали наверху уже виднелись пики буддистского храма, и оба всадника враз ускорились.
Небо на востоке уже начало сереть, прогоняя ночь, когда они спешились.
– Мрачноватое местечко, – протянул Тан Цзэмин, вытирая руки от пыли платком и подходя к Лю Синю.
Парень стоял у подножья лестницы, ведущей вверх, оглядывая высокие стены храма и алые громоздкие двери с тяжелыми ручками-кольцами из бронзового литья.
Тот был расположен меж двух пиков и даже отсюда были слышны потоки ручьёв и горной реки, протекающих позади пагоды. Большие высокие колонны, поддерживающие навес с загнутыми краями, местами покрытыми мхом, были в облупившейся красной краске.
– Баоэнь¹… – прочел Лю Синь название храма, высеченное золотой краской на простой дощечке над массивными вратами.
Подняв край своего светло-серого халата, Лю Синь поспешил наверх.
Толкнув тяжелые двери, которые со скрипом раскрылись, юноша и ребенок немедля шагнули вперед. Внутренний двор был чистым и пустынным, и лишь гонимые ветром бамбуковые листья кружили по каменистому полу. Шесть резных столбов с пустыми фонарями были расположены по всему периметру, а небольшой лотосовый пруд, раскинувшийся по левую сторону, был весь заросшим и мутным. Серые каменные плиты на полу были разбиты в нескольких местах, сквозь которые пробивались зеленые ростки диких растений. Сад нельзя было назвать живописным даже в свои лучшие годы: всё здесь говорило о простоте и сдержанности. Впрочем, – подумал Лю Синь, – как и во всех буддистских храмах.
Тан Цзэмин оглянулся по сторонам, выходя вперед со словами:
– Я слышал, что тот псих зарубил здесь сто четыре человека. Кровь лилась по ступеням несколько дней, и её ничто не могло смыть. А ещё, что по ночам здесь раздается плач сотни убиенных монахов, которые продолжают петь сутры.
Лю Синь также шагал по двору, рассматривая помещения за раздвижными бумажными ширмами. Кое-где двери были проломлены и поскрипывали на слабом ветру, что придавало этому месту ещё более мрачную атмосферу.
– Не нужно было отпускать тебя на встречу с тем даосом из храма вчера днем. Наслушался всякого, он тот ещё болтун… – усмехнулся он. – Такие события всегда обрастают слухами. Как ты успел заметить, лестница вполне чистая.
Тан Цзэмин пожал плечами, наклоняясь из стороны в сторону, выставляя то одну, то другую руку. Подхватив длинный шест, стоящий у стены, он принялся медленно вращать тот над головой.
Спустя некоторое время он спросил:
– Так что мы здесь ищем?
Лю Синь нахмурился, поднимаясь по деревянным ступеням и идя по периметру крыльца:
– Он вырезал этот храм неспроста. Его действия хоть и жестоки, но у них определенно есть цель. В те дни стражники спешно зачистили это место, им было не до тщательных расследований из-за хаоса в Яотине, а теперь и подавно. Возможно, если мы осмотримся здесь, то сможем найти какие-то зацепки.
Сказав это, Лю Синь обернулся на мальчика, тут же укоризненно смотря на него:
– А’Мин.
Тан Цзэмин отбросил шест и заложил руки за спину, склоняя голову к плечу.
– Идём.
Храм был небольшим – всего в два этажа высотой. Комнаты, выстроенные вокруг внутреннего двора – были ученическими классами и залами для молений, в которых стояли алтари со статуями Будды и пустыми сейчас курильницами для благовоний. Лю Синь тут же заметил нечто странное: после массового убийства здесь явно никто не прибирался, о чем свидетельствовали перевернутые столы и разбросанные по полу тушечницы и кисти. Но не было ни одного листа – лишь книги с буддистскими учениями и свитки с сутрами.
Взяв одну книгу, лежащую на полу, Лю Синь медленно ту пролистнул. Не найдя в ней ничего необычного, он положил её на полку, проходя во внутренние комнаты. Не услышав шагов за спиной, он оглянулся.
Тан Цзэмин стоял посреди ученической комнаты, отчего-то выглядя задумчивым и будто бы опечаленным.
Лю Синь спросил:
– Что ты делаешь? Идём.
Тан Цзэмин тут же отмер и поспешил следом.
Внутренние помещения были спальнями учеников, что жили по трое. Заглядывая в комнаты и находя в тех скудные предметы быта, Лю Синь мрачнел с каждым разом всё больше и больше.
Что именно они здесь искали? Это был ничем непримечательный храм.
Раздумывая и смотря на источник, который спускался с горы небольшим водопадом, вид на который открывался с заднего двора, он вдруг услышал капли дождя, барабанящие по крыше.
Тан Цзэмин за его спиной тут же отвел его вглубь помещений, говоря о том, что им нужно перекусить.
На кухне обнаружился мешок риса и несколько приправ. Они не планировали здесь задержаться даже до вечера, оттого и взяли с собой еды только на два перекуса – рисовые лепешки да бурдюк с водой, но проголодались сильнее рассчитанного, после долгого подъема в гору.
Длинные низкие столы в обеденном зале валялись сейчас буквой «п», у основания которых, судя по всему, всегда ранее сидели старшие монахи. Подняв зачем-то все три стола и выставив их, как полагается, путники сели на твердые циновки.
Отпив рисовую жидкую кашу, Тан Цзэмин посмотрел на каменную статую Будды и спросил, откусывая от лепешки:
– Это правда, что главная цель буддистов – разорвать круг перерождений?
Лю Синь, проследив за его взглядом, ответил:
– Их путь выстроен из ряда правил и законов, которым они следуют, одним из которых является законом кармы. Он предполагает, что все действия, совершенные в прошлом и настоящем, будь они плохие или хорошие, будут иметь неизбежные последствия в будущем. Если человек совершит злодеяния в этой жизни, то придя в Диюй ему воздастся за все грехи. Чтобы избежать страданий в новой жизни, нужно совершать хорошие дела и иметь благостные мысли. Но не все могут себе это позволить. Их учение таково, что в конечном итоге они желают попасть в место, свободное от всего: от кармы, желаний и мыслей.
– То есть… они не хотят снова возродиться?
Лю Синь кивнул:
– Ведя благочестивую жизнь, на суде после смерти можно отказаться от перерождения, – склонив голову к плечу, Лю Синь добавил: – Возможно, всё это лишь выдумки, никто точно не знает. Религия такова, что каждый выбирает то, во что ему верить. Где-то на дальнем юге есть верование в священного краба, которому поклоняются и совершают подношения, всем сердцем веря, что он – творец мира.
Тан Цзэмин прыснул в чайную чашку. Лю Синь тоже улыбнулся.
Отсмеявшись, мальчик сказал:
– Сяо Вэнь тут же бы начал в красках расписывать все...
Он мигом прервался, пожалев о своих словах, видя, как улыбка на лице юноши застывает, а затем и вовсе сползает с лица.
– Прости я…
– Всё в порядке, – приподнял уголки губ Лю Синь. Постучав ногтем по чаше с кашей, он сказал: – Рис слишком пресный, я принесу ещё специй, – с этими словами он встал и направился на кухню, на что Тан Цзэмин лишь заторможено кивнул, а после того, как юноша скрылся за дверью, стукнул себя по голове.
Лю Синь прошел на кухню, открывая шкафчики и осматривая полки в поисках острых приправ. Где-то ведь они должны были быть? Кухня была единственным неразрушенным местом в храме – даже солонка, стоящая на краю полки, устояла при погроме.
Лю Синь открывал и закрывал мешки, принюхиваясь.
Последние слова Тан Цзэмина ударили по больному. Он не винил мальчика, но в груди с новой силой затянуло, отдаваясь тупой болью во всём теле. Лю Синь всё ещё помнил сурово поджатые губы Сяо Вэня и его жесткий взгляд. Он видел его таким лишь раз – на суде, и не думал, что когда-нибудь такой взгляд будет обращен на него.
Окруженный гнетущими мыслями, парень шарил по полкам, ощупывая их, приподнявшись на носках.
– Да где этот чертов перец?..
– Слева на полке, в углу, – послышался за его спиной несмелый тихий голос.
– Спасибо, – сказал Лю Синь, чуть передвинувшись и впрямь находя искомое. Он уже протянул руку обратно, когда до него дошло, что голос, выдравший его из мыслей, был незнакомым.
Мигом развернувшись, он вонзился острым взглядом в человека, стоящего в проходе. Низенький полноватый мужчина с коротким ежиком волос уставился на него круглыми глазами, в которых плескался испуг. Он был в грязно-оранжевой рясе, за которую цеплялся, нервно комкая в руках. Увидев пристальный взгляд Лю Синя, он резко дернулся и ринулся прочь, словно испуганный заяц.
Юноша тут же бросился следом.
Тан Цзэмин, уныло ковыряющий в миске риса палочками и костерящий себя в душе, уловил вдруг перед собой промелькнувшую оранжевую вспышку, а затем серую. Лю Синь на ходу подхватил свой меч и перепрыгнул через стол, в попытках догнать мужчину.
Тан Цзэмин задохнулся и отбросил палочки, бросаясь за ними.
Петляя коридорами и еле поспевая за серыми одеяниями, он резко остановился у самого крыльца, едва ли не вылетев под дождь. Несколько капель окропили его сапоги, когда он принялся барахтаться, в страхе отползая под навес.
– Ифу, постой! – громко крикнул он, но Лю Синь уже вылетел под завесу дождя. Тан Цзэмин только и видел черный шелк его волос, а после и тот исчез за поворотом.
Незнакомец был на удивление проворным. Даже Лю Синь на своих длинных ногах не мог угнаться за ним. А его крики ему в спину, которыми он побуждал мужчину остановиться и обещал не причинять вреда, тонули в завесе дождя. Монах то и дело мотылялся из стороны в сторону, петляя меж закоулков и многочисленных пристроек. На одном из поворотов опрокинув несколько старых коробов, чтобы замедлить Лю Синя, он, не оборачиваясь, бросился в лес. Кое-как пробравшись через преграду, Лю Синь влетел в бамбуковую рощу, раскинувшуюся позади храма, рыская глазами по одинаковым на вид деревьям, но кроме сочной зелени, как бы ни пытался, не мог рассмотреть оранжевых одеяний.
Мужчина словно провалился сквозь землю.
И как такой толстяк может быть таким проворным?!
Лю Синь раздосадовано воскликнул, опираясь руками в колени. Выпрямившись, он прикрыл глаза и подставил лицо под дождь, переводя тяжелое дыхание.
Тан Цзэмин со всех ног несся по коридору, на поворотах едва не влетая в стены и косяки. Он кое-как нашел свою вторую перчатку и теперь плотно запахивал свой темный дорожный плащ. Трясущиеся пальцы не справлялись с завязками, а сердце в груди клокотало так, что того и гляди рухнет ему под ноги.
Зависнув на мгновение перед плотным водопадом дождя, Тан Цзэмин стиснул зубы и в следующую секунду сделал шаг.
Ноги чуть подогнулись, когда он почувствовал капли, упавшие ему на плечи. Тан Цзэмин не знал, отчего так было, но дождь причинял ему боль только когда касался обнаженной кожи напрямую. Проходя через ткань, он был обычной водой, уже не делая свои прикосновения столь яростными и плавящим кости.
Сейчас Тан Цзэмин чувствовал только холод и влажность на теле. А ещё страх и злость, которые подгоняли его вперед. Глубоко втянув тяжелый воздух, он побежал в ту сторону, в которой скрылся Лю Синь. Вид разбросанных коробов и запутанных следов подгонял бежать его всё быстрей и быстрей. Злость и страх в груди породили нечто темное и жуткое, и с каждым шагом он старался потушить это чувство, но как бы ни старался, оно всё нарастало и нарастало, и Тан Цзэмин не знал, во что оно выльется.
Не прошло и минуты, за которую он вымок до нитки, как мальчик замер, вылетая из очередного поворота и впериваясь темным взглядом в фигуру перед собой.
Лю Синь медленно брел по мощеной дорожке меж прилегающими к пагоде постройками, смотря в пол. Дойдя до Тан Цзэмина и встретившись первым делом с его сапогами, он поднял взгляд.
Два темных глаза блестели из-под капюшона, не отрываясь от него.
Весь бурлящий сплав в груди Тан Цзэмина вдруг достиг точки кипения и вылился через край, побуждая мальчика рвануться вперед, преодолевая последние пару шагов.
Не успев остановить себя, он с силой толкнул Лю Синя в грудь.
Тан Цзэмин не помнил, когда в последний раз он был зол настолько, что чувствовал вполне ощутимую боль, плавящую плоть изнутри. В его голове вдруг зароились страшные мысли, подобно темному мареву окутывая весь разум: схватить, схватить, схватить этого человека с силой и утащить, а после запереть, чтобы он не смог выбраться.
Лю Синь отступил на два шага, непонимающе смотря на него и потирая грудь.
Тан Цзэмин разгневанно выкрикнул:
– Я сказал тебе ждать! Какого черта ты бросился за ним?! А если бы он убил тебя!
Услышав надрывные крики, в которых сквозила паника, Лю Синь вдруг понял, что тот попросту испугался. Улыбнувшись, он сказал:
– Идем внутрь. Ты весь промок.
Обняв взволнованного ребёнка за плечи, он пошел обратно под крышу.
Тан Цзэмин до сих пор подрагивал всем телом, гася в себе желание снова начать перепалку под дождем. Но виноват ли был парень в том, что не знал, что каждое движение мальчика сейчас грозило ему сущими пытками, плавящим кости?
Тан Цзэмин выдохнул, опуская голову ниже.