Ныряя в синеву небес, не забудь расправить крылья / Падая в глубокое синее небо

Краем глаза уловив, что мужчина замер с так и протянутой рукой в сторону кувшина вина, Тан Цзэмин обратился к девушкам: – Я хочу османтусовых пирожных и тыквенный сок. Можете не спешить. Прикрывшись пониманием того, что мальчик в самом деле просил лишь о сладостях, куртизанки стайкой двинулись в сторону выхода. Самая старшая из них у самого порога дала знак управляющему и музыка под пологом тут же стихла, оставляя троих людей в гнетущей тишине. Улыбка Тан Цзэмина чуть померкла, но так до конца не слетела с лица. Медленно пройдясь по комнате, он остановился напротив полупрозрачной завесы, где за ещё одной виднелось два переплетенных в страсти тела, извивающихся на постели. Звуков слышно не было, но Тан Цзэмин отчётливо видел и вздымающуюся плоскую грудь, и приоткрытый в стонах рот, и испарину на влажных телах, что толчками подобно морским прибоям встречались друг с другом. Не дождавшись слов мальчика, Гу Юшэнг сказал тяжелым голосом: – Если ты вдруг решил, что в публичном месте я дам тебе спуск, то ты заблуждаешься. Тан Цзэмин развернулся, заводя руки за спину и вставая напротив мужчины. – Этот человек собирался с духом всё утро, топча свою гордость, чтобы просить о помощи и не ради себя, а ради вашего друга, – кинул он взгляд в сторону Цзина. Мужчина уже начал приходить в себя, даже сквозь медитацию уловив изменившуюся атмосферу и почувствовав опасность. Вернув внимание на Гу Юшэнга, мальчик продолжил: – И всё это для того, чтобы выслушать дерьмо и оскорбление в свой адрес от жалкого ублюдка вроде тебя. Тан Цзэмин сжал кулаки. Воспоминания о метаниях Лю Синя всё ещё стояли перед глазами. Он всё гадал – спрашивать не было смысла – не расскажет, – что же Лю Синь задумал, а когда увидел, куда тот направляется, то едва сдержал себя от необдуманных поступков. Раз Лю Синь счел его недостойным знать о его решениях, Тан Цзэмину не оставалось ничего другого, как разыграть свои карты. Гу Юшэнг хмыкнул: – Ещё раз позволишь себе такую выходку, я спущу с тебя шкуру. И это не фигура речи, парень.  Едва были произнесены эти слова, Тан Цзэмин сделал два стремительных шага и встал на стол перед мужчиной, сбивая ногой тарелки с изысканными закусками и дорогое вино в сторону. Грохот заполонил всю комнату. Опустившись на одно колено, он, продолжая прожигать человека напротив темным взглядом, достал из сапога длинное тонкое лезвие и перекинул ему, со словами: – Ну давай, генерал Гу. Попробуй. Глаза Гу Юшэнга, всё это время неотрывно следящие за мальчиком, в один миг налились кровью. Схватив нож, он занес руку по дуге. Острие уже почти достигло темных одежд, но в самый последний момент замерло за цунь до встречи с чужим плечом. Шикнув, мужчина потянул руку, но та словно зависла в воздухе – сдвинуть её он не мог, как бы ни пытался, и даже разжать кулак был не в силах, словно рука угодила в каменную ловушку. Тан Цзэмин медленно перевел взгляд на искрящиеся нити духовной энергии, которые вились вокруг руки генерала: – Что такое? Разве ты не такой крутой? Или способен рисоваться только перед сопляком, – выплюнул он, – используя его же силы? Взгляд Гу Юшэнга замер в одной точке и со своего места Тан Цзэмин отчетливо видел, как пульсируют зрачки в его глазах, словно на темнеющем дне были палящие угли, которые раздувались с каждым его словом всё больше и яростней. Это выглядело так, будто этот огонь готовился вырваться и поглотить противника. Но может ли огонь победить воду, которая льдом сверкала сейчас в глазах напротив? Тан Цзэмин выдохнул, смежив веки. То клокочущее чувство ярости не покидало его с того момента, когда до него дошла вся ужасная правда о том, что с ним делали всё это время. Очнувшись в то утро в своей постели рядом со спящим Лю Синем, он хотел отправиться к Гу Юшэнгу первым же делом, но вдруг ощутил боль во всём теле такую, будто все его меридианы высохли, покрывшись песком от иссякнувшей ци. Сил в теле не хватало даже на то, чтобы встать. Боль всё усиливалась и не проходила, а сам Тан Цзэмин оправдал свою слабость перед Лю Синем тем, что якобы надышался в ту ночь отравленной крови. Лю Синь хлопотал над ним несколько дней, отпаивая целебными отварами, пока сам мальчик маялся от стыда за свою глупость и бессильной злобы. Ему понадобилось время, чтобы унять боль и оживить слабые потоки, пока и те совсем не пропали. Видя, как Лю Синь заботится о нем, он заставил утихнуть эту ярость в себе, чтобы дать ей выход здесь, этой ночью, словно выпустив застоявшуюся из раны кровь. Вновь распахнув глаза, являя в них глубоководную тьму, Тан Цзэмин сказал, понизив голос: – Знаешь, сколько я медитировал, чтобы накопить свою иссякнувшую ци для этой ночи, пока ты жрал, пил и трахался, живя в своё удовольствие и решая дела при помощи моей силы? Гу Юшэнг оскалился, переводя на него взгляд, и ринулся вперед: – Да что ты блядь знаешь о том, что я делал!? Тан Цзэмин пресёк его рывок импульсом в грудь, выбив весь воздух. Гу Юшэнг с хрипом согнулся и в следующую секунду перевел растерянный взгляд на своё запястье, которое было теперь в тисках пальцев мальчика. И из которого вытекала энергия, перетекая обратно к владельцу. Он снова рванулся вперед, но тут же был отброшен ещё одним ударом, что гулом разнёсся по всей комнате, заставляя полог содрогнуться и медленно потерять свою прозрачность. Окончательно очнувшийся Цзин тряхнул головой и тут же сорвался с места, едва увидев развернувшуюся картину.  Тан Цзэмин, даже не повернув головы, взмахом руки отправил мужчину обратно на софу. Цзин извернулся ужом и тут же почувствовал, как руки и ноги стягивают жгуты духовной энергии. Подняв голову, он не успел и рта раскрыть, как увидел десяток тонких клинков, наставленных на его шею и глаза. Чуть отстранившись, он замер, тяжело дыша. Тан Цзэмин вскинул брови, всё также смотря на Гу Юшэнга: – Ты что-то говорил о том, знаю ли я, что ты делал? Хм… Собирал союзников? Мобилизовал остатки северной армии в Яотин? – видя вопрос в глазах напротив, он пояснил: – Я сам северянин и я везде и повсюду узнаю свой народ. Я распознаю их говор даже на самых границах империи, и это не скрыть, даже облачив их в одежды местных стражников. Вот только для чего всё это? – деланно задумчиво протянул мальчик. – Неужто ты заключил сделку с Дун Чжунши? И что же он пообещал тебе за свою защиту? Гу Юшэнг отвел глаза, впериваясь в стену и храня молчание. Казалось, он о чем-то раздумывает, но отвечать не намеревается. В следующее мгновение Тан Цзэмин махнул рукой: – А хотя забудь, мне плевать. Он хмурым взглядом продолжал смотреть на Гу Юшэнга, чувствуя, как тело принимает назад то, что было насильно отнято. – Тогда в горах ты сказал, что мы с тобой похожи, а я ответил, что раз так, то меня лучше не злить. Но вот в чём дело… мы с тобой совершенно разные, иначе я убил бы тебя прямо здесь и сейчас, за то, что ты сделал с ним и со мной. Для тебя ведь так просто – убить несколько человек, чтобы покичиться и выставить себя героем, заведя нас специально к обезумевшим в город? Поймав недоверчивый взгляд Гу Юшэнга, Тан Цзэмин вновь пояснил, мрачно хохотнув: – Да, об этом я тоже в курсе, – с прищуром оглянувшись по сторонам, он продолжил: – Для меня теперь многое стало понятно. Это и впрямь забавно! Я провел с ифу вдали от тебя всего несколько дней и всё понял, словно разум наконец-то освободился от твоих пут.  Гу Юшэнг, чувствуя как всё тело изнутри словно покрывается пеплом, жаля вены, прохрипел: – Неужели Лю Синь стоит того?  Тан Цзэмину всегда нравился снег. Чистый и мягкий, девственно белый, словно с вершин родных гор. Он мог быть обжигающе холодным с другими, но для него не было ничего теплее белого плена. Лю Синь был таким же: он мог кричать, злиться и причинять боль другим людям; мог выглядеть как невежа или одним взглядом остудить чужой пыл, оставаясь холодным и невозмутимым к чужим чувствам, но по отношению к Тан Цзэмину он всегда был добр и мягок. Не было ни дня с их самой первой встречи, чтобы он не испытывал благодарность к этому человеку. Многие ли в мире могут сравниться и заменить всё на свете? Таким человеком для Тан Цзэмина был Лю Синь. Думая об этом, мальчик впервые за весь вечер позволил искренней улыбке тронуть губы, когда с уверенностью в голосе произнёс: – Он стоит всего и даже больше. Тряхнув головой и вновь переводя взгляд на бледного мужчину, Тан Цзэмин усилил хватку, почти дробя кости. Проигнорировав болезненное шипение, он сказал: – Я здесь также и для того, чтобы предупредить вас о двух вещах. Во-первых, если вы заговорите с моим ифу в подобном тоне ещё раз или хоть пальцем к нему прикоснетесь, я пущу вам кровь, как свинье, – он растянул губы в привлекательную улыбку которую можно было назвать даже нежной, если бы не заледеневший взгляд, которым он не мигая смотрел на бывшего наставника. – С дикими зверьми я уже умею справляться. Цзин разве не рассказывал вам, что он видел, когда шел по моему следу в горах Сюэ? – Тан Цзэмин медленно повернул голову, глядя на второго мужчину. В глазах Цзина полыхнула опаска, когда он кинул взгляд на генерала, что стало совершенно ясным – он ни о чем не рассказывал. Гу Юшэнг сузил злые глаза, впиваясь ими в Тан Цзэмина. Проглотив вставшую поперек горла кровь, он прошипел: – Ты повелся на красивое личико и крепкую задницу. Если бы не я, твоя ци уже бы свела тебя с ума в таком возрасте! Она поглощает колоссальное количество ресурсов и требует быстрого восполнения, а это доступно лишь через двойное совершенствование ¹. Оглянись вокруг, ты хотел оказаться в борделе в возрасте двенадцати лет? И что бы тогда сказал твой ифу? Видя твою к нему привязанность, как я мог позволить тебе и дальше таскаться за его халатом! Я пытался отвадить вас друг от друга безболезненно, как только понял, как ты привязываешься к нему, даже твоя ци начала тянуться к этому человеку! Это недопустимо! Сукин ты сын, с меня хватит и двух гребаных мужеложцев в наших рядах!  Тан Цзэмин пропустил большую часть слов мимо ушей, погруженный в свои мысли. К тому же, он больше не собирался слушать этого человека. Прикрыв глаза на мгновение, он выдохнул и покачал головой: – Ублюдок, а я ведь защищал тебя всё это время, выгораживал и оправдывал всю твою мерзость, потому что действительно видел в тебе своего наставника. Лю Синь кинул пару ничего не значащих для него фраз, а у меня вдруг открылись глаза. Так с ним обычно и бывает, – тихо сказал Тан Цзэмин, вновь улыбнувшись и даже не заметив, что назвал своего ифу по имени.   – Я и есть твой наставник! Разве это не я научил тебя держать меч в руках!? Я был тем, кто обучил тебя сражаться! Я научил тебя всему, что ты знаешь! – бессильно содрогался Гу Юшэнг, сверкая безумием во взгляде. Кровь уже начала проступать в уголках его губ, а кожа становилась с каждой секундой всё белей и белей. – И всё это было лишь для того, чтобы увеличить мои силы, чтобы в конечном итоге я встал на твою сторону, когда ты наиграешься моей ци? – усмехнулся Тан Цзэмин. – Я слышал тогда слова Сяо Вэня на последней тренировке, когда ты травил меня, и то, как ты не пытался их оправдать. Ты забрал часть моих сил, обманом привязал к себе моего ифу, чтобы он думал, что обязан тебе, хотя это не так! Всё это было благодаря мне! Это моими силами ты пользовался всю дорогу! Я смог бы всё это сам, чувствуй я в себе свою ци полноценно, а не ощущая себя жалким калекой! Ты просто одурачил нас обоих! – Ты – маленькое чудовище, которое неспособно контролировать себя! Я пытался уберечь тебя от привязанности, которая может убить тебя! Ты должен стать воином и направить свои силы в нужное русло! Что ты будешь делать, если однажды Лю Синя возьмут в плен?! Чем ты пожертвуешь ради… – Заткнись! – вскочил на ноги Тан Цзэмин. – Не смей называть меня чудовищем! Единственный монстр среди нас – это ты! Я контролирую свою силу, а ты даже выбора мне не дал, решая всё за меня! Как ты смеешь говорить, что спас меня, когда чуть не свел меня с ума своими махинациями! Ты хоть знаешь, что я чуть не сделал!? Ты хоть знаешь, что я ранил его и не только словами! Клянусь, если бы всё зашло дальше, то я убил бы тебя прямо здесь и сейчас, – наклонившись ближе и прищурившись, он выплюнул: – И это тоже не фигура речи. Возвышаясь над мужчиной и видя его болезненное выражение лица, Тан Цзэмин не чувствовал ни капли жалости, вспоминая, сколько десятков раз он сам оказывался обессиленным, теряя сознание и кровь по вине бывшего наставника. Вновь опустившись на колено на стол, он сказал, усиливая хватку на руке Гу Юшэнга: – Весь восток – сборище воров и убийц. Испокон веков туда отправляли в ссылку всяких отбросов и их предводитель самый главный из них… Я рад, что всё это я понял так рано. Боюсь даже представить, куда бы меня завел путь, по которому ты вел меня всё это время. Тан Цзэмин тяжело дышал, не отрывая взгляда от генерала. Грудь Гу Юшэнга сильно вздымалась, а ноздри были хищно раздуты. Всем своим видом он являл собой того, кто не привык проигрывать и признавать поражение. Ни на что не способный и опозоренный, единственное, что казалось он мог – это безмолвно сотрясаться от бессилия и гнева в этот момент, чувствуя, как силы, не принадлежащие ему, потоком покидают его, оставляя ни с чем. А спустя миг левая рука Гу Юшэнга подобно броску змее ринулась к стоящему рядом мечу, чтобы в следующее мгновение броситься в ноги Тан Цзэмина, но и она угодила в капкан духовной энергии. Точно также как и свой хозяин – меч лишь дрожал в плену мальчика, неспособный сдвинуться с места и добраться до цели. Посмотрев на лезвие великого меча, тускло мерцавшего в свете огней, Тан Цзэмин медленно поднял взгляд на мужчину: – Возможно, в бою на мечах мне тебя пока что не победить, признаю, однако даже сейчас я способен разорвать тебя как волк зайца, ты и сам это понимаешь. Каким бы искусным мечником ты ни был, против заклинателя тебе не выстоять, а моя сила в твоих руках навредить мне не может, – кивнул он на руку в хватке. – Но я чувствую, что всё-таки должен поблагодарить своего бывшего наставника, – чуть склонил голову мальчик, выказывая своё уважение и тут же вновь поднимая её. – Спасибо, господин Гу, что научили меня контролировать злость и пускать её в нужное русло, – рассмеялся он. – И теперь я действительно знаю, как управлять ей и против кого. Тан Цзэмин последний раз посмотрел на запястье генерала и, выцедив последние капли, откинул её, как змею. Размяв шею, он сжал пару раз кулаки, чувствуя пазл в себе наконец-то собранным. Отнятая ци мягко текла по венам, ассимилируясь с той, что уже была, и хлынула в брод меридиан, наполняя всё тело хозяина энергией. Моргнув пару раз, и глубоко вздохнув полной грудью, Тан Цзэмин словно пришел в себя, снова принимая учтивый вид и глядя на побледневшего Гу Юшэнга. Прежний блеск глаз мужчины напротив посерел, растеряв всю свою тьму и дерзость. А сам его обладатель словно постарел, потеряв лоск, и стал напоминать себя прежнего, каким он был в Цайцюнь: с блеклыми глазами, бардаком вокруг и выронившим из рук великий меч. – А, и во-вторых, о той просьбе моего ифу… Если Сяо Вэнь вдруг умрет, вы вспомните о сегодняшнем вечере, который послужит ещё одной причиной, по которой вы себя ненавидите, – перевел Тан Цзэмин взгляд с одного мужчины на другого и вновь остановился на Гу Юшэнге. – Всё это время ты оплакивал своего погибшего друга, обвиняя в этом Цзина. Названный мужчина всё также скованным лежал на софе, глядя в пол и лишь изредка поднимая взгляд на Гу Юшэнга. Тот же в свою очередь за доли секунд натянул на лицо нечитаемую маску. Он сжимал и разжимал свои руки, пытаясь что-то почувствовать, но единственное, что он ощущал – это пустоту, которая жрала его сейчас изнутри. Тем временем, Тан Цзэмин продолжил: – Знаешь, что ещё я смог рассмотреть в тебе? Вину на себя самого, но не за то, что не смог спасти север, а за то, что когда-то давно ты, вероятно, точно также лишь отмахнулся, не замечая опасности вокруг лучшего друга, которая его и поглотила. Судя по всему, именно поэтому в итоге он отдал свою жизнь и весь север, я прав? – выжидательно уставился он на мужчину. Гу Юшэнг казался полностью повержен под словами мальчика. То, что он был сыном того самого человека только всё усугубляло. Скажи ему эти слова Цзин или Сяо Вэнь – он, быть может, и не обратил на них особого внимания, но уста этого ребенка наносили сокрушительный удар по нему каждым своим словом. Вмиг черты лица Тан Цзэмина хищно заострились, когда он подался чуть ближе: – На днях ифу чуть не умер, а всё винил себя, что недостаточно силен. Силы, скрытые за печатью… когда я полностью овладею ими, тебе лучше не попадаться мне на пути. Гу Юшэнг, казалось, уже не слышал его, уйдя в себя. Лишившись духовной энергии, он и впрямь походил на пустой колодец сейчас, и даже лицо его было таким же темным, будто хранило тени воспоминаний, спрятанных на большой глубине. Он смотрел чуть в сторону за плечо мальчика, видя за его спиной высокий силуэт призрака прошлого, который мрачно взирал на него, укоряя в таких поступках к своему сыну. Гу Юшэнг на грани слышимости хрипло прошептал, непонятно к кому обращаясь: – Убирайся… Тан Цзэмин медленно встал, смотря на мужчину. Постояв так ещё пару секунд, он спрыгнул со стола и ушел, взмахнув занавеской. Вновь забравшись на крышу, он последовал за Лю Синем, медленно бредущим по улицам. Чувствуя себя таким сильным, как никогда раньше, он в два счета нагнал его, идя в шаг с юношей на расстоянии нескольких чжанов в высоту. Перепрыгивая с крыши на крышу, Тан Цзэмин чувствовал, словно может парить над всем городом. Ноги едва задевали черепицу, а тело было таким легким, что по первому же велению взмывало вверх. Подавив радостный смех, Тан Цзэмин кинул пару серебряных монет торговцу и подхватил плетенку с мандаринами и кувшин грушевого вина, уносясь вперед.   Дождавшись, когда занавеска полностью уляжется и примет вид спокойной струящейся ткани, Цзин поднялся со своего места, уже освобожденный от пут. Он повернул голову в сторону Гу Юшэнга, но так и не посмотрел на него. В следующую секунду он услышал, как со стола полетели остатки блюд и кувшинов, поднимая оглушительный грохот под руками мужчины, что в неистовстве крушил комнату. Сделал два нетвердых шага к двери, Цзин был остановлен тихим хриплым голосом: – Куда собрался?.. Тоже думаешь, что это один только я во всём виноват? Мужчина замер, медленно оборачиваясь и встречаясь с темными глазами, в которых роились тени.    ________________________ 1. 炉鼎 (lúdǐng) – Лудин «треножный котел» используется как метод двойного совершенствования путем плавления чужой духовной энергии, которой можно подпитать свою. Обычно в парное совершенствование выбирают женщин, которых совершенствующиеся мужчины используют для сбора и плавки инь и питания своей ян.