༄ ༄ ༄
Чоу Лицзы стоял на крыльце с уже остывшей чашей чая. Фонари, пущенные в начавшее темнеть небо над Яотином, по яркости могли соревноваться с огнями, что были зажжены на каждой улице города. Лишь его дом, словно окутанный мраком, был тих и невзрачен, без малейшей доли веселья. Лицо Чоу Лицзы словно застыло, а звуки праздника не достигали ушей. Он вдруг вспомнил о празднике Цинмин, когда они с Сяо Вэнем посетили детский приют. ~~~ Все вокруг были заняты написанием писем и рисунками, что по традиции должно было сжигать в фонарях, чтобы почившие предки получили послание на той стороне. Чоу Лицзы сидел с нечитаемым выражением лица перед листом рисовой бумаги. Умолчав о том, что не умеет писать, и отказавшись от помощи лекаря, он ответил, что в состоянии вывести пару простых иероглифов. Пусть даже они будут нечитаемыми, главное ведь традиция, верно? Пододвинув к себе тушечницу и чуть сведя брови к переносице, Чоу Лицзы долго раздумывал с занесенной над листком кистью. «Какая глупость…» – подумал он. За все годы его жизни он ни разу не занимался подобной ересью, однако в данный момент, всё, что он мог – это лишь подчиниться увещеваниям лекаря о том, что люди на той стороне должны знать, что их помнят. Помнил ли его кто-нибудь? Чоу Лицзы тут же склонил голову, сжимая зубы от невыносимой боли, прострелившей голову. Крики и плач влетели в уши под треск кустарника, отдаваясь эхом о стены пещеры. Прижав дрожащую ладонь к виску, парень с силой зажмурился, пытаясь прогнать наваждение и расслышать хоть что-то за пределами горестных криков и взываний о помощи. На лбу появились крапинки холодного пота, а тяжелое прерывистое дыхание осталось незамеченным под гвалт детских голосов. Старший брат! Старший брат! – Старший брат! Чоу Лицзы распахнул глаза, делая судорожные глотки воздуха приоткрытыми бледными губами. – Старший брат, – сказал Сяо-Лунь, усаживаясь рядом и обнимая коленки, – ты ничего не напишешь? – кивнул он на листок, на который уже упало несколько черных капель. – Эти кляксы, они… похожи на ягоду. Мальчик призадумался и повернул голову, где по периметру небольшого сада росли кустарники, посаженные ещё по осени воспитателями. Кусты, щедро сдобренные водой заряженной духовными камнями, разрослись всего за каких-то несколько месяцев, превращаясь в непроходимые дебри, расположенные вдоль кованого заборчика. Судя по его взгляду, Сяо-Лунь не мог дождаться того часа, когда поест свежей ягоды, собранной с кустов. Раньше ему не часто удавалось попробовать что-то из фруктов или ягод, так как детей в приюте было много и не всем всего хватало. Именно по этой причине их маленький дворик и был засажен разными растениями, превратившись в небольшой палисадник. Переведя взгляд на парня, Сяо-Лунь с удивлением приподнял маленькие бровки, замечая бледное выражение его лица. Зрачки в глазах Чоу Лицзы сузились до едва различимой точки, а лицо словно покрылось коркой льда. Бледная улыбка скользнула по его губам, когда он тихо рассмеялся: – Пусть будет просто черная смородина, – с этими словами Чоу Лицзы аккуратно свернул листок, внутренним взором видя перед собой, как черные ягоды раздавливаются под тяжелыми черными сапогами, а красный сок, так похожий на кровь, течет по усыпанной мелкими камнями земле. ~~~ Чоу Лицзы открыл глаза, глядя на усыпанное фонарями небо, и допил чай. Руки, скользнувшие по его поясу со спины, сопровождались тихим смешком: – О чем задумался? Мы опоздаем на праздник. Даже когда стемнело, они не зажгли свечи, позволяя приятному мраку затопить собой комнату. Сяо Вэню было любопытно, каково это – ориентироваться в пространстве дома, будучи незрячим. В последние месяцы он бывал здесь чаще, чем в собственном доме и успел изучить каждую мелочь и утварь, всегда лежащие на своих местах. И хоть знание облегчало ему передвижение, этим веселым для себя вечером Сяо Вэнь то и дело натыкался то на столы, то на стулья. – Ни о чём, – ответил Чоу Лицзы, разворачиваясь и притягивая лекаря к себе ближе, кладя подбородок на его макушку. Настроение Чоу Лицзы сегодня отчего-то было мрачнее обычного: он даже не реагировал на подначки и разговоры, пребывая где-то глубоко в своих думах. Лекарь наблюдал за ним долгое время, глядя на силуэт в проёме двери, прежде чем приблизиться. – Давай не пойдём на праздник? – предложил Чоу Лицзы. Сяо Вэнь удивился, поднимая голову: – Почему? Я думал, ты ждёшь этого дня больше всего. Сам ведь все эти месяцы только и говорил, что не можешь дождаться дня основания города. – Я знаю, – выдохнул Чоу Лицзы, прикрывая глаза и стараясь скрыть нервозность, – но давай не пойдём… – кадык его дёрнулся, когда он добавил: – Мне нужно кое-что обсудить с тобой. Сяо Вэнь приподнялся ещё немного, мазнув губами по подбородку. – Разговор может подождать до утра? – урча спросил он, спускаясь поцелуями к шее. – Я знаю куда лучший способ скоротать время помимо разговоров. Чоу Лицзы опустил голову, притягивая лекаря к себе и мягко накрывая его губы своими. Даже несмотря на мрак комнаты, Чоу Лицзы был прекрасен в отблесках фонарей, чей свет лился в открытые двери. Теплое свечение делало черты его лица мягкими и плавными, стирая мрачность, что ещё минуту назад возобладала над ним, когда его взгляд был устремлен в сторону городской площади. Пшеничного цвета глаза по-особенному блестели, глядя на лекаря. И лишь на самой глубине его зрачков то вспыхивала, то потухала алая точка, словно неосторожно брошенная ядовитая ягода в чистом поле, чьи колоски заметали её под порывами ветра. Но Сяо Вэнь, смотря на него, не разглядел в этом глубоком взгляде, направленном на него, ничего необычного, чувствуя себя умиротворенно и счастливо в этот момент близости. Интимный мрак комнаты стал ещё гуще, когда Чоу Лицзы протянул руку, закрывая дверь и прижимая лекаря к стене возле неё, словно был не в силах ступить пару шагов до кушетки. Сяо Вэнь вздохнул, приоткрывая губы для поцелуя и кладя руки поверх ладоней Чоу Лицзы, обнявших его лицо. Начавшийся с неторопливого и плавного темпа, вскоре поцелуй стал глубже, а хватка на талии лекаря крепче. Движения Чоу Лицзы становились уверенней с каждым прикосновении губ. Ещё в тот день, когда раненый Сяо Вэнь поддался искушению и не смог остановить себя от шага за порог их дружбы, Чоу Лицзы то и дело кусался и лизался, неумело посасывая его шею и ерзая по его телу. Но сейчас, когда он поднаторел под ласками лекаря, что уже на следующий же день набросился на него после его возвращения из управления, движения Чоу Лицзы стали уверенней, а жажда, тлеющая в теле страстными углями, разгоралась всё сильней и сильней. Казалось в этот момент, тот сдержанный и вечно смущенный парень полностью растворился во тьме, с голодом набрасываясь на лекаря с укусами и поцелуями, встречаясь с ним зубами и губами, смешивая слюну и тяжело дыша. Цепи сдержанности в нём словно с шипением плавились, выпуская на волю жадное нечто, оплетающее сейчас талию мужчины напротив жесткой хваткой, словно боясь отпустить. Строптивость и упрямство Сяо Вэня, что ранее при их поцелуях он всегда стремился показать, говоря тем самым, что он был старше и опытней в любовных делах, таяла теперь на глазах под этим напором. Его спина уже онемела от силы, с которой его вжимали в стену, а дыхание полностью сбилось, вырываясь лишь хриплыми вздохами, когда он приоткрывал истерзанные губы, прежде чем его вновь утягивали в страстный поцелуй. Ниточка слюны лопнула между ними, растянувшись на цунь, оставаясь на припухлой губе лекаря жемчужиной, словившей алый блеск во взгляде напротив. Глаза Чоу Лицзы потемнели на несколько тонов, когда он резко подался вперед слизывая каплю и прикусывая чужую губу. Опустив руки, судорожными движениями он принялся стягивать тяжелый пояс Сяо Вэня, рывком притягивая его ещё ближе и заставляя запрокинуть шею. В нём словно боролись два тигра, один из которых желал вцепиться в загривок лекаря и не выпускать его до утра, истязая прямо у этой стены, а второй желал уничтожить рычащего противника и свернуться в груди, согревая озябшее сердце. «Поцеловать его ещё раз, провести с ним последнюю ночь – это уже хорошо, это больше, чем я заслужил...» – билось в разуме Чоу Лицзы, пока его руки стаскивали верхний халат мужчины на худые плечи. Задушенно вздохнув, Сяо Вэнь почувствовал укусы, спускающиеся к его шее, а после и руки, что рванули его за верх нижних одежд, заставив несколько золотых застежёк покатиться по полу с глухим стуком. Развратные и непристойные движения вскоре заставили Сяо Вэня забыться настолько, что он едва мог стоять на ногах, цепляясь за чужую шею. Кто бы мог подумать, что этот отстраненный и смущенный юноша может вмиг обернуться диким и яростным зверем, как только дело доходило до любовных утех? Сбивчивое горячее дыхание Чоу Лицзы было таким опаляющим и волнующим, что Сяо Вэнь сам принялся рывком стягивать с него одежду, разрывая пояс под верхним халатом. Подрагивающие пальцы не слушались, путаясь в завязках и застежках, вынуждая его, как и Чоу Лицзы ранее, просто рвануть на себя, в попытках скорее добраться до обнаженной кожи. С тех пор, как близость между ними больше не ограничивалась простым поглаживанием рук, Чоу Лицзы то и дело прижимал его к себе, набрасываясь лижущими кусачими поцелуями. Он знал, что его техника намного уступает Сяо Вэню и догадывался, в чем может быть причина, отчего всегда приходил в неистовую злость, вынуждающую его крепче сжимать этого мужчину в своих руках. Чоу Лицзы находил плотскую страсть чем-то уродливым и животным. Она всегда пахла для него сырым мясом и затхлостью мха, разбавляясь криками и шаркающимися звуками дробленых камней под тяжелыми сапогами. Но отчего-то он вдыхал запах губ напротив и никак не мог надышаться сладостью горчичного меда и лепестков белого чая, едва ли не с всхлипом ловя каждый вздох. Все мысли, ранее блуждающие по его темному разуму, озарялись свечением медных глаз Сяо Вэня, которые то и дело вспыхивали и прикрываясь, закатываясь от наслаждения. Чувствуя чужую возбужденную плоть, притирающуюся к его бедрам, Сяо Вэнь скользящими движениями приник ближе, стараясь подстроиться под хаотичный ритм. Почувствовавший наслаждение такой откровенной близости впервые за более чем тринадцать лет, Сяо Вэнь оказался растерян и смущен, словно впервые дорвался до удовольствия. Уголки его глаз покраснели, а дыхание сорвалось на очередном вдохе, когда он крепко зажмурился, чувствуя, как поцелуи спускаются по его обнаженной груди. Запрокинув голову и хрипло дыша, он вплел пальцы в жесткие черные волосы, чуть оттягивая, чтобы в следующий миг притянуть ещё ближе. – А’Вэнь… Услышав голос, что прорвался сквозь года отчуждения и забытия, Сяо Вэнь распахнул глаза, устремляя взгляд во тьму. Уловив его движение, Чоу Лицзы приник к шее, продолжая стягивать халат на его плечи. Пару раз растерянно моргнув, Сяо Вэнь тяжело сглотнул, вновь окунаясь в приятные ощущения и подаваясь вперёд. И снова шепот казалось бы давным позабытого голоса вонзился в его уши откуда-то сбоку: – А’Вэнь… Губы Сяо Вэня задрожали, когда вся небольшая комнатушка дрогнула, сменяясь цветущим раскидистым садом, посреди которого стоял прекрасного вида босой мужчина в золотых одеяниях и великим мечом, зажатым в правой руке. Белые волосы колыхнулись на весеннем ветру, когда его тонкие губы приоткрылись, произнося: – А’Вэнь…Ты забыл меня? Сяо Вэнь было протянул к нему руку, как и всегда, но ладонь его тут же перехватили, прижимая к стене и переплетаясь в замок. Лишь ощутив грубые подушечки пальцев, лекарь осознал, что едва не потонул в прошлом, выныривая из иллюзии. Сяо Вэнь тряхнул головой, прогоняя видение и вновь оказываясь во тьме. Под веками запекло, а тело, что ещё секунду назад было объято пламенем страсти, принялось неконтролируемо дрожать. – Я… – выдохнул он, смаргивая слёзы и поднимая голову к потолку. Голос друга и любовника стал неожиданностью тогда, когда Сяо Вэнь думал, что окончательно ушел от своей прошлой жизни. Он не желал ничего слышать, пока голос в ушах продолжал звать его, словно силясь вырвать из темноты, которой он добровольно отдался. «Прочь», – хотел сказать Сяо Вэнь, но не мог найти в себе сил. Тоска и скорбь нахлынула разом, заставляя его метаться в объятьях Чоу Лицзы, словно он был зажат с двух сторон руками и голосом, без возможности сдвинуться. Приподняв лицо Чоу Лицзы, Сяо Вэнь накрыл его губы своими, облегченно выдыхая и слыша только его дыхание. Всё его тело дрожало от неконтролируемого жара и желания, с новыми силами затопившими всё нутро. Сяо Вэнь было облегченно выдохнул, чувствуя, как Чоу Лицзы покусывает мочку его уха, чуть оттягивая на себя, но шепот вдруг возобновился, будто бы говорящий стоял с другой стороны от него, припав к уху. Кожа на голове вмиг онемела, и из пересохшего горла вырывались звуки, больше похожие на скулеж подстреленного животного. Чоу Лицзы был так поглощен любовными ласками, что не сразу распознал хриплый шепот, которым Сяо Вэнь звал кого-то. Посчитав, что тот вновь зовёт своего лучшего друга, Чоу Лицзы едва не вышел из себя, лишь в последнюю секунду заставляя себя тяжело сглотнуть и обхватить лицо лекаря ладонями. – Смотри на меня. Мягко проведя грубыми подушечками пальцев по чужим щекам, Чоу Лицзы ощутил, какой вдруг холодной стала эта ранее теплая кожа. – Открой глаза, – тихо сказал он. Лицо лекаря стало отчего-то бледным и даже губы, после поцелуев обычно приобретавшие цвет спелой вишни, сливались с полоской лунного света, проникшего в комнату. Лекарь вздрогнул ещё несколько раз, выныривая из прошлого, и медленно поднял лицо, глядя на парня, возвышающегося над ним. – Как ты понял… что мои глаза закрыты? Сяо Вэнь задал вопрос невпопад, лишь бы не молчать и хоть как-то разрушить возникшую тишину, что в любую секунду могла принести с собой шепот, который слышать он в этот момент не желал. Он и сам бы удивился глупости сказанного и уже собирался отшутиться, постепенно приходя в себя под мягкими поглаживаниями, однако реакция замершего без движения Чоу Лицзы заставила его запнуться на вдохе, прокручивая заданный вопрос в голове ещё раз и осмысливая его. Взгляд Сяо Вэня медленно стекленел, пока он всматривался в глаза напротив, не моргая следя за двумя колышущимися алыми точками. Почувствовав, как тело под его руками напряглось, Чоу Лицзы вдруг опустил голову Сяо Вэню на плечо и тихо рассмеялся низким грудным смехом. – Хороший вопрос, – донеслось до ушей Сяо Вэня, который в непонимании смотрел в темноту за его спиной. За всё это время он даже не шелохнулся. – Следовало задать его раньше. Чоу Лицзы медленно приподнял голову. Лунный луч, мазнув по лицу, расчертил его, снимая иллюзию подобно ладони, смахнувшей снег и открывшей то, что было под ним. В чистые пшеничные поля глаз Чоу Лицзы словно кто-то бросил факел, превращая их в выжженную землю, с отголосками тления на пепелище. От удовольствия не осталось и следа. Ринувшись в сторону, Сяо Вэнь мигом схватил со стола небольшой нож, которым ранее очищал фрукты, наставляя его на Чоу Лицзы. Всё ещё стоящий к нему спиной, мужчина тяжело дышал некоторое время, прежде чем развернуться. Взмахом руки он заставил все свечи в комнате вспыхнуть, прогоняя темноту. Сяо Вэнь дрожал всем телом от страха и злости, что вскипела в нём подобно котлу, когда уставившись во все глаза на Мао Цимэя, он силился протолкнуть хоть каплю воздуха в ходуном ходящую грудь. – Ты… – запнувшись от перехватившей горло ненависти, Сяо Вэнь смог продолжить только после двух рваных вдохов, чувствуя, как голова идёт кругом. – Поганая тварь! – озлобился он, крепче сжимая рукоять, отчего тонкая резьба на нём слегка прорезала кожу. Запахнув полы халата, который без застежек всё ещё обнажал его плоскую грудь, он выкрикнул: – Лю Синь был прав насчет тебя! Понимание о том, что он сделал и с кем проводил ночи и дни, едва ли не свело Сяо Вэня с ума, накрывая гневом и паникой с новыми силами. Всегда страшащийся позора и старающийся поступать по совести и правильно, сейчас Сяо Вэнь был повержен. Больше всего в этот момент он желал в первую очередь прикончить ублюдка напротив, а после разыскать друга, чтобы молить о прощении. – Ну конечно, – сказал Мао Цимэй, поджав губы и медленно идя по кругу. Насмешливый голос, что уже был позабыт, вонзился подобно лезвию в плоть Сяо Вэня, прорезая неприкрытой усмешкой. – Лю Синь всегда был прав. Лицо Сяо Вэня заострилось и словно покрылось ледяной маской, а взгляд сделался жестким и презрительным, как и поджатые губы, что всё ещё хранили воспоминание о поцелуях. Сяо Вэнь едва поборол в себе желание согнуться пополам и опустошить желудок, борясь с ненавистью к себе и отвращением к человеку напротив. Мао Цимэй хрустнул шеей и расправил плечи, всё также вышагивая по комнате. – Тебе стоило послушать своего друга раньше, но теперь уже поздно. Ранее вечно сутулый и немного отстраненный, сейчас хозяин этого места вышагивал с широко расправленными плечами, что делало его ещё выше. А привлекательное лицо, с острыми чертами и миндалевидными темными глазами притягивало к себе взоры даже свечей. Вмиг его фигура преобразилась и даже темно-зеленый парчовый наряд выглядел на нём теперь неуместно, словно так и прося накинуть тяжелый плащ на широкие плечи. Не желая вступать в гибельный диалог с этим человеком, чьё имя до сих пор обжигало рот, Сяо Вэнь перехватил рукоять ножа и ринулся на него. Ловко орудуя лезвием и воскрешая техники ближнего боя, он несколько раз вскользь прошелся около шеи противника, но так и не достиг его плоти. Уклонения Мао Цимэя были подобно тому, если бы он вступил в бой с ребёнком, своими движениями мягко журя его и понукая двигаться быстрей и сильней. И в этот момент своих быстрых, но провальных атак, Сяо Вэнь в самом деле чувствовал себя лишь глупым мальчишкой, которого обманули и оставили ни с чем, ещё и посмеявшись над ним. Но в противовес его мыслям улыбки на лице Мао Цимэя не было. Состояние обреченности застыло на нём, отметая все попытки взять ситуацию и эмоции под контроль. Не позволив горечи и обиде поглотить себя с головой, Сяо Вэнь с рычанием отбросил бесполезное лезвие и принялся наносить тяжелые удары руками, метя в открытые места противника. Мао Цимэю пришлось отступать, потому как скорость, с которой на него наступали, превысила в этот момент все возможности простого человеческого тела. Но тем не менее своих ударов он не наносил, лишь скользящими движениями не позволяя лекарю нанести смертельные удары, принимая тяжелые с некоторой долей поощрения. Вскоре заметив, что лекарь стал выдыхаться, темный заклинатель позволил повалить себя на пол и принял ещё несколько ударов по лицу, в кровь разбившие его губы. Руки Сяо Вэня дрожали, как и он сам от бессильного гнева, когда он остановился на миг, чтобы сделать новый вдох и продолжить. И именно в этот момент Мао Цимэй вмиг рванулся к нему, ударами пальцев обездвиживая его тело. Сяо Вэнь с хрипом рухнул, не в силах пошевелить даже пальцем, и сильные руки тут же обхватили его талию, не позволив встретиться с полом. Подхватив лекаря на руки, Мао Цимэй сделал пару шагов до стола и осторожно опустил мужчину на стул, прижимая к спинке. В полураспахнутом внутреннем халате и растрепанными волосами, Сяо Вэнь уперся взглядом исподлобья перед собой, игнорируя опустившегося напротив Мао Цимэя. Закинув ногу на ногу, темный заклинатель положил ранее отброшенный нож на стол рядом с собой и несколько минут безмолвно смотрел на Сяо Вэня, взгляд которого был прикован к точке на стене за его плечом. Не желая смотреть на него, лекарь упустил, что темный взгляд заклинателя являет собой лишь поверхностную прохладную надменность. Что было глубже этого взгляда, знал только Мао Цимэй, но превосходства над противником там не было вовсе. Бледное и холодное лицо Сяо Вэня не согревал даже теплый свет свечей, который ранее ему так нравился в этих стенах. Обескровленные губы были плотно сжаты, заостряя скулы, а дыхание глубоким, будто он готовился вот-вот сорваться с места. Однако какими бы помыслами сейчас не обладало это тело, двинуться с места оно не могло. Мао Цимэй опустил глаза и моргнул несколько раз, прежде чем произнести: – Я дал тебе выпустить гнев сейчас, хотя мог убить по щелчку пальцев даже не коснувшись, ты ведь понимаешь это? Подобного позора Сяо Вэнь никогда не испытывал. Его кровь, казалось, обжигала все жилы, поэтому на проблеск обреченности и вины во взгляде мужчины он не обратил никакого внимания, продолжая метать молнии из глаз в стену за спиной заклинателя. Сделав пару глубоких вздохов, Сяо Вэнь криво оскалился: – Ты подлый, вероломный, презренный мерзавец, заслуживающий смерти. Мао Цимэй вскинул брови и сказал, всё также не отводя взгляд: – Что есть, то есть… Но если бы я родился в знатной семье, то мои подвиги восхваляли бы, как и твои. Но судьба распорядилась так, что я родился скромным человеком, одним из тех, кого просто могут втоптать в грязь, а он должен будет отступить и смириться, – чуть склонил он голову к плечу. – Ты ведь об этом говорил мне тогда, учитель Сяо? – Заткни свою грязную пасть и не смей называть меня учителем! – прошипел сквозь стиснутые зубы Сяо Вэнь. Мао Цимэй прищурился, сверкнув вмиг почерневшими глазами. – Разве не эту грязную пасть ты вылизывал пару минут назад, самозабвенно постанывая в моих руках? – злобно спросил он, подавшись вперед и не сводя с мужчины напротив испытывающего взгляда. Заметив, что лицо лекаря после этих слов приобрело пепельный цвет, Мао Цимэй сделал пару глубоких вдохов и, облизнув пересохшие губы, откинулся на спинку стула. Нервно проведя рукой по распущенным волосам, он спросил: – Как ты тогда сказал? Все мои страдания – это результат грехов, совершенных мной в прошлых жизнях? В своих страданиях виноват только я сам, поэтому должен терпеть и смиренно сносить все мучения своей нынешней жизни, стремясь избавиться от грехов, чтобы прожить хорошую жизнь в следующем перерождении? – чуть опустив голову и глядя на лекаря исподлобья, он добавил: – Вот только я не собираюсь терпеть страдания нынешней жизни, потому что перерождение меня не интересует. Я готов заплатить за последствия, но лишь после того, как поквитаюсь с теми, кто окунул меня в боль с головой. И я умножу её тысячекратно, вернув долг с лихвой. Отблески свечей озаряли темные прищуренные глаза, усиливая алый блеск и вытаскивая его на поверхность. Видя, что Сяо Вэнь остался нем и глух к его словам, Мао Цимэй снисходительно улыбнулся: – Буддистские проповеди едва не забили мне голову своим дерьмом, и я чуть было, правда, в это не поверил, но благо вовремя одумался. Возможно, я и хотел бы быть добрым, вот только с этой чертой характера мне в этой жизни не по пути. Сяо Вэнь молчал, силясь пошевелить руками, что плетями висели от него с двух сторон. Лишь спустя пару минут полной сосредоточенности на своём теле, ему удалось едва сдвинуть кончики пальцев, нащупывая небольшой гвоздь в стуле и вонзая в него свою плоть, чтобы выпустить кровь.Глава 91. Открыть глаза
8 мая 2021 г. в 20:00
Лю Синь сидел за столом, придерживая край своего широкого рукава и выводя иероглифы на бумаге кистью. Рядом лежала небольшая узкая коробочка с светло-голубым душистым веером, расписанным клубящимися облаками и мазками порывов ветра.
Положив кисть в держатель, Лю Синь дал туши некоторое время подсохнуть, за которое ещё раз успел перечитать письмо, нервно прокручивая на среднем пальце тонкое серебряное кольцо.
Сложив письмо в коробочку с веером, Лю Синь окинул взглядом всю комнату. До отъезда ещё было время, но некоторые вещи он уже успел собрать, такие как зимние мантии и теплые сапоги. Руки всё не доходили до более мелких вещиц, но Лю Синь успокаивал себя тем, что времени для этого ещё предостаточно.
Он вспомнил, как ранее в храме Баоэнь спросил у Тан Цзэмина, не хочет ли он отправиться в путешествие. В те дни мальчик был взвинчен и напряжен, не умолкая говоря о возвращении в Яотин, поэтому, разумеется, он заколебался на мгновение и попросил повременить с их отъездом. Лю Синю тогда только и оставалось, что понимающе выдохнуть.
Но сейчас, когда отъезд уже был не за горами, он вновь собирался обсудить с ним это на исходе сегодняшнего вечера. Новые обстоятельства, вынудившие его ступить на службу, казалось, грузом легли на плечи Тан Цзэмина. Лю Синь с утра до ночи пропадал в управлении и резиденции, изучая законы и правила, готовясь к принятию чина, что вызывало недовольство у подростка, вынужденного все дни проводить в одиночестве.
Лю Синь полагал, что на этот раз Тан Цзэмин не будет против отъезда.
Посмотрев в бронзовое зеркало, Лю Синь надел на лоб серебряную фероньерку с голубыми вкраплениями камней и жемчужными лентами, струящимися по распущенным волосам. Белый расшитый тонкой серебряной нитью подол мягко колыхнулся, когда юноша вышел за дверь.
Тан Цзэмин отставил чайную чашку и улыбнулся, вставая с кушетки. Оправив серебристо синий наряд, он открыл дверь, пропуская своего ифу на выход.
Праздник основания города был любимым днём большинства жителей Яотина. В этот жаркий летний день со всей округи съезжались певцы, музыканты, поэты и танцовщики; улицы полнились людьми, а заколдованный небесный полог то и дело ссыпал с себя полупрозрачные освежающие лепестки персиковых цветов, чтобы хоть немного остудить жар заполонивших всю площадь людей.
Поймав один из таких лепестков, приятной прохладой окутавший всю ладонь, Лю Синь остановился посреди площади.
– Может, пропустим банкет и останемся в городе? – спросил Тан Цзэмин, вставая напротив него и убирая лепесток с его фероньерки.
Лю Синь покачал головой, стряхивая остальные, и улыбнулся:
– Не стоит отказываться от приглашения. Это невежливо. К тому же, на этом празднике мне предстоит занять пост судьи гильдии, как я могу не прийти?
Тан Цзэмин понимающе выдохнул, цепляясь большими пальцами за свой пояс и покачиваясь на пятках. В один момент в его расстегнутом вороте блеснул медальон с камнем, привлекая внимание Лю Синя.
Протянув руку и взяв его пальцами, он сказал:
– Где-то сейчас дождь.
Тан Цзэмин опустил голову. В камне тучи заволоки собой всё небо, изредка прорезаясь молниями, тогда как над их головами небо было чистым и голубым, с ярко светящим солнцем.
– Иногда я вижу в этом небе больших птиц, что летают туда-сюда поодиночке или стаями, – задумчиво сказал Тан Цзэмин. – Как думаешь, откуда он?
Лю Синь пожал плечами и ответил:
– Не знаю, но он похож на осколок хрусталя, которые использовались в древности как линза, связывающая места на расстоянии. Я читал, что подобных артефактов после войны осталось совсем мало. Вероятно, второй осколок находится где-то очень далеко отсюда.
– Кто-то может следить через него за мной? – напрягся Тан Цзэмин.
Лю Синь подумал о сравнении с камерой и тихо рассмеялся:
– Нет. Оно одностороннее. Заклинатели использовали их, чтобы быть в курсе приближающейся опасности, расставляя их по своей территории, а может и скрывая её.
Тан Цзэмин прикрыл глаза, чувствуя слабую духовную энергию, исходящую от камня. Она была чистой, без примеси темноты и злобы, что всегда успокаивало его дух.
Они прошли сквозь толпу совсем немного, когда внезапно с боку на Лю Синя налетел кто-то, задев его плечо вскользь.
– Ох, я прошу прощения, господин, – хрипло рассмеялся мужчина, снимая с головы светло-серый капюшон.
Алые волосы рассыпались по его плечам, а лицо с тонкими губами и почти черными глазами выражало искреннее участие и сожаление.
– Поскользнулся на лепестках, – махнул он рукой.
– Ничего страшного, – кивнул Лю Синь и развернулся, идя дальше.
Тан Цзэмин метнул в сторону улыбающегося мужчины прохладный взгляд и поспешил вслед за Лю Синем.
Красноволосый разогнал черным сапогом лепестки на земле вокруг себя и выругался сквозь стиснутые зубы, развернувшись в другую сторону и снова накидывая тонкий капюшон на голову, чтобы избежать сыпавшейся с неба прохлады.
Лю Синь и Тан Цзэмин провели в городе совсем немного, успев насладиться праздником и представлениями, после чего легко перекусили с друзьями в «Хмельном соболе» и отправились в резиденцию.
Несмотря на жаркую погоду, пир был устроен в главной резиденции, так как официальное назначение судьи должно было проходить по всем правилам в торжественном зале.
Стражники сновали туда-сюда в сверкающих доспехах и халатах, патрулируя местность и следя во все глаза. По рангованности в гильдии, уже этой ночью главным, кто сможет отдавать этим людям приказы, будет являться новоназначенный судья гильдии.
Пока Лю Синь поднимался по лестнице, стражники тайком глядели ему в спину, узнавая в нём того самого человека, который был ранен в то зимнее утро, когда они прорвали осаждение главной резиденции, чтобы освободить главу города. Присмотревшись внимательней, они узнали и мальчика, который в той битве ударной волной смел враз обе враждующих стороны. А сейчас, обернувшись назад, он одним взглядом заставил стражников выпрямиться и перестать глазеть в их сторону.
Главнокомандующая На Жуин поклонилась Лю Синю, уже осведомленная о предстоящем назначении и прошла в зал вслед за ним.
Лю Синь справился о здоровье Дянь Цыжэнь, стоящей рука об руку с главой города Тяньби, который являлся её супругом.
Кивнув Лю Синю, оба заняли свои места напротив него через проход, по которому бегали слуги, поднося гостям блюда.
Дун Чжунши, облаченный в тяжелые черно-золотые одежды, опустился на своём месте в окружении жен, взмахом руки начиная празднество, что после переросло в церемонию назначения нового судьи гильдии.