༄ ༄ ༄
Лю Синь медленно поднимался по ступеням, неся с собой вязанку только что собранных трав. Настроение с самого утра было скверным, тенью ложась на его лицо. На самом деле, он пребывал в нём уже второй день, с того самого момента, как за вторым учеником главы ордена захлопнулась дверь. Испытывая жгучий стыд за то, что позволил себе уснуть у его постели и даже цеплялся за его руку, последующие два дня Лю Синь гонял своих подмастерьев по всему павильону за их лукавые взгляды и тихие пересмешки. А пока был занят делами, то всё гадал, не выжил ли он из ума. Этим утром мрачное настроение мастера усугубилось после обнаружения нескольких испорченных грядок с лечебными травами, которые перетоптал какой-то зверь. Надеясь, что беды этого дня ограничатся этим, Лю Синь перешагнул порог Целительского павильона. Однако его надеждам не суждено было сбыться: сегодняшнее утро этого обычно тихого павильона началось с истошного крика. – Ты что совсем охренел твою мать?! – надрывался кто-то, переходя на поскуливания. Пройдя по коридору и завернув за угол, Лю Синь приблизился к своей мастерской, по голосу уже поняв, кто стал их шумным визитёром. Обычно все лечебные процедуры проводились в специальных комнатах или палатах, поэтому нахождение посторонних людей и криков в мастерской вызвало на лице Лю Синя мрачное недовольство, с коим он сейчас созерцал троих людей, один из которых заходился в истошных криках и угрозах: – Я тебе все кишки вырву, слышишь!? – выкрикивал тринадцатилетний мальчик, сидя на столе. – Молодой господин, вы должны спуститься со стола, иначе когда мастер Лю увидит… – вежливо попросил один из подмастерьев по имени Дай Фэй. Тон его был неторопливый, а сам парень выглядел будто бы всегда полусонным, медленно моргая чуть припухшими глазами. – Боялся я вашего мастера! – выкрикнул сидящий на столе мальчик. – Пускай скорее приходит, я задам ему знатную трёпку! Где он шляется всё утро!? Этот мальчишка всегда доставлял им кучу проблем, когда встревал куда не следовало и получал из-за этого раны. Прибегая сюда после каждого, даже незначительного ранения, и ведя себя как дебошир, он то и дело кричал на всех и требовал самых лучших лекарств для своего лечения. А поскольку этот молодой господин по имени Наньгун Хао был одним из трёх учеников Ань Байсина, ответственного за создание знаменитого Взора Бога, никто из местных служителей Целительского павильона не смел оскорблять его или вести себя с ним непочтительно. Лишь один человек мог немного поумерить пыл молодого ученика: – Что здесь происходит? – спросил Лю Синь, стоя на пороге. Третьим учеником в комнате был соученик Наньгун Хао – Чжу Ицзюнь, что был на пару лет его старше. Также являвшийся учеником Ань Байсина, в отличие от своих товарищей он имел кроткий и вежливый нрав, чем разительно контрастировал на фоне их криков и хамского поведения. Увидев Лю Синя, он вежливо улыбнулся и поклонился в знак приветствия. Однако не успел он открыть рот, чтобы что-то сказать, как раздался новый крик. – Где ты бродишь всё утро!? Я истекаю кровью, а эта тупица даже не может мне рану зашить! – кипел от гнева Наньгун Хао. Увидев перешагнувшего порог мастера, он стушевался лишь на секунду, спустя которую напустил на себя надменный вид и сложил на груди руки. – М-молодой господин, – запнулся Дай Фэй, держа в руках иглу и шёлковую нить, – я ведь предложил зашить… – Заткнись! – хлопнул его по голове Наньгун Хао. – Прекрати шуметь, – сказал Лю Синь и прошёл внутрь. – Мастер Лю, – тихо сказал подошедший к нему Дай Фэй, – старейшина Ци просил передать, чтобы вы не задерживались с выполнением порученного вам задания. Он ждёт свои книги к концу недели. – Я понял, – кивнул он. – Можешь идти. Испустив облегчённый вдох, Дай Фэй поклонился и поспешно вышел за дверь. Положив вязанку на стол, Лю Синь открыл небольшую коробку с лечебными порошками и спросил: – Молодой господин желает спуститься со стола сам или мне помочь ему? Наньгун Хао открыл рот, чтобы высказать подтверждение ко второму предложению, но тут же сообразил, что помощь в спуске, вероятно, грозила ему полётом вниз от рывка за ногу. Гневно ворча себе под нос, он спустился и побрёл к стулу, сильно хромая и сбивая со стола несколько пустых склянок. Чжу Ицзюнь поспешил к нему, чтобы минимизировать ущерб, ловя бутыльки на подлёте к полу. – Почему здесь так грязно!? – недовольно спросил Наньгун Хао, оглядывая заваленный травами стол, которые Лю Синь разбирал с самого утра, и десяток пустых склянок. – Ты настолько бедный, что не можешь нанять даже пару служащих для уборки? Чем заняты твои подчинённые? Здесь плохо пахнет! Убери вон те травы, я не люблю запах фенхеля! Стоя к нему спиной, Лю Синь устало выдохнул. Визиты Наньгун Хао всегда вызывали у него головную боль, а сегодняшним днём в купе с и так подпорченным настроением делали его пребывание в одной комнате с ним поистине невыносимым. – Если молодой господин Наньгун желает получить лечение, ему стоит вести себя несколько сдержанней, – сказал он. – Хм! – вздёрнул нос Наньгун Хао. – Не тебе мне указывать! Ты всего лишь мастер! У тебя низший ранг в ордене по сравнению с учителями и старейшинами! Как и всегда проигнорировав нападку, Лю Синь опустился на одно колено и закатал штанину ученика. Рана была совсем неглубокой, представляя собой лишь небольшую царапину. Тихо вздохнув, Лю Синь отложил иглу с нитью и подхватил обеззараживающий порошок. – Что ты делаешь!? – сердито крикнул Наньгун Хао, дёргая ногой и отмахиваясь от пытавшегося утихомирить его Чжу Ицзюня. – Зашей её! Что, думаешь, я боли не вытерплю!? – Её не нужно зашивать, – спокойно ответил Лю Синь. – Простого порошка будет достаточно. – Что ты в этом понимаешь!? Пошевеливайся и зашей мою рану! И смотри, чтобы шрама не осталось, иначе я прикажу ящеру учителя покусать тебя! – Если молодому господину Наньгун что-то не нравится, он может воспользоваться лечением в Лучезарном павильоне, – сказал Лю Синь чуть потяжелевшим голосом, поднимаясь на ноги. – Тамошние служители в два счёта излечат вашу рану, не оставив и следа. – Мой учитель и его мастера заняты серьёзными делами в отличие от тебя, ленивый бездельник! – Да, я бездельник, – отложив лечебный порошок, Лю Синь направился к столу. – Поэтому молодому господину нет нужды обращаться за помощью к такому человеку, как я. Можете идти. – Наглец! Да как ты смеешь так со мной говорить! – взвился Наньгун Хао, вскакивая на обе ноги, словно совсем позабыв о ране. – Не боишься, что мой учитель высечет тебя за такую дерзость!? – Как будет угодно, – ответил Лю Синь, развязывая вязанку трав. Уловив что-то странное в поплывшем по воздуху запахе, он притянул ладонь к лицу и понюхал кончики пальцев. Покопавшись в вязанке и найдя небольшой цветок Волчьей погибели, что затерялся среди грубых соцветий лавзея и пустырника, Лю Синь рассмотрел его со всех сторон и осторожно расправил чуть смявшиеся лепестки. Озадаченно сведя брови к переносице, он поставил маленький голубой цветок в бутылёк и налил в него воду. – Ты!.. – пыхтел за его спиной Наньгун Хао, оскорбленный игнорированием своей персоны. – Что ты за человек вообще такой! Ты разве не лекарь!? Лекари должны интересоваться у больных, при каких обстоятельствах получена рана и кто нанёс её! Ты разве не знал?! Что ты вообще знаешь, зарываясь в свои травы!? Бесстыжий негодяй! Лю Синь обернулся, смотря на него сверху вниз с усталостью во взгляде. – Мне нет нужды знать о причинах возникновения подобных ран, – сказал он всё тем же спокойным размеренным тоном. – Я должен лишь обработать их. Об остальном молодой господин может поведать своему учителю. Наньгун Хао поджал побледневшие дрожащие губы и пару раз растерянно моргнул покрасневшими глазами. Он несколько раз открыл и закрыл рот, продолжая сверлить мастера взглядом, но так больше ничего не сказал. В следующий миг, взмахнув рукавом, он вылетел из мастерской, бросив напоследок ворчливое: – Я тебе это ещё припомню... – Младший брат! – крикнул ему в спину Чжу Ицзюнь, растерянно комкая халат. Несмотря на свой мирный нрав, даже он был поражён столь вопиющей невоспитанностью и хамством. Развернувшись к мастеру, Чжу Ицзюнь с тревогой в голосе сказал: – Мастер Лю, прошу прощения за поведение моего младшего брата, – согнувшись в небольшом поклоне, он скромно попросил: – Можно мне взять обеззараживающий порошок? Я сам обработаю его рану. За годы привыкший к беспочвенным обвинениям и нападкам, простая вежливость уже давно воспринималась Лю Синем как нечто странное и инородное, отчего он всегда чувствовал себя словно не в своей тарелке. Впрочем, поведение его никогда не менялось независимо от того, грубили ли ему или относились с почтением – прохладная вежливость и отстранённость были неизменным выражением его лица. Встретившись взглядом с кротким учеником, Лю Синь кивнул, после чего развернулся и подхватил небольшую склянку с мазью. – Возьми ещё вот это. – Благодарю, мастер Лю! – расплылся в широкой улыбке Чжу Ицзюнь и низко поклонился. Оставшись в мастерской один, Лю Синь сел за стол и налил чай. Неизменный чёрный халат в такую жаркую погоду притягивал к себе солнечные лучи даже через окно, заставляя мастера то и дело поправлять высокий воротник, стараясь хоть так спастись от духоты. Ещё пару дней назад, переделав почти всю работу на три дня вперёд, Лю Синь, оставшись без дела, решил воспользоваться несколькими минутами тишины для небольшого отдыха, поскольку ночью ему предстояло заняться переписыванием книг. Помимо наказания за малейшие огрехи, Старейшина Ци также сваливал на него трактаты и свитки, что требовали обновления или реставрации, отчего вся пустующая ранее библиотечная зона Заоблачного павильона вот уже который год была заполнена различными фолиантами за авторством древних умов вперемешку с книгами Лю Синя. Иной раз смотритель библиотеки даже шутил, что вскоре их помещение придёт в запустение, и тогда всем блюстителям трактатов придётся перебраться в Заоблачный павильон, чтобы нести службу уже там. Переписывая книги одну за другой, Лю Синь делал это по мере свободного времени и лишь в том порядке, в котором они попадали ему в руки. Однако поскольку старейшина Ци впервые решил поторопить его со сдачей трактатов, Лю Синь был намерен заняться ими ночью, как только разберётся с собранными травами и заготовками вытяжек. Солнце стояло в зените, когда Лю Синь, разливая ингредиенты для укрепляющего снадобья по склянкам, едва уловимо вздрогнул от грохота хлопнувшей двери. – Мастер! Мастер! – влетел в мастерскую Пин Цюань. – Мастер, ваш дом затопило! Расположенный под горой близ водопада и нескольких горных ручьёв, Заоблачный павильон подвергался паводкам и селям по несколько раз за весну, когда начинали таять снега и высокогорные льды. Поэтому ещё два года назад Лю Синь вырыл несколько рвов, уводящих воду в другое русло. Сейчас же некоторые из них были кем-то явно намеренно разбиты и перестроены, пуская воду с ручья неподалёку прямиком к задней части дома. Нижний уровень, где располагалась библиотечная зона, оказался затоплен по голень. Проверив ущерб вместе со своими подмастерьями, Лю Синь облегчённо выдохнул, поняв, что вода не достигла уровня ценных книг – пострадали лишь пара его собственных по уходу за растениями. Чтобы не путаться, Лю Синь хранил все уже переписанные книги на стеллаже в главном зале, тогда как библиотечная зона была отведена для ещё предстоящим пройти через это фолиантам. Порча этих книг не была большой проблемой. Другое дело, если бы пострадал главный стеллаж, так что ущерб можно было считать незначительным. – Это точно маленький говнюк Наньгун! – сплюнул Пин Цюань, складывая руки на груди. – У него духовный корень земли, – закивал Сян Ян. – Явно он разбил траншеи! – Мы не должны оскорблять кого-то за спиной, – по обыкновению растягивая слова, произнёс Дай Фэй, медленно моргая. Стоя на лестнице и оперевшись бедром о поручень, Лю Синь пролистывал свою книгу, вполуха слушая разговор подмастерьев. В один миг шорох страниц резко остановился, когда его острый взгляд наткнулся на бесстыдные скабрезные картинки, коими была разрисована книга. Отложив её и подхватив другую, он мигом пролистал, найдя ещё с десяток похожих карикатур на разный лад и позу, приправленных сопутствующими надписями и стихами. Глаза Лю Синя загорелись подобно двум факелам в непроглядную ночь. Отстранённое настроение смыло опаляющей волной, что ускорила ход сердца. Он мог выдержать нападки учеников и их выходки в его мастерской, однако творить такие бесчинства у себя в доме он не позволит! С громким хлопком закрыв книгу, Лю Синь взлетел по лестнице. Отправив подручного с сообщением главе ордена о прошении визита, он никак не ожидал, что всего через четверть часа порог его Заоблачного павильона перешагнёт сам Цзян Фэйсин, два его личных ученика, а также старейшина Сун, с неизменной нежной улыбкой, и старейшина Ци, гневно мечущий молнии из глаз. Войдя внутрь, Тан Цзэмин подметил, что днём это место выглядело ещё невзрачней и бедней на вид, чем ночью. Здесь не было ни шелков, ни нефритовых статуэток, ни яшмовой посуды или парчи, свидетельствующих о достатке живущего здесь человека. Казалось, предметам мебели здесь не менее нескольких десятков лет; лишь несколько туманных ширм с парящими дикими гусями и цветами придавали немного жизни главному залу, в котором сейчас собралось несколько человек. Однако, даже несмотря на скудное убранство, здесь было светло и просторно, создавая впечатление покоя и отчуждённости, залитых золотым светом. Старые полы были кое-где отремонтированы, а в крыше виднелось несколько наспех сколоченных заплаток. Тан Цзэмин предположил, что во время дождей единственному обитателю этого места должно быть приходилось расставлять по полу сосуды для сбора воды. – Это неслыханная наглость – пробираться в павильон мастера и устраивать такие бесчинства! – с негодованием высказался Шэнь Фэйсяо. Сун Цзявэнь медленно прошёлся по залу и остановился возле стола, на котором стояли стопки принесённых с нижнего уровня книг, часть из которых была кем-то наглым образом изрисована. – Мастер Лю, у вас пропало что-то ценное? – участливо спросил он с долей волнения. – Нет, – ответил Лю Синь, обнаружив ещё один разрисованный сборник, и про себя добавил: «что тут может быть ценного?» Сун Цзявэнь протянул руку, прося Лю Синя передать ему испорченную книгу, на что тому не осталось ничего другого, кроме как замешкаться лишь на мгновение и исполнить просьбу. Пролистав фолиант и наткнувшись на скабрезные картинки и стихи, Сун Цзявэнь округлил глаза. Старейшина Ци за его спиной вытянул шею как черепаха и впился своим орлиным взором прямиком в картинки. – Бесстыдство! – взревел он, раздув ноздри. Сун Цзявэнь мягко рассмеялся, но, поймав на себе гневный прищуренный взгляд старейшины Ци, тут же поджал губы и скрыл улыбку за веером. Тан Цзэмин стоял оперевшись плечом о стеллаж с уже переписанными книгами, скучающе разглядывая полки. Увидев, что несколько книг в мягком переплёте выбились из общего ряда, он хотел было поправить их, когда его взгляд случайно зацепился за названия, заставив его потянуть их на себя. Его глаза медленно потемнели на несколько тонов от расползающегося чёрного зрачка. Резко вскинув взгляд на стоящего напротив него Лю Синя, он немигающее впился им, точно силясь просверлить в нём дыру. Лю Синь мелко вздрогнул, словно всё тело и внутренности опалило лижущими языками пламени. – Мастер Лю желает подать жалобу на изрисовавшего его книги похабными картинками ученика? – спросил Тан Цзэмин потяжелевшим голосом. – Это настолько сильно оскорбило вас? Ни разу в жизни не держав столь гнусную похабщину с детально прорисованными картинками, Лю Синь вспыхнул, метая молнии из глаз. Он не собирался подавать жалобу. Не теперь, когда в доме собралось столько народу. Одному Богу было известно, по какой причине Цзян Фэйсин отклонил его прошение о личной встрече и вместо этого пришёл сюда сам, да ещё и притащил с собой вереницу свидетелей. Впрочем, известно это было не только Богу. Тан Цзэмин продолжил смотреть на Лю Синя, не позволяя ему разорвать контакт взглядов. – У молодого господина Тан есть сомнения в том, что гнусная похабщина в книгах оскорбила меня? – вежливо спросил Лю Синь сквозь стиснутые зубы. Тан Цзэмин медленно растянул губы в улыбку, разворачивая три книги и демонстрируя названия: – Тогда это что? «Обольстительный демон поймал меня в свои сети». «Тысяча страстей владыки варварского племени». «Хрупкое тело учёного мужа в когтях царя демонов». Уловив изменившуюся атмосферу, Ци Сюаньцзы приблизился к Тан Цзэмину и краем глаза любопытно взглянул на книги. – Срамота! – снова взревел он, разглядев названия. – Лю Циянь, ты совсем рассудка лишился, раз хранишь вместе с писаниями великих умов похабные книжки!? Лю Синь приоткрыл рот, ошеломлённый настолько, что даже не сразу нашёлся с ответом. Бегая по стеллажу растерянным взглядом, он старался придумать достойную причину, объяснившую бы возникновение скабрезных книг в одном ряду с выставленными фолиантами в главном зале. Спустя миг сознание озарила мысль, пронесясь по ней подобно молнии. «Фэйсяо…» – низко пророкотал Лю Синь в душе, метнув гневный взгляд в ученика. Лицо Шэнь Фэйсяо вмиг лишилось красок, когда он заступил за спину Лю Синя и стыдливо прикусил губу. Из-за того, что мастер хранил на этом стеллаже лишь уже переписанные книги, он редко когда к ним прикасался, доверяя их доставку в центральную библиотеку единственному частому визитёру в его доме, который всегда вызывался помочь, то есть Шэнь Фэйсяо. Сам незадачливый ученик, частенько навещая павильон мастера с его молчаливого разрешения, притащил сюда достаточно своих вещей, рассовав их во всевозможные места. В том числе и несколько скабрезных книг, чтобы в свои визиты пользоваться возможностью скоротать часок другой за излюбленным чтением и уютом этого дома. Окинув взглядом зажмурившегося Шэнь Фэйсяо, что мелко дрожал, страшась наказания, Лю Синь тихо выдохнул и на миг прикрыл глаза. – Да, они мои, – без тени сомнений подтвердил он, складывая руки на груди. – И что с того? Я взрослый человек и у меня могут быть свои увлечения и пристрастия. Правила ордена запрещают ученикам чтение подобной… литературы, однако запрет не распространяется на мастеров, учителей и старейшин. И это всё ещё не имеет отношения к тому, что кто-то изрисовал мои книги. Тан Цзэмин немигающе продолжал смотреть на него ещё какое-то время, словно пытаясь рассмотреть в нём что-то до этого скрытое. Хлопнув тремя тетрадями по раскрытой ладони и тихо щёлкнув языком, он положил их обратно на полку. Выражение его лица было сложным. Смотря в него, Лю Синь так и не смог понять, о чём тот думает, однако мерцающие глаза с долей насмешки вызвали в его душе негодование и заставили испытать вдруг желание объясниться. Тут же поймав себя на этих мыслях, он хмыкнул и отвернул голову. Лицо Ци Сюаньцзы пошло багровыми пятнами, пока он пыхтел и ворчал что-то себе под нос, не в силах найти лазейки для наказания. Взглянув на него, Цзян Фэйсин кашлянул и скрыл усмешку в кулаке. – Мастер Лю прав, – подтвердил он, – только ученикам запрещено иметь подобную литературу. Ци Сюаньцзы тряхнул рукавом: – Однако нам всё ещё предстоит разобраться в том, кто именно ответственен за испорченные похабщиной книги в нижней библиотеке. Виновник в любом случае должен понести наказание за свою наглость, поскольку врываться в чужой дом – поступок бесстыдный и явно заслуживающий наказание. Смущённый и оскорблённый на глазах у стольких людей, в числе которых находились и его не в меру болтливые подмастерья, Лю Синь шумно выдохнул. Словно почувствовав на себе насмешливый синий взгляд, он какое-то время пытался натянуть на лицо маску невозмутимости, но в конечном итоге потерпел неудачу. Стараясь побороть кипящее внутри жжение, он не знал, какая эмоция возобладает над ним сейчас в большей степени: злость или стыд. Красный румянец тронул бледные щёки и коснулся кончиков ушей. Бросив в Тан Цзэмина убийственный взгляд, Лю Синь почувствовал усилившийся знойный рёв огня где-то в груди. Склонившись над ухом тихо смеющегося Сун Цзявэня, Тан Цзэмин что-то нашёптывал с улыбкой. Прежде чем успел остановить себя, Лю Синь скрипнул зубами и резко произнёс со сквозящим льдом в голосе: – Господин Тан видимо забыл, кто научил его читать и писать.Глава 119. Заоблачный павильон
2 декабря 2021 г. в 20:03
– Ходят легенды, что эти древние проникли в этот мир через небесное дао, эволюционируя из зверей-защитников царства Девяти Небес, и именно поэтому так легко уживались на земле с магическими созданиями, держась рядом с ними, а не с людьми. А возможно, сама природа создала их – начало их царствования неведомо никому. Как создания, явившиеся в этот мир для его защиты, они жили в его тени, поддерживая его баланс и установленные ими правила. Во время их существования три царства не вели между собой вражду. Врата в царства демонов были открыты, а сами земли в Поднебесной процветали, пока эти существа несли сюда мир. С их исчезновением равновесие в двух мирах пошатнулось: демоны, прознав, что порядки людских земель изменились и раздираются вспыхнувшими войнами, ополчились против человечества, что едва не привело к уничтожению обеих сторон. Борьба за власть велась сотни лет. Как люди, уничтожившие тех, кто был сильнее их, так и демоны пожелали истребить тех, кто может прийти по их души. Никто не знает, что установило шаткое перемирие между ними после бесчисленных войн, но в конечном итоге тех, кто не желал прекращать вражду и жаждал подавить человеческое царство, заключили в мир призраков – темницу из девяти кругов, выбраться из которой тёмные создания пытаются до сих пор.
Цзян Фэйсин перевёл дыхание и отпил чай.
Некоторое время в комнате царила гнетущая тишина. Тан Цзэмин сидел с задумчивыми видом, вращая винную чашу, а Шэнь Фэйсяо опустил голову, комкая в напряжённых пальцах халат.
– Если Защитники были так сильны… – спустя время дрожащим голосом начал он. – То как же люди одолели их?
Тан Цзэмин глубоко втянул воздух и неторопливо ответил:
– Как учитель и сказал, люди не такие слабые, как их принято считать. Слоны и тигры во много раз превосходят их по силе, но разве люди не способны убить их? Человек может одолеть существо во много раз превышающее его по силе посредством ловушек и ухищрений.
Цзян Фэйсин медленно покивал:
– Верно, их обманули. Эти существа были чисты и добры по своей природе. Они не знали ни лжи, ни коварства – им было попросту неоткуда их узнать. Воспользовавшись их чистотой и невинностью, люди заманивали их в ловушки, истребляя сотню за сотней пока в живых никого не осталось.
Тан Цзэмин медленно смежил веки. Поражённый услышанным, разум подкидывал картинки из прошлого.
«Неужели это он…» – пронеслось в голове.
Мысль была столь оглушающей, что Тан Цзэмин вмиг почувствовал, как горький ком удушающей тревоги поднимается к горлу.
Силясь восстановить обрывки той ночи, когда Лю Синь вдруг обернулся во что-то могущественное, он боялся представить, что всё это правда. Последний из Защитников этого царства, что всегда стоял на стороне добра и защищал людей от предубеждений заклинателей… Его род был вырезан как скот от рук тех, кого он пытался спасти ценой собственной жизни.
Откинувшись на спинку кресла, Тан Цзэмин прижал костяшки побледневшей ладони к не менее побледневшим губам.
В ту ночь, ошеломлённый развернувшейся картиной и находясь среди толпы едва что-то видящих кричащих людей посреди дыма и пепла, он мог лишь смотреть во все глаза на сокрушительные атаки тёмных заклинателей на это нечто.
Лишь увидев, что нападавший на Лю Синя заклинатель выстрелил в него из своего лука, а тот не пытается защититься, Тан Цзэмин сорвался с места, выпуская последнюю оставшуюся у него энергию. Знали ли те тёмные заклинатели с кем столкнулись и пришли ли за ним намеренно? Если да, то последуют ли за ними другие? С появлением совершенствования в этом мире, дабы соблюсти баланс, появился и тёмный путь. А значит потомки людей, которые истребили священных существ, теперь намного могущественней и сильней, чем их предки.
Тан Цзэмин опустил взгляд на стол, слыша сбивчивое дыхание Шэнь Фэйсяо, что присел к нему ближе.
Цзян Фэйсин с щелчком раскрыл веер и вновь заговорил:
– Те немногие люди, которые пытались защитить священных созданий, стали презираемы своими соплеменниками. Вот, как раскололось людское царство на заклинателей и простых смертных. Боги даровали нашему миру возможность совершенствования и духовные корни, чтобы мы несли в него равновесие вместо тех, кто ушёл. Мы укрощаем свой дух и свои страсти, дабы никогда больше не позволить произойти столь зверскому кровопролитию. С тех пор никто не спускался с Девяти Небес для защиты этого мира. Когда вспыхивают войны между людским царством и царством демонов – Боги остаются в стороне, поскольку людское племя само виновато во всех своих бедах.
Шэнь Фэйсяо на миг поджал дрожащие губы и моргнул влажными глазами:
– Я не хочу ненавидеть людей. Лучше бы я и вовсе не слышал этой истории.
Цзян Фэйсин горько улыбнулся:
– Не ненавидь их, Сяо-эр. С тех пор минуло уже множество лет. Люди не все злы и коварны. Учась на своих ошибках, большинство из них отреклось от войн и приняло тот шаткий мир, что установился. Я учу вас следовать по пути меча и добродетели, чтобы искоренять зло там, где оно несёт разрушения, и быть милосердными к людям. Сейчас они ничем не отличаются от нас. Несмотря на то, что мы стараемся укротить свои желания и пороки, мы тоже всё ещё люди.
Шэнь Фэйсяо несколько успокоился после этих слов и принялся тереть красные глаза руками.
– Императорские законы запрещают вражду между людьми и заклинателями, – продолжил Цзян Фэйсин. – Но, даже несмотря на это, предубеждения древних бессмертных всё ещё властвуют в умах новых поколений, из-за чего многие заклинатели относятся к людям как ко второму сорту. Некоторые ордена столь закрылись от них, что не спускаются в мир для помощи смертным, предпочитая самосовершенствоваться для получения возможности приблизиться к царству Девяти Небес, и вмешиваются в их дела лишь тогда, когда люди начинают преступать законы. Не зная принципов бытия смертных, они довольно безжалостны к ним, поэтому люди никогда не просят их о помощи. Но четыре великих ордена западных земель поддерживают мир с людьми. Мы закрыты от них, не позволяя познать тайны нашего совершенствования, чтобы не повторять ошибок наших предшественников, но мы не жестоки к ним. Ненависть – порождает ненависть, а предубеждение – вражду. Возможно, однажды мы все снова сможем жить в мире и процветании, когда грехи прошлого окончательно сотрутся из памяти и из истории. А новые – не породят ещё одну вражду.
Обдумав сказанное, Тан Цзэмин спросил:
– Вы знаете ещё что-нибудь о Защитниках?
– О них мало что известно. Людское царство, желая скрыть свой позор, стёрло почти все записи о них из истории. То малое, что удалось сохранить, передавалось из поколения в поколения, пока от воспоминаний не остались лишь раздробленные частицы. Ци Сюаньцзы давно живёт на этом свете, но есть и те, кто живёт намного-намного дольше. Я знаю это лишь с его расплывчатых слов. Он может производить впечатление человека, который ненавидит людей, – Цзян Фэйсин на миг задумался и продолжил: – Вероятно, он действительно ненавидит их и презирает всем сердцем. Он воспитывался в семье летописца, так что если и есть ещё что-то об истории древних созданий, то он, должно быть, знает об этом.
– Я хочу получить доступ к книгам старейшины Ци, – тут же сказал Тан Цзэмин.
Если было что-то, что подтвердило бы его мысли касательно того, был ли Лю Синь представителем вымершего древнего рода, он должен был знать.
– Прости, но это исключено, – покачал головой Цзян Фэйсин. – Доступ к ним есть лишь у некоторых учителей и остальных старейшин, для учеников эти знания под запретом. А если я попробую схитрить и предоставить тебе писания, старина Ци лишит меня головы, – тихо рассмеялся он.
После того, как Шэнь Фэйсяо ушёл, Тан Цзэмин остался, чтобы просмотреть несколько документов со стола учителя.
– Ордену удалось покрыть расходы убытков, допущенных в предыдущие годы, – сказал он, откладывая свиток. – Нововведённые правила, что установил Ци Сюаньцзы, в основном касаются лишь ужесточения наказаний за проваленные задания, но этого всё ещё недостаточно.
Цзян Фэйсин встал из-за своего стола и опустился напротив ученика.
– Что ты имеешь в виду? – разливая чай по пиалам, спросил он.
Взяв чашу в руки, Тан Цзэмин сделал глоток и расплывчато ответил:
– Некоторым павильонам не хватает средств для нормального существования. В связи с недавним открывшимся обстоятельством в виде оружия в подавлении ци, нам необходимо ставить упор не на заклинаниях, а на способах лечения и практиках без духовной энергии.
Увидев вопросительный взгляд Цзян Фэйсина, он пояснил:
– Если ситуация усугубится, нам не помогут ни целебные печати, ни заклинания. Ученики должны тренироваться в искусстве владения мечом без ци, чтобы в случае повторения ситуации они могли защитить себя. А целители должны готовится к созданию лекарств, излечивающих ранения втрое эффективней и быстрее.
Цзян Фэйсин озабоченно нахмурился и на некоторое время погрузился в раздумья. В ордене было крайне мало людей, практикующих техники боя без духовной энергии. Все учителя и мастера вкладывали в обучение учеников именно путь самосовершенствования, а не изучение боевых искусств. Юньшань не зря прослыл одним из сильнейших орденов. Стал бы он им, отдавая предпочтение боевым искусствам, а не совершенствованию по пути меча?
– Ты прав, нам необходимы средства для поддержания всех павильонов, – медленно покивал Цзян Фэйсин, не спеша дать ответ на первое предложение. – Однако казначейство и так тратит немалые суммы. Лучезарный павильон является оплотом целительства нашего ордена. Поддержание Взора Бога требует больших затрат и энергии, однако и эффективность его ни с чем не сравнима. Благодаря учителю Ань нам удаётся излечивать большинство ранее считавшихся смертельных ран, поэтому вся основная часть средств отходит его павильону. Человеческие жизни – самое ценное, что у нас есть, мы не можем пренебрегать ими.
Лицо Тан Цзэмина помрачнело, отражаясь в слабо мерцающих глазах тенью гнетущих эмоций.
– А касательно того, что ты предложил насчёт тренировок, то я подумаю, – добавил Цзян Фэйсин.
Дверь тихо скрипнула. Маленький ученик тихо скользнул внутрь, положил на стол перед главой небольшой свиток и тут же удалился, унеся с собой пустую посуду.
Тан Цзэмин был высок. Даже сидя напротив учителя, он немного возвышался над ним, потому легко мог увидеть написанное в письме. Однако не став лезть в чужие дела, лишь вскользь мазнул взглядом по сургучной печати и тут же свёл брови к переносице.
Княжеский двор Сяо.
Не отвлекаясь от написанного, Цзян Фэйсин задумчиво пробормотал:
– Как мой помощник и старший ученик ты волен предпринимать любые действия на благо ордена. Так что если найдёшь способ решения некоторых проблем, я буду тебе благодарен. Можешь идти.