Глава 120. Благо
2 декабря 2021 г. в 20:04
Все взгляды в комнате вмиг устремились к Лю Синю.
– Что вы имеете в виду, мастер Лю? – настороженно спросил Цзян Фэйсин.
Лю Синь снова собрался с духом и, найдя в себе силы, чтобы сдержать очередной приступ гнева, неосознанно кинул взгляд в сторону Тан Цзэмина.
Цзян Фэйсин внезапно понял, что происходит. Он опустил голову, чтобы скрыть выражение своего лица, но мочки его ушей уже были окрашены в красный цвет.
Глубоко втянув воздух, он устремил деланно возмущённый взгляд на своего ученика и спросил:
– Цзэмин, зачем ты испортил книги в библиотеке мастера Лю?
Улыбка на губах Тан Цзэмина мгновенно застыла, словно его окатили ушатом ледяной воды. Гнетущее молчание длилось всего несколько мгновений, прежде чем он медленно развернулся, держа глаза устремлёнными вниз.
Его плечи беспомощно опустились, а выражение лица внезапно сделалось подавленным.
В мгновение ока его хамоватая надменность сменилась уязвимостью и пристыженностью. Словно силясь скрыть смущение под множеством пар глаз, Тан Цзэмин неловко улыбнулся. Его чёрные как смоль глаза с затопившим их зрачком на миг вскинулись на Лю Синя, прежде чем он отвёл их в сторону.
– Учитель… – неловко начал он, придав лицу выражение раскаяния. – Я пока так и не вспомнил первые одиннадцать лет своей жизни и пропустил всё детство, так что просто захотел немного повеселиться. Но как бы я посмел шутить над кем-то в ордене кроме своего ифу?
Лю Синь мелко вздрогнул, услышав давнее обращение. Казалось, всё нутро на миг сжалось, испытав острую вспышку, осевшую где-то в сердце.
Медленно сдвинувшись с места, Тан Цзэмин прошёлся по залу, смотря в пол.
– Уверен, мой ифу не держит на меня зла, – продолжил он, медленно поднимая взгляд на Лю Синя с той стороны, где никто не мог заметить контакта их взглядов. – Ведь он знает, что я был очень непослушным ребёнком, – добавил он с полуулыбкой, вскинув бровь. – Верно, ифу?
Лю Синь до скрипа сжал кулаки. Находясь под нацеленными в него взглядами, словно мышь перед орлиной стаей, он мельком взглянул на Ци Сюаньцзы, чьи глаза медленно, но верно наполнялись жаждой крови.
Этого человека вряд ли остановит даже тот факт, что виновником оказался ученик его лучшего друга. Его взгляд как никогда свидетельствовал о желании привлечь ученика к ответу с последующим за ним наказанием.
Лю Синь растерянно замер, судорожно размышляя, как поступить.
Заяви он сейчас перед всеми, что их прежняя связь разорвана, Тан Цзэмин подвергнется самому что ни наесть суровому наказанию за вторжение в чужой дом и порчу имущества. Даже несмотря на прежнюю вспышку гнева и мимолётное желание ужалить в ответ, Лю Синь не собирался обрекать его на праведный гнев старейшины Ци.
Чуть опустив голову, Лю Синь хранил молчание.
– За подобное тебе следовало бы переломать ноги! – рявкнул Ци Сюаньцзы, нарушив царившую в зале тишину. – Это недостойное поведение не только для ученика, но тем более для одного из наследников ордена!
Тан Цзэмин подчёркнуто серьёзно заявил:
– Старейшина Ци, устав регламентирует правила между членами ордена, но не вмешивается в семейные дела. Поправьте меня, если я ошибаюсь. Мои действия не затронули ничье имущество, кроме моего ифу, за что я буду корить себя под гнётом стыда до конца своих дней, – прижал он руку к груди, тем самым словно свидетельствуя о своей искренности. – Я поступил непростительно и осознаю свою вину. Должно быть, мой разум помутился после пяти лет затворничества, раз я решил пошутить столь недостойным образом. После этих лет наши отношения с ним так изменились, что мой ифу не оставил мне выбора для менее свинского способа привлечь его внимание.
Ранее чуть погаснувшее пламя с рёвом ринулось вверх, обжигая уши и щёки. Лю Синь кипел от бури эмоций, разрывающих его изнутри.
Старейшина Ци прищурился, но ничего не ответил, поскольку слова ученика были чистой правдой – устав ордена не касался семейных отношений, а старейшины вмешивались лишь в тех случаях, когда того требовала одна из сторон, подавая прошение совету.
Видя, что трудности миновали, Цзян Фэйсин почувствовал облегчение и не смог удержаться от неловкой улыбки:
– Ладно, тогда просто устрани причинённый ущерб и отдавай мастеру половину своего жалования в течение полугода за моральный ущерб.
Занятый своими мыслями, Лю Синь настолько глубоко ушёл в себя, что не заметил, как Тан Цзэмин приблизился к нему вплотную. Лишь когда тяжёлая рука опустилась на его плечи и притянула чуть ближе к чужому телу, он округлил глаза.
Тан Цзэмин рассмеялся низким грудным смехом:
– Мы ведь с ним семья. Нам делить нечего, так что я буду отдавать ему всё своё жалование. Мне золото ни к чему, потому как мой нефритовый жетон способен покрыть все мои расходы – стоит только показать его где-то в городе.
Шэнь Фэйсяо задумчиво потёр подбородок, возвёл глаза к потолку и тихо спросил сам себя:
– Разве не только супруги делят общий бюджет в семье?..
Услышавший его тихий вопрос Пин Цюань тут же загорелся глазами и бочком приблизился к нему. Склонившись над его ухом, подмастерье что-то воодушевленно быстро зашептал, отчего брови Шэнь Фэйсяо медленно поползли вверх, а глаза засветились неподдельным интересом, бегая между мастером и виновником общего сбора.
Лю Синь продолжал смотреть перед собой распахнутыми остекленевшими глазами, огорошенный развернувшейся ситуацией. Увидев, что все в комнате ждут его подтверждения, он нервно улыбнулся, не размыкая губ, и, наконец, выдавил из себя невнятное «мгм».
Едва за старейшинами и учениками закрылась дверь, он тут же злобно сверкнул глазами и скинул со своего плеча руку наглеца.
– Какого хрена ты творишь?! – воскликнул он, раскрасневшись пуще прежнего по всё тем же причинам: то ли от гнева, то ли от не желавшего отступать стыда.
Смущение и вина слетели с лица Тан Цзэмина как по мановению руки, сменившись уже привычной прохладной ухмылкой.
– А что такого? – спросил он и развернулся, неторопливо направившись вглубь павильона.
– Зачем ты сделал это? В самом деле надеялся, что я не узнаю твою каллиграфию на тех… – запнулся Лю Синь, вспомнив похабные рисунки. – Тех картинках!
– Мне что, нужно твоё разрешение, чтобы сделать что-то? – как нечто само собой разумеющееся спросил Тан Цзэмин, развязывая шнуровку наруча.
Следуя за ним, Лю Синь тяжёлым голосом бросил ему в спину:
– Это мой дом! Так что разумеется нужно!
Оба сбились на очередном шаге, почувствовав неправильность фразы, отозвавшуюся где-то в глубине сердца неприятным жжением.
Мой дом. Не наш.
Спустя миг, продолжив движение, Тан Цзэмин кинул с всё той же ленцой:
– Сказал же, мне было скучно, а ты один из тех, кто вряд ли ответит на чужую нападку. Ты ведь такой теперь? Сносишь все оскорбления и кланяешься всем подряд без разбору. Спина не болит? Я должен был принести тебе мазь.
Лю Синь прищурился, неотступно следуя за ним по пятам:
– О, так молодой господин Тан страшится ответной подачи?
Тан Цзэмин хмыкнул, принявшись развязывать второй наруч.
– В прошлый раз ты упрекнул меня в двуличии, – продолжил Лю Синь. – Хватит ли у тебя совести повторить это вновь?
– Забавляться и «плыть по течению» имеют разные значения, – оглянулся на него Тан Цзэмин. – Ты разве не знал? К тому же, это мой способ извиниться за причинённый ущерб.
– Простые люди решают всё извинениями через рот, – мрачно сказал Лю Синь и тут же поджал губы, испытав укол стыда.
– Да, наверное, – выдохнул Тан Цзэмин, не заметив его запинки. – Вот только я не простой человек, так что извинений ты от меня не дождёшься.
– Куда ты идёшь?
Тан Цзэмин добрёл до небольшой кушетки у окна и скинул наручи. После чего упал на неё, накрыв предплечьем лицо и скрыв глаза от солнечных лучей.
Здесь было слишком светло.
– Что ты делаешь? – возмущённо спросил Лю Синь, глядя на растянувшегося на софе парня.
– Последние два дня я провёл в библиотеке и глаз не сомкнул, так что собираюсь немного поспать. Не шуми.
Лю Синь несколько раз открыл и закрыл рот, задыхаясь от столь вопиющей наглости.
Тан Цзэмин повернулся к нему спиной, размеренно дыша и игнорируя тихое ворчание.
Наглец! Бесстыжий! Мерзавец!
Намеренно громко топая, Лю Синь спустился в подвал, чтобы разобраться с стоящей там водой. Несмотря на то, что его подмастерья зарыли траншеи, оставшаяся внутри дома вода могла запросто ослабить фундамент.
Сняв сапоги и зайдя по щиколотку в ледяную воду, он собрал оставшиеся книги с полок, чтобы страницы древних фолиантов в конец не отсырели и потеряли всё написанное, после чего подхватил два ведра и принялся черпать воду. Холод немного остудил бушующее в нём пламя, но Лю Синь всё ещё чувствовал, что изнутри его раздирали противоречия одно тяжелей другого, однако у него не было ни сил, ни желания до конца их осмыслить. С трудом отгоняя невесть откуда взявшееся облегчение и покой от осознания того, кто именно спал наверху в его комнатах, Лю Синь бродил по залитой водой библиотеке до самого вечера приводя в порядок это место и мысли.
Небольшие окна под потолочным сводом окрасились в оранжево-красный, когда на лестнице послышались шаги.
– Что здесь произошло? – нахмурился Тан Цзэмин, оглядывая затопленный подвал и босого Лю Синя, стоящего по щиколотку в воде с закатанными по колено штанами.
К тому времени, немного поумерив кипящие в груди эмоции, Лю Синь опустил голову и не ответил, продолжая возиться с вёдрами.
– Это не моих рук дело, – предупредил Тан Цзэмин, глядя на его напряжённые плечи. – Я ещё не восстановился после ранения и не могу в полной мере управлять своим духовным корнем, да и не стал бы тратить энергию на этот бардак. С утра здесь всё было нормально.
Направляясь сюда вместе с главой ордена, он и подумать не мог, что обнаружит в подвале нечто подобное. Сам мастер отчего-то решил умолчать о столь важной детали произошедшего в его доме. Однако Тан Цзэмин подозревал, что если бы в ходе обсуждения затопление подвала всплыло наружу, простым выговором и лишением жалования он бы явно не обошёлся.
– Нам нужно переписывать книги, так что пошли, – потёр он висок.
Помолчав немного, Лю Синь сказал:
– Начинай без меня. Мне надо закончить здесь. Тушь и кисть можешь взять с моего стола в главн…
Увидев, что вода в затопленном помещении внезапно заскользила наружу сквозь щели, Лю Синь разогнулся и тут же услышал приближающиеся к нему стремительные шаги, порождающие всплеск.
Настигнув его, Тан Цзэмин немного согнулся и в следующее мгновение взвалил его на своё плечо.
– А ну отпусти! – тут же поражённо закричал тот, уронив вёдра и хлопнув его по спине. – Я сам в состоянии справиться с этим!
Несмотря на то, что в мгновение ока мог выбраться из хвата, применив силу, он счёл это лишним и недостойным, поскольку любой ученик должен был подчиняться приказам старшего беспрекословно и по первому требованию.
Продолжая барахтаться на чужом плече, Лю Синь пылал от желания ударить его или укусить за то, что он вырос таким высоким и большим.
– Быстро поставь меня на пол! Ты оглох!? – выкрикнул он, дёргая ногами.
Тан Цзэмин развернулся, подхватил со ступеней стопку последних книг и направился вверх по лестнице, поглядывая на розовые пятки, мечущиеся из стороны в сторону.
– Лежи спокойно, иначе случайно споткнусь и швырну тебя в воду, – усмехнулся он на очередной сердитый выкрик.
Растянувшись на чужом плече, Лю Синь открыл рот, чтобы разразиться новой гневной тирадой и замер вдруг, уловив краем глаза что-то сверкнувшее на чужом поясе рядом с нефритовым жетоном.
Протянув руку, он подхватил в ладонь мягкую небольшую цепь, с инкрустированными в неё мириадами хрусталей, что посвёркивали в красных лучах закатного солнца.
– Откуда она у тебя? – спросил Лю Синь.
Опустив голову и поняв, что привлекло его внимание, Тан Цзэмин улыбнулся уголком губ:
– Это горный духовный сапфир и растущая сталь. Нравятся?
– Кому тут что нравится?.. – тихо проворчал Лю Синь себе под нос и неосознанно поджал пальцы на ногах, разглядывая серебряную цепь.
Посмотрев на его белые узкие стопы и изящные тонкие лодыжки, Тан Цзэмин добавил:
– Если сможешь снять её с моего пояса – она твоя.
Покосившись на него, Лю Синь на пробу дёрнул тонкую цепь из множества тонких переплетений, но та не поддалась ни на цунь, словно намертво впаянная в пояс.
Не то чтобы он в самом деле питал такие намерения, просто не мог не поддаться провокационному тону. Слава о растущем металле и горных сапфирах долетела до него, так что он даже не предпринял ни единой попытки поумерить своё любопытство и желание рассмотреть диковинный материал ближе. Почти все металлы и драгоценные камни уже давным-давно были найдены во всех известных горах, ныне украшая предметы, принадлежащие знати.
Цепь мягко перетекала в пальцах подобно шёлковым нитям – то рассыпаясь, то собираясь воедино.
«Наверное, на ощупь она мягче хлопка», – подумал Лю Синь, с сожалением глядя на свои руки в перчатках.
Растущая сталь была природным материалом, хранящимся в самом центре горы. Способная схватываться с духовной энергией, она имела способность к росту, черпая из неё силу. Металл этот был столь редкий, что на свете существовало крайне мало оружия из него. А уж людей, способных вырастить из небольшой частицы металла нечто большее, чем украшение, можно было и вовсе пересчитать по пальцам. Впрочем, с развитием кузнечного дела в последние годы надобности в этом не было нужды, поэтому этот природный материал ценился скорее как драгоценность, свидетельствующая о статусе своего носителя. А вместе с такими сапфирами, что были в пять раз прочнее обычных камней и в десять раз дороже, и вовсе представляли собой неслыханное сокровище. За такую вещь можно было выручить по меньшей мере десять тысяч золотых таэлей! Но продать её или купить можно было разве что в столице или округе Лоян, где располагался второй по размерам город в стране, знаменитый своими рынками по всей империи.
Выковать столь изысканную вещь мог разве что мастер, всю жизнь работавший с таким металлом.
Лю Синь снова покосился на Тан Цзэмина:
– Учитель подарил её тебе?
– Мой учитель не так богат, как ты думаешь. Да и с чего бы ему дарить мне подобные вещи?
– Тогда откуда она у тебя?
– Нашёл материалы и выковал.
– Выковал…сам? – округлил глаза Лю Синь и упёрся в его поясницу рукой, чтобы немного обернуться и кинуть вопросительный взгляд.
– Мгм, – ногой открыв дверь, Тан Цзэмин вышел на верхний этаж.
Даже не заметив, что они миновали пределы подвала, и надобность в его висячем положении отпадала, Лю Синь продолжил увлечённо разглядывать тонкую цепь, перекатывая её в пальцах.
– Тот меч ты тоже сам выковал? – спросил он внезапно, вспомнив расколовшийся клинок.
– Да.
– Учитель научил тебя кузнечному делу?
– Я сам научился. Прочёл со скуки несколько книг, оставленных там кем-то.
Тан Цзэмин остановился у главного стола и спустил Лю Синя на пол.
С сожалением скользнув последний раз по изысканной цепи, Лю Синь сухо кашлянул и оправил чуть съехавшую одежду:
– Там что, была кузня?
Сгрузив на его стол стопку книг, Тан Цзэмин усмехнулся:
– Там много чего было, не в пещере же я жил как горный тролль.
Собравшись отойти к своему столу и подхватив книгу, он был остановлен рукой Лю Синя.
– Нет, это книга старейшины Ци, её я перепишу сам. А ты займись теми, которые испортил, – взяв со стола сборник, Лю Синь протянул её парню.
Смерив протянутый фолиант скептическим взглядом и бросив короткий на книгу старейшины Ци, Тан Цзэмин с шумом выдохнул и забрал протянутое.
Пролистнув несколько страниц, он вскинул бровь:
– На кой чёрт тебе книги по садоводству, если здесь всё равно ничего не растёт?
– Просто чтение на ночь, – туманно ответил Лю Синь.
Беседа в мирной манере была такой странной и будто бы ирреальной, что он внезапно почувствовал приступ необъяснимого смущения и растерянности. Словно маска, приросшая к его лицу за эти пять лет, неумолимо шла трещинами от каждого слова.
Лю Синь нахмурился и потёр щёку.
Выдав Тан Цзэмину также и пару пустых книг и тушь с кистью, он опустился за свой стол.
Расположившись неподалёку от него, следующие пару часов Тан Цзэмин искоса поглядывал в его сторону, стараясь сосредоточиться на переписывании испорченного им фолианта.
С детства не питавший особой любви к книгам, Тан Цзэмин воспринял это наказание как сущую пытку. Иероглифы расплывались перед глазами, а бесчисленное количество информации об удобрениях, сорняках и вредителях, казалось, отпечаталось на обратной стороне век. Первые пару страниц стараясь абстрагироваться от написанного, чтобы лишь машинально повторять чужие иероглифы, вскоре он с неудовольствием осознал, что привычка проглатывать написанное, которую он приобрёл за последние годы, в этот раз сыграла с ним злую шутку.
Лю Синь же был сосредоточен и собран, не выказывая ни малейшего недовольства. Сидя с ровно выпрямленной спиной и мягко, но быстро скользящий кистью, он словно представлял собой изваяние непоколебимого Будды.
Закатив глаза, Тан Цзэмин опёрся о края стола руками, решив сделать небольшой перерыв.
– Почему ты больше не носишь белых одежд? – нарушил он молчание, устав от тишины. – Я думал, они тебе нравятся.
Лю Синь ответил после небольшой паузы, не поднимая взгляда от книги:
– Непрактично. Они быстро мараются, а у меня нет лишнего времени возиться с ними в воде.
Глядя на его опущенную голову, Тан Цзэмин просидел так ещё некоторое время.
Чем спокойнее было выражение его лица, тем острей становился его взгляд, точно клинок, рвущийся в бой.
С самого момента как они остались одни, Лю Синь не окинул его даже взглядом, всё время отворачивая голову.
Побарабанив кончиками пальцев по столу, Тан Цзэмин спросил словно невзначай:
– Благо, ради которого ты поступил так с нами, возымело успех?
Вопрос прозвучал словно гром посреди ясного неба.
Кисть в руках Лю Синя замерла.
Воцарилась звенящая тишина, и, казалось, сам воздух заледенел.
Минула продолжительная пауза, прежде чем Лю Синь, наконец, заговорил, с трудом выдавливая слова:
– Цзэмин, я уже перевернул эту страницу своей жизни. И ты должен сделать то…
– О, – тихо рассмеялся Тан Цзэмин. – Так значит, я был лишь страницей?
Лю Синь чуть приподнял плечи, поняв, насколько грубо это прозвучало, и тут же поспешил исправиться:
– Я имел в…
– Это неважно, – перебил его Тан Цзэмин.
Под его немигающим спокойным взглядом, Лю Синь опустил глаза, чувствуя кислый привкус на языке. Ранее он думал, что испытал к самому себе весь спектр ненависти, однако синий взгляд не знал пределов, открывая для него новые двери.
Услышав тихий стук, Лю Синь поднял взгляд, заметив, что Тан Цзэмин вернулся к работе.
Существовали ли слова, возможные для извинений за то, что он совершил? Лю Синь не знал ответа. Любые попытки рассказать правду и оправдать себя в чужих глазах в любой момент закончатся тем, что Тан Цзэмин попросту обернётся против того, ради чего всё это было затеяно.
Но жгущее сердце чувство побудило Лю Синя открыть рот и сказать:
– Я не должен был быть так резок с тобой…
– Ты про то дерьмо, что наплёл мне тогда? – перебил его Тан Цзэмин, обмакивая кисть в тушечницу. – Я уже и не помню толком, что именно было сказано и сделано в тот день. Я повзрослел и не держу никаких обид, а поскольку мы два взрослых и чужих друг для друга человека, ни к чему нам вспоминать былое, верно? Мы вполне можем уживаться на этой горе. Я обманул тебя и предал твоё доверие, ты обманул меня и предал моё доверие. Всё честно. Один-один.
Лю Синь тяжело сглотнул, глядя на него во все глаза. Неужто и в самом деле решил оставить всё в прошлом?
Тан Цзэмин снова задал вопрос, не отвлекаясь от написания иероглифов:
– Так благо, ради которого ты поступил так с нами, возымело успех?
Это был высокомерный и самоуверенный человек, который привык к одиночеству и леденящему холоду в своём сердце. Его спокойное лицо напоминало небо в ясную погоду, и лишь редкие тучи могли омрачить его глаза, набегая на них тенью. Ни жестокости, ни свирепости, ни безжалостности не было в этих глазах, словно в своём высокогорном холоде меж облаков они напрочь отринули всю необузданность, что сверкала в них пять лет назад.
Лишь стылое отчуждение, от которого почему-то бросало в дрожь и тяжелело на сердце.
Лю Синь опустил глаза:
– Возымело.
Тогда почему же правильность такого поступка не приносила сейчас облегчения и душевный покой? – задался он вопросом, всё также не поднимая взгляд.
– А для тебя? – внезапно спросил Тан Цзэмин.
Лю Синь опустил голову ниже, чувствуя, словно под рёбра загнали дюжину стальных игл.
Тан Цзэмин медленно перевёл на него взгляд и продолжил:
– Ты уже взрослый и вряд ли нуждаешься в чужих наставлениях, но позволь всё же сказать. В этом мире прежде всего нужно отстаивать и бороться за свои собственные интересы, иначе легко потеряться в чужих. Бесконечные жертвы ради чужого блага в конечном итоге приведут лишь к тому, что можно навсегда остаться совсем одному наедине со своим горем и несбывшимися мечтами. Словно осиротевшему ребёнку, потерявшемуся на чужом празднике жизни.
Лю Синь поднял потускневшие глаза и посмотрел на него. На самом деле, его сердце уже ни в чем не было уверенно.
Правильность поступка пятилетней давности отчего-то больше не приносила облегчения, словно с самого возвращения Тан Цзэмин наносил по его цитадели отчуждённости удары со всех сторон, заставляя покрытую льдом уверенность в своём поступке, накопленную за все прошедшие годы, пойти трещинами и просочиться в разум и сердце.
Нынешний Тан Цзэмин уже не был таким, каким прежде. Его спокойный и в то же время тяжёлый взгляд, казалось, принадлежал человеку куда более старше по возрасту, чем их обладатель, тая в своей синей непроглядной глубине мощное и сильное давление, от которого сердце билось так, что ему позавидовал бы бой военных барабанов.
Окончательно запутавшись в своих мыслях и чувствах, Лю Синь не нашёлся с ответом, вновь опустив взгляд на фолиант.