Ныряя в синеву небес, не забудь расправить крылья / Падая в глубокое синее небо

Увидев, кто внезапно восстал перед ним, Лю Синь шумно выдохнул, испытав облегчение. Безмолвно протянув руку, Тан Цзэмин помог ему выбраться и вытащил бессознательного Сяо Вэня. От шеи лекаря поднимались едва заметные серые вены, что явно свидетельствовало об отравлении, а губы, казалось, покрылись тонкой коркой льда – настолько бледными и сухими они были. – На нас напали, – пояснил Лю Синь. Опустившись на колено, он влил меж губ Сяо Вэня настойку бадьяна, повышающую сопротивляемость к ядам, и спросил: – Как вы оказались здесь так быстро? Услышав о нападении, Тан Цзэмин потемнел лицом. Взгляд его тут же заострился, когда он медленно осмотрел всю территорию. Едва путники разошлись возле пещеры и направились в разные стороны, Тан Цзэмин то и делал, что прожигал взглядом карту, следя за передвижением второй группы, за что всю дорогу удостаивался от Чжан Хэцзяня подначек и закатывания глаз. Дойдя до обрыва, под которым раскинулась небольшая опушка, они так ничего и не нашли и уже собирались пройти немного вглубь леса, когда Тан Цзэмин внезапно замер, увидев на карте быстрое передвижение двух меток. Резко натянув поводья, он рванулся обратно. Безмолвный лес потонул в тяжёлом грохоте копыт, который мгновенно распространил напряжение на двух оставшихся позади парней. Мигом смекнув, что что-то случилось, Шэнь Фэйсяо и Чжан Хэцзянь обнажили мечи и ринулись следом. – Карта, – коротко объяснил Тан Цзэмин. Махнув Чжан Хэцзяню, чтобы тот поднял лекаря на коня, он продолжил: – Мы заехали на эту территорию с трёх сторон, но никого не увидели. Встав, Лю Синь также оглянулся и подошёл к дереву. – Кто-то был здесь за минуту до вас и не мог далеко уйти. – Человек? Лю Синь подумал немного и ответил: – Да, скорее всего. Я видел лишь ноги и слышал дыхание, так что не могу сказать большего. Тан Цзэмин подошёл к древу, возле которого не было никаких следов, кроме оставленных ими же. Подняв взгляд, он свёл брови к переносице, словно стараясь высмотреть что-то меж деревьев. В горах, в которые не раз выбирался по поручению ордена и проводил тренировки, он не раз видел самую разную чертовщину, так что чувство волнения от охоты приятной волной прошлось по всему нутру, словно лизнув языками пламени. Посмотрев на Лю Синя, до сих пор оглядывающегося по сторонам, он внезапно принял иное решение и кивнул: – Возвращаемся. Вскочив на Игуя, Тан Цзэмин помог Лю Синю сесть позади себя и натянул поводья. Обхватив его за пояс, уже на ходу Лю Синь сказал: – Цзэмин, я встретил здесь ещё кое-кого.

༄ ༄ ༄

Помня о том, что Сяо Вэнь говорил о заброшенном храме за чертой поселения ближе к горе, путники довольно быстро разыскали его и вошли внутрь. Сейчас обветшалый и заброшенный, храм представлял из себя плачевное зрелище, но даже по остаткам убранства можно было понять, что ранее это место было вполне процветающим и наполненным жизнью. Балки, держащие навес, покосились, а по каменному полу то тут, то там была разбросана пожухлая солома. Осмотревшись, Тан Цзэмин разглядел впереди возвышающуюся над алтарём каменную фигуру, держащую персиковую ветвь. Даже несмотря на столетие заброшенности, из-за которой на каменной статуе появились сколы и трещины, в ней всё ещё узнавалась фигура привлекательной полненькой женщины, чья улыбка была столь живой, что казалось она вот-вот засмеётся. Несмотря на жутковатый вид заброшенного места, Тан Цзэмин не чувствовал ни тени опасности или тревоги, словно дух доброго божества всё ещё витал в этих стенах. Быстро найдя подходящее помещение, Лю Синь велел принести туда Сяо Вэня и, не теряя драгоценного времени, тут же принялся за изготовление снадобий и противоядий. Следующие три дня он пообедал лишь дважды и поспал часов пять, на все уговоры отмахиваясь и продолжая работу, а в конечном итоге, выйдя из себя, и вовсе выгнал всех из помещения, плотно закрыв дверь. Участи этой не избежал и Байлинь, который мешал ему тем, что то и дело норовил зачем-то вскочить на стол перед ним. Решив было, что птица просто волнуется о ходе приготовления лекарства, Лю Синь заверил его, что непременно вылечит его человека и выпроводил вон вместе с остальными. Следующие дни гарпия просидела в коридоре, сверля взглядом дверь. Несмотря на опасное положение своего хозяина, Байлинь отчего-то выглядел бодро-взволнованным, то и дело цокая когтями по каменному полу будто бы в нетерпении. Спустя три дня, когда солнце едва поднялось из-за горы, Тан Цзэмин вышел из своей комнаты на втором этаже и направился на балкон, вид с которого открывался на небольшой квадратный двор. Маясь от безделья, трое учеников немного прибрались, чтобы облагородить место временного обитания, отчего оно уже не выглядело столь запустевшим и гиблым. Тихое журчание ручья под небольшим мостом придавало этому месту умиротворение и живость, а мраморные столики, казалось, только и ждали, пока их заставят свежими яствами. Во дворе пышно цвели несколько зимних яблонь, розовыми лепестками с каждым порывом ветра заметая собой каменный пол. Кружась в им одним понятном вихре, они словно складывались в фигуры, то взмывая в небо, то мягко стелясь по земле. Но не вид танцующих лепестков заставил Тан Цзэмина остановиться, а взгляд наполниться благоговением и засветиться. В пустынном дворе медленно из одной позы в другую перетекала фигура в чёрном халате. В ордене ходило немало слухов о нелюдимом мастере, что никогда не принимал участия в общих тренировках, а предпочитал оттачивать своё мастерство одному за закрытыми дверями своего павильона. Поговаривали, что кто-то из старших учеников однажды осмелился вызвать его на бой, принизив перед всеми, за что поплатился тремя ударами в грудь и рухнул там же на площади в окружении толпы. С того раза никто из учеников не рисковал относиться к нему как к слабому человеку. И пусть большинство членов ордена испытывали к нему предубеждение – никто не решался выступить с ним в равный бой без своей ци. Со стороны казалось, что плавные движения тренирующегося мастера не несут в себе ничего, кроме мягкости и красоты, но Тан Цзэмин был уверен – каждое из них может в два счёта оправдать себя тем, что подобно змее также быстро поразит своего противника стремительным жалящим выбросом. То низко пригибаясь к земле, широко расставив ноги, то ведя руками по дуге и вокруг себя, Лю Синь был сосредоточен и собран, походя на тонкий и гибкий ствол молодой ивы, которая лишь наклонялась от сильного ветра к земле, но не ломалась. Нащупав рукой стул и не отрывая от мастера глаз, Тан Цзэмин опустился за небольшой столик, чтобы полюбоваться прекрасной картиной. У него и мысли в голове не было, чтобы присоединиться или дать знать о своём присутствии, ведь было ясно как день – приблизься он, всё умиротворение мастера от тренировки и восстановления сил тотчас сойдёт на нет: его лицо вновь станет отстранённым, а действия выверенными и чёткими, в которых не прослеживалось и следа мягкости. Кто бы мог подумать, что именно наблюдая за его тренировкой, Тан Цзэмин увидит в нём образ из прошлого, когда Лю Синь, необременённый проблемами, танцевал в Яотине на празднествах на городской площади. Он не любил всеобщего внимания, однако не раз поддаваясь весёлой атмосфере, присоединялся к танцам в кругу горожан под звонкие переливы задорных мелодий. Взмахивая своими широкими рукавами и обнажая узкие белые запястья, он заливался весёлым смехом от радостной атмосферы. И даже если настроение Тан Цзэмина было в упадке по той или иной причине – ему было достаточно увидеть лишь взмах его белых рукавов и обнажённых запястий, чтобы все волнения и печали отошли в сторону, а сердце защемило в груди от вида танцующего прекрасного юноши. – Нужно будет свозить его на праздник и купить белых халатов, – тихо пробормотал Тан Цзэмин себе под нос. – Что ты сказал? – послышался бубнёж сбоку. Резко повернув голову, Тан Цзэмин увидел, что за столиком напротив него сидят Чжан Хэцзянь и Шэнь Фэйсяо. Пожёвывая последний оставшийся у него кусок чёрствого хлебца, Шэнь Фэйсяо спросил, вытянув голову и выглянув во двор: – Мастер занимается? Ах... я так давно не видел его тренировок. Тан Цзэмин нахмурился и, силясь скрыть недовольство, спросил: – Разве он тренируется с кем-то? Шэнь Фэйсяо прищурил глаза в улыбке и ответил: – Нет, но я часто приходил к нему, так что не раз видел его на заднем дворе. Бóльшую часть раз он прогонял меня, но когда я вёл себя как мышь, то он не обращал на меня внимания, – склонив голову к плечу, он задумчиво добавил: – Хотя были и другие, кто подглядывал за ним. Но мастер не любит, когда кто-то приходит к нему без разрешения, так что всегда вышвыривал их за шкирку вон и назначал наказание. Со временем охочих понаблюдать за его тренировками не уменьшилось, так что самому мастеру пришлось выделить деньги для того, чтобы обнести свой сад высоким забором. Чжан Хэцзянь задумчиво протянул, наблюдая за Лю Синем: – Я не слышал, чтобы кто-то тренировал его. Откуда он знает это древнее боевое искусство? Тан Цзэмин задумался. В прошлом Лю Синь быстро поднаторел в управлении мечом благодаря наставлениям Ван Цзяня и Пэй Сунлиня, которые были частыми гостями в их доме, а также благодаря изучению техник по многим трактатам. Совмещая теорию и практику, медленно, но он овладел ближним боем. Однако как ему удалось изучить технику тайцзицюань без чьей-либо помощи? Даже такому усердному человеку как Лю Синь это было неподвластно. Он мог изучить несколько базовых техник по книгам для восстановления восполнения духовных сил и регуляции энергии, но искусство тайцзицюань также несло в себе оборонительные и наступательные техники, которые без практики в паре с кем-то было попросту невозможно познать. Не сводя взгляда с тренирующегося Лю Синя, Тан Цзэмин видел силу, что несёт каждый взмах его рук или движения ног. Его поза выглядела расслабленной, а движения в какой-то степени даже ленивыми, словно он был простой чёрной кошкой, плавно перетекающей из одной позы в другую. Однако каждое его движение было наполнено силой и знаниями, как их использовать. Обманчивая мягкость и плавность несли в себе будто бы смерть. Казалось, приблизься к нему такому расслабленному с намерением причинить вред, обманувшись его внешней мягкостью, этот танцующий боевое искусство юноша тут же сразит тебя насмерть, не изменившись в лице. Воистину опасное и жестокое оружие, таящееся в окружении мягких яблоневых лепестков. Тан Цзэмин глубоко втянул воздух, чувствуя волнующий жар, пробежавший по коже. Оперевшись о перегородку, он смотрел на кружащегося по двору мастера, не обращая внимание на разговор двух учеников за столом, обсуждающих его техники. «Он красивый» – подумал Тан Цзэмин, следя за тем, как Лю Синь высоко вскинул ногу и провёл ей по дуге. Волнение в груди сменилось нетерпением, а сердце ускорило ход, возбуждённо разгоняя кровь по венам. Он всё обдумывал план, как однажды проберётся к мастеру во двор для тренировки, чтобы продемонстрировать и своё боевое искусство, которое также нельзя было назвать слабым, так что не сразу заметил, что Шэнь Фэйсяо хлопает его по руке: – Эй, Цзэмин!.. Цзэмин!.. Шумно выдохнув через нос под звон своих разбивающихся фантазий, Тан Цзэмин метнул в него недовольный взгляд и рыкнул: – Ну чего тебе? – Там... – начал Шэнь Фэйсяо, глядя куда-то за его плечо. – Там кто-то есть. Переведя взгляд на Чжан Хэцзяня, который также высматривал что-то за его спиной, медленно обнажая меч, Тан Цзэмин оглянулся. Постройки вокруг двора были невысокими и с покатыми крышами, поросшими мхом и небольшими цветами, за одной из которых кто-то выглядывал. Пара любопытных круглых глаз светились, что-то высматривая, а заметив тренирующегося мастера распахнулась ещё шире, став походить на пару монет. Мигом встав, Тан Цзэмин бросился в ту сторону, как и остальные двое. Перемахнув через перила и оттолкнувшись, они взмыли на крышу с обнажёнными мечами. – Ай! – послышался крик, когда молодая девушка рухнула с телеги, приставленной к стене. Корзинка с яблоками и свежей выпечкой опрокинулась следом, рассыпав часть содержимого по земле. – Д-девушка? – запнулся Чжан Хэцзянь. Помедлив немного, он спрыгнул вниз, не спеша убирать наставленный на неё меч. Девушка на земле тут же подскочила на ноги и указала на него пальцем: – Разве можно так пугать!? Внезапный визитёр представлял собой совсем иное, чем то, что несущиеся сюда парни себе представляли. На вид вторженке было не больше семнадцати лет. Это была очаровательная и грациозная девушка с тонкой невысокой фигуркой, мягко очерченными бровями, большими круглыми глазами и приятного цвета розовыми губами, которые сейчас извергали потоки ругательств, пока она тыкала пальцем в Чжан Хэцзяня: – Сдурел совсем!? Будь у меня палка, я бы показала вам, как народ пугать! Эй, ты! – крикнула она Тан Цзэмину, уже спустившемуся и стоящему к Чжан Хэцзяню плечом к плечу. – Дай сюда меч! Подавив смешок, Тан Цзэмин протянул оружие. С воинственным видом приняв его, девушка тут же ойкнула и едва не упала под его весом. Ворча и топчась вокруг клинка, что упёрся в землю остриём и никак не хотел подниматься, она продолжала испускать потоки ругательств, приговаривая, что непременно задаст им трёпку. Прокравшись за её спину, Шэнь Фэйсяо опустился на колени, поднял несколько булочек, и тут же принялся откусывать то от одной, то от другой с довольным ворчанием. Прервавшись, запыхавшаяся девчушка сдула с лица прядь волос из растрепавшегося ещё больше пучка и внезапно уловила за спиной странные звуки. На миг под стеной воцарилось молчание, разбавленное лишь чавканьём Шэнь Фэйсяо, который наконец-то добрался до свежей еды. – Ты!.. – крикнула девушка, ткнув в него пальцем. Щёки Шэнь Фэйсяо были так набиты, что выступали даже из-за спины. Обернувшись, он хлопнул глазами и спросил с полным ртом, засовывая очередной кусок снеди: – Чефо тебе? Правый глаз девушки дёрнулся. Казалось, от ошеломления она даже не знала, что сказать этому прохвосту. Тан Цзэмин тихо рассмеялся, сложив руки на груди: – Прости его. Он и в обычное время сходит с ума от запаха еды, а здесь и вовсе скоро начнёт обгрызать стены. Девушка набрала полную грудь воздуха, словно собиралась разразиться очередной гневной тирадой, но внезапно выдохнула и изрекла: – Знаю я, что вы голодные и у вас денег нет, поэтому и принесла вам поесть. – А? – округлил глаза Чжан Хэцзянь. – Что непонятного?! – тут же взвилась девчушка. Приняв горделивую позу, она смахнула с лица рассыпавшиеся пряди и сказала: – Принесла вам поесть, говорю! Вы же помочь пришли, так что... Тан Цзэмин осмотрел содержимое корзинки, заметив несколько свежих булочек. Вряд ли в этом месте мука была в излишке, а судя по внешнему виду девушки, она явно сводила концы с концами, как и все обитатели небольшого бедного поселения. – В таком случае, присоединяйся к нам за обедом, – сказал он. Подумав немного, девчушка кивнула. Быстро подхватив снедь, все четверо вернулись обратно на крыльцо второго этажа, где расположились за тем же столиком. – Как тебя зовут? – спросил Тан Цзэмин, очищая ножом фрукт. – Ань Цзяо, – ответила девушка, откусывая большой кусок булки. – А вас? После того, как юноши по очереди представились, Чжан Хэцзянь сказал: – Тебе не стоило соваться к незнакомым людям. Что, если бы мы оказались негодяями или разбойниками? – Ха! – Ань Цзяо махнула рукой, отхлёбывая подогретого вина. – Знавала я разбойников! Вы совсем на них не похожи. – И всё же, нужно быть осторожней, – покачал головой Чжан Хэцзянь. – Не у всякого на лице написаны дурные намерения. Присмотревшись к их внезапной гостье, Тан Цзэмин внезапно узнал в ней ту самую танцовщицу. Очищенное сейчас от краски лицо было совсем юным, однако в глазах таилось немало лет тяжёлой жизни. Шэнь Фэйсяо, казалось, тоже узнал её. Лицо его внезапно помрачнело и он даже отложил недоеденную булочку, словно потеряв аппетит. – Ты проститутка? – с бесхитростной прямотой спросил он, прохладно глядя на девушку. Ань Цзяо внезапно закашлялась, подавившись вином. – Ч-чего? Не меняясь в лице, Шэнь Фэйсяо пояснил: – Тогда на площади ты танцевала полураздетой. В Лояне, откуда я родом, на каждый зимний праздник проститутки щеголяют по красным улицам раздетыми, чтобы продемонстрировать своё горячее тело и кровь. – Никакая я не проститутка! – воскликнула Ань Цзяо и замахала руками. – Просто танцовщица! Шэнь Фэйсяо несколько раз растерянно моргнул. Вынырнув из своих недовольных мыслей, он внезапно поёжился от неприятной тяжёлой атмосферы, витающей над столом. Ничего не сказав, он опустил голову и тут же принялся доедать булочку. Его лицо вновь приобрело прежний цвет, а глаза уже не выглядели такими холодными и отчуждёнными, что заставило Тан Цзэмина озадаченно нахмуриться. Чжан Хэцзянь спросил: – Тогда... почему ты танцевала раздетой? Ань Цзяо пожала плечами: – Я не стесняюсь своего тела. Зачем, если такими нас создали Боги? На севере у древних племён есть обычай – встречать ночь Солнцестояния обнажённым в реке Великого истока, так бабушка говорила. Чжан Хэцзянь тут же взволнованно спросил: – Ты северянка? Тан Цзэмин закатил глаза, оперевшись о перила: – Разумеется, она северянка. Разве ты не слышишь акцент? Ань Цзяо прищурила глаза в улыбке: – Как и вы двое. Чжан Хэцзянь отрицательно покачал головой: – Невозможно, чтобы ты опознала то, что я северянин по говору. Я полностью искоренил его, поскольку мать старалась воспитать меня уже без него, – нахмурился он. – Чтобы избежать беды, если нас обнаружат. – А вот и нет, – широко улыбнулась Ань Цзяо. – Я слышу его в твоём голосе, я всю жизнь живу среди северян, так что не могу перепутать. – В деревне живут северяне? – удивлённо спросил Шэнь Фэйсяо, подхватив очищенное белое яблоко. – Ага, пара семей, – кивнула Ань Цзяо, разливая вино, и перевела взгляд на Тан Цзэмина. – А вот ты даже не пытаешься скрыть свой акцент. Почему? Не отрывая взгляд от всё ещё тренирующегося во дворе Лю Синя, Тан Цзэмин ответил: – Потому что перережу глотку любому, кто сунется ко мне с обвинением о том, что я северянин. Чжан Хэцзянь покосился на него и словно взглянул под другим углом. Мать воспитывала его в постоянном страхе о том, что он непременно должен скрывать свою принадлежность к северу за пределами ордена, когда отправляется на задания. Страшась рассердить её или расстроить, он никогда не нарушал установленное ей правило, и даже в пределах ордена никогда не поднимал вопрос о севере. А услышав, что кто-то спокойно признаёт свою принадлежность к гонимому всеми северу, испытал смешанные чувства. Он ещё не полностью изучил, к какому типу людей относился новый ученик главы ордена: был ли он глупцом, который попросту не осознавал всей угрозы, или же в самом деле не страшился встретиться с противниками северян и подвергнуться обвинению. Но, в конце концов, Чжан Хэцзянь никогда бы не признался себе, что в этот миг за столом испытал облегчение и даже немного воспрянул духом. – О, а это кто? – спросила Ань Цзяо, вытянув шею и глядя на двор. Переведя взгляд, все увидели Сяо Вэня, которого тащил за собой Байлинь, зацепив его клювом за край халата. Выглядел он значительно лучше, чем три дня назад, и, казалось, не испытывал и следа отравления. Протерев глаза, Сяо Вэнь увидел тренирующегося мастера и тут же поспешил спуститься с небольшой лестницы. Заметив его, Лю Синь остановил свою тренировку. – Благодарю за помощь, – неловко сказал Сяо Вэнь, подходя ближе. – Вы использовали в снадобье жимолость, верно? Она в считанные дни ставит на ноги. Лю Синь кивнул и собирался уйти, когда новый вопрос Сяо Вэня заставил его остановиться: – Вы уже выяснили, что это был за яд и кто напал на нас? Помедлив, Лю Синь сухо ответил: – Душитель из корня дерева туй и кислоты чёрной рыбы. Но кто напал на нас – я не знаю. – О, – покивал Сяо Вэнь. – Гнусная смесь. Сердце остановилось бы через тридцать минут, если бы не бадьян. На самом деле... в юности меня обучали противостоять ядам, и большинство из них мне не страшны, но поскольку я долго не тренировался, а в мире за это время появились новые виды отравлений, за последние несколько лет я уже чуть не погиб пару раз. Плечи Лю Синя напряглись, а в глазах появилось волнение, которое он изо всех пытался подавить. Заметив его реакцию, Сяо Вэнь сделал шаг вперёд в надежде на то, что он что-нибудь скажет и разовьёт диалог. Но Лю Синь простоял так ещё пару секунд, после чего снова кивнул и развернулся с намерением уйти. В тот же миг в Сяо Вэне вскипели такие гнев и обида, коих он не мог и припомнить, когда испытывал их в последний раз. Видя нежелание этого человека выстраивать нормальный диалог и идти на контакт, он, как здравомыслящий взрослый человек, должен был с пониманием отступить. Однако бушующие эмоции подтолкнули его к совсем иному решению. Словно с детской обидой, он подхватил два стоящих рядом шеста и крикнул: – Эй, мастер! – прокрутив одну из палок, он кинул её вперёд. – Как насчёт тренировки? Остановившись к нему спиной, Лю Синь резко выбросил руку и поймал шест. Яблони во дворе под нахлынувшим ветром сбросили со своих ветвей ещё больше лепестков, что через миг закружились над каменным полом. Лю Синь медленно повернул голову. В глазах его тлела раскалёнными углями жгучая обида и гнев, точно как и в медных глазах напротив. Дёрнув уголком губ и прокрутив шест, Сяо Вэнь сказал: – Твоё боевое искусство весьма впечатляет. Однако я заметил пару неточных движений, так что позволь своему старшему брату дать тебе урок. Лю Синь, казалось, после этих слов рассвирепел ещё больше. Шэнь Фэйсяо, прижав пальцы к губам и округлив глаза, тихо прошептал взволнованным голосом, наполненным затаённым предвкушением: – Ой, что сейчас будет. Все сидящие с ним за столом также пересели поближе, чтобы понаблюдать за боем. Розовые лепестки взмыли вверх вихрем, когда два шеста столкнулись друг с другом и породили воздушную волну. Движения Сяо Вэня были точными и резкими, явно отработанными не на заднем дворе павильона, а на самом настоящем поле брани. Бывший военный, обученный и натасканный дюжиной учителей – он в самом деле был грозным противником, за доли секунды находящим открытые места в сопернике и знающим, с какой стороны лучше бить. Лю Синь вращал шест по сложной траектории, отбивая бóльшую часть атак и не уступая в молниеносном поиске брешей в чужой защите. Обладающий упорством и быстрой обучаемостью, он в самом деле немало почерпнул из их боя уже в первые несколько минут, и теперь пользовался новыми знаниями, обращая их против соперника. На первый взгляд казалось, что их техники боя не уступают друг другу, но чем больше движений они делали, уходя из-под атак и стараясь задеть противника, тем больше различий в них находили их зрители. – Они оба сильны, – сказал Чжан Хэцзянь, внимательно следя за движениями двух мужчин и подмечая даже мелкие детали, чтобы применить их на практике в своих тренировках. – Но мастер Лю всё же немного уступает. Тан Цзэмин, также не отрывая взгляд, вскинул уголок губ: – Военное боевое искусство сильнее ушу, потому что на поле боя солдаты не всегда ограничиваются чёткими техниками, а разбавляют их и кун-фу, и используют восемь внешних методов для нападений. Как бы ты ни старался предугадать следующее движение такого противника – он легко обманет тебя, в следующую секунду применив совсем иную технику. Такие солдаты обладают уникальным стилем, потому и сильнее обученных техникам разных школ мастеров. Шэнь Фэйсяо недовольно проворчал: – Разве ты не должен поддерживать нашего мастера? При очередном ударе два шеста с треском разломились пополам. Отбросив обломки в сторону, оба мужчины не сговариваясь перешли к рукопашному бою. Никто не хотел уступать, словно желая до конца выплеснуть кипевшую в них обиду, причину которой они оба никак не могли понять, что злило их ещё больше и вынуждало вкладывать в удары всё больше сил. Тан Цзэмин усмехнулся: – Мастер не нуждается в выкриках ободрения. Пусть военное боевое искусство и сильнее ушу, а Циянь заметно уступает Ибину, в конечном итоге он всё равно победит. Чжан Хэцзянь метнул в него удивлённый взгляд и кивнул в сторону развернувшейся сцены, где Сяо Вэнь перешёл в самую настоящую атаку и наносил тяжёлый удар за ударом: – Пусть наш мастер и не нуждается в подбадривании, но слепая поддержка ему тоже ничем не поможет. Нет ничего постыдного в том, чтобы проиграть сильному противнику. Улыбка Тан Цзэмина стала насмешливой. Облокотившись на поручень, он ответил: – Вы его плохо знаете, в отличие от меня. Спустя время, подняв руки к лицу, Лю Синь перешёл в глухую защиту, стойко перенося тяжёлые удары. Со стороны казалось, что он принял решение отступить, получив немало ударов, которые заметно уступали по числу нанесённых им по противнику. Сяо Вэнь же, увидев, что он начинает сдаваться, испытал в груди приятное жжение от скорой победы и стал вкладывать в удары ещё больше сил. Чжан Хэцзянь выдохнул: – Я ведь говорил. В любом случае, мастер хорошо постарался. Глаза Тан Цзэмина замерцали, подсвеченные каким-то внутренним светом, когда он произнёс: – Этот человек может долго терпеть удары и сносить все атаки. Полагаю, он терпелив куда больше, чем кто бы то ни было. Но когда он доходит до точки, то переходит в настоящий бой. Руки Лю Синя медленно чуть опустились, обнажив верхнюю часть лица и пару сверкающих яростью глаз из-под маски. Сяо Вэнь не успел даже вздохнуть, когда на него обрушился шквал резких и сильных ударов. Под натиском и поражённостью ему не осталось ничего другого, кроме как отступать, изо всех оставшихся сил прикрываясь и уходя от ударов, каждый из которых в конечном итоге настиг его. Обманутый ложным отступлением, он растратил все силы, намереваясь окончательно сломить противника, пока тот, как оказалось, просто напросто брал его измором, заставляя истощить мощь к нападению. Сяо Вэнь взревел в душе, испытав ещё больше обиды, однако вместе с тем чувствуя и приятный азарт от того, что он явно столкнулся с непростым мастером средней руки. Его желание вывести этого человека на диалог взлетело до самых небес и уже это чувство не шло ни в какое сравнение с любыми обидами. Внезапно испытав желание рассмеяться, он всё отступал и отступал, постепенно чувствуя лёгкость, словно каждый удар по нему разрушал защитную броню, которую он возвёл в своём сердце. Лю Синь походил на самую настоящую взбешённую фурию, жаждущую разорвать своего противника на мелкие части. Мстительно нанося болезненные удары, он вымещал всю боль и обиду, которая кипела в нём с самой первой встречи после пятилетней разлуки. Предатель! Ублюдок! Грёбанный лжец! Его удары были столь резкими и быстрыми, что он и сам не успевал мыслями за своими движениями, стараясь вложить в них как можно больше боли и сил, каждый выплеск которых приносил ему облегчение. Он словно очищался с каждой секундой от боли и грязи, затопившей его с головой и разрушившей жизнь. Сяо Вэнь не сдержал тихий смешок. Услышав его даже за грохочущей в ушах кровью, Лю Синь рассвирепел ещё больше и нанёс три самых мощных удара сам не понимая, откуда у него столько сил. Сяо Вэнь, и так еле держащийся на ногах, рухнул на пол. Кровь в уголке улыбающихся губ сверкнула на солнце. Кружащиеся лепестки над двором, что ещё миг назад резкими движениями вились вокруг мужчин, словно напитавшись их яростью, теперь мягко планировали, принося умиротворение и покой. Испытав схожие чувства, Лю Синь замер, поражённый тишиной как во дворе, так и на сердце. Непривычное ощущение покоя после схлынувшей ненависти было таким оглушительным и приятным, что он в тот же миг захотел рухнуть рядом с поверженным противником и просто пролежать так несколько часов, наблюдая за плывущими облаками. Поймав себя на этих мыслях, Лю Синь ощетинился, словно кот, и гневно сплюнул в душе. Стерев с уголка губ точно такую же каплю крови, он резко развернулся и направился внутрь храма. Влетев по лестнице, он широким шагом прошёл небольшой обеденный зал, чтобы выпить немного воды и перевести дух. Чувство радости от собственной победы над столь сильным противником клёкотало в груди насыщением и довольством. – Разговоров-то было, – хмыкнул он, даже не пытаясь стереть с лица довольной улыбки. – Учить он меня вздумал, хмф... За своими мыслями он не сразу заметил, что эффект от лекарства для изменения голоса начал слабеть, разгоняясь несущейся по венам кровью после битвы. А поняв это, лишь отмахнулся – всё равно поверженный Сяо Вэнь ещё как минимум час не сможет встать на ноги. Глубоко вздохнув и отпив немного воды из чаши, он простоял так некоторое время, проворчав под нос ещё несколько насмешливых фраз. А когда развернулся, то тут же замер, наткнувшись на Байлиня, стоящего в дверном проходе. Склонив голову к плечу, гарпия моргнула, изучающе глядя на него сверху вниз. Взгляд птицы был таким пристальным, что Лю Синь тут же напрягся и развернулся, направившись к другой двери. Но едва он вышел в коридор, как тотчас услышал преследующий его цокот марширующей гарпии. Лю Синь решил было, что Байлинь вознамерился поквитаться за своего поверженного хозяина, однако паника тут же отринула это предположение и подтолкнуло вперёд. Ускорив шаг, он тут же в тревоге подметил, что цокот стал быстрее, – птица явно пыталась догнать его, неотступно преследуя по пятам. Разгорячённая после битвы кровь ещё не остыла, а волнение от преследования порождало внутри желание скрыться от хищных глаз как можно скорее. Плюнув на всё и перейдя на бег, Лю Синь завернул за угол, чтобы скрыться в одной из многочисленных комнат и снова применить лекарство для изменения голоса, а после до следующего утра не показывать носа. Позабытый страх взвился с новыми силами, рисуя картинки того, что могло произойти из-за его раскрытия. Он же принял решение вступать с Сяо Вэнем в диалог лишь при острой необходимости, отрезая любые попытки к своему узнаванию! Надо же ему было поддаться на провокацию и согласиться на драку, привлекая теперь внимание к себе и его птицы, которая за всё время их путешествия не окинула его даже взглядом! «Идиот! Сидел бы да не высовывался!» – ругал он себя, несясь по коридору. Влетев в комнату, Лю Синь споткнулся о валяющуюся спутанную сеть и полетел на пол. Развернувшись, чтобы выпутать ногу, он дрожащими пальцами вцепился в верёвки, но не успел сделать и пары движений, когда заметил перед собой пару когтистых лап. Медленно подняв голову, он тут же оцепенел, встретившись с внимательным птичьим взором. Контакт взглядов заставил Лю Синя мелко вздрогнуть. Замерев как громом поражённый, он распахнул глаза, не в силах сдвинуться с места. Байлинь немного склонил голову набок и подался чуть ближе. Издавая тихий взволнованный клёкот, он внимательно рассматривал его лицо и глаза, стараясь подтвердить ранее выдвинутую догадку. Внутри комнаты было так тихо, что обоим казалось, словно в этой напряжённой атмосфере они слышат даже то, как кружится в солнечных лучах пыль, мягко оседая на пол между ними. Лю Синь судорожно втянул в себя воздух, когда птичьи глаза озарились осознанием и узнаванием, наполнившись ярким светом. В этой тишине словно раздался щелчок сложенного пазла, что оглушил человека и зверя напротив друг друга. Громкий радостный клёкот вырвался из птичьей груди, когда огромная гарпия налетела на него, расправив крылья и повалив на пол.