Ныряя в синеву небес, не забудь расправить крылья / Падая в глубокое синее небо

Шэнь Фэйсяо и Чжан Хэцзянь прищурились и покосились друг на друга в попытке понять, что внезапно случилось с их провожатым, который мчался до средины горы без продыху, подгоняя их за собой. Лю Синь бросил на них взгляд поверх плеча Тан Цзэмина и облегчённо выдохнул, заметив, что те остановились. – Нужно что-то придумать. Тан Цзэмин усмехнулся, взглянув на него, и внезапно притянул руку к лицу. Скрыв ей глаза, через миг он явил карие, проведя ещё раз – чёрные, ещё – тёмно-серые, зелёные и в конечном счёте остановился на серых. Лю Синь ошеломлённо моргнул и обхватил двумя ладонями его лицо, приблизив к себе и всмотревшись в глаза. Сяо Вэнь оглянулся на них и тут же громко закашлялся. Ученики рядом с ним заботливо принялись стучать ему по спине, а Чжан Хэцзянь и вовсе предложил понести его на спине, решив было, что быстрый подъём в гору пагубно сказался на их спутнике. Лю Синь провёл большими пальцами под серыми глазами Тан Цзэмина и нахмурился, после чего неожиданно хлопнул его по плечу. – Издеваться вздумал?! – прошипел он. – Зачем было в таком случае принимать тот порошок, раз ты обошёлся бы и без него? Он и забыл, что некоторым сильным заклинателям были подвластны подобные сложные техники изменения. Мао Цимэй в прошлом и вовсе несколько месяцев щеголял с другой внешностью и другим цветом глаз, оставшись для всех незамеченным. Во времена правления предыдущего Императора кабинет министров совместно с департаментом по регулированию заклинаний издали ряд законов, по которым подобные техники были запрещены для использования простыми заклинателями, дабы пресечь многочисленные уклонения от законов и их нарушения с попытками скрыть свою личность или ввести кого-то в заблуждения для получения собственной выгоды. Ввиду сложности контроля за данной техникой, столичное правление также запретило обучать этому трюку школы и ордена, и создало противоборствующее заклинание, позволяющее обнаружить эту технику на ком бы то ни было и обнажить истинную личность. Насколько Лю Синь знал, в их ордене лишь Ци Сюаньцзы и ещё пара старейшин использовали данную технику, скрывая свой истинный возраст. И хотя никто не говорил об этом в открытую, Лю Синь понимал, что данная мера была принята ими, чтобы не выглядеть среди учеников такими же юнцами, лишь немногим постарше. И всё же даже среди старейшин их ордена находились те, кто не прибегал к использованию данной техники, сохраняя свой истинный молодой облик. Тан Цзэмин обнажил широкую белозубую улыбку и произнёс: – Это заклинание моего учителя, и я не владею им полностью. Только изменением цвета глаз, но… Лю Синь вновь хлопнул его по плечу и с ничего не выражающим каменным лицом принялся отчитывать. Тем временем Сяо Вэнь, который уже немного изучил своих спутников, принялся без умолку болтать о самых изысканных шелках, производящихся на побережье Нефритового моря западными мастерами, и кузнецах, вооружающих гвардейцев княжеского двора различными новейшими изобретениями. Мастерски переплетая две эти совершенно разные темы между собой, он увлёк двух парней в беседу, и лишь спустя несколько минут услышал тихий скрип приближающихся шагов за спиной. Подняв маску, Лю Синь вновь закрепил её на лице и внезапно едва подавил желание сморщиться: ранее он даже не замечал, насколько сильно накаляется на холоде стальная маска и неприятно жжёт кожу. Впрочем, несмотря на небольшой дискомфорт от холода, в душе Лю Синь подозревал, что дело тут было не только в нём: ощущая на коже маску, он как никогда ранее чувствовал её чужеродность, желая снять её и вновь обнажить лицо. – Мастер! – улыбнулся Шэнь Фэйсяо, заметив приближающегося Лю Синя, и выбежал из-за спины Сяо Вэня, увлекая за собой и Чжан Хэцзяня. Оставшись на месте, Сяо Вэнь обернулся и посмотрел на мастера, что принялся отвечать на посыпавшиеся на него вопросы учеников. А заметив, что глаза того блестят от ещё недавно пролитых слёз, которые он успешно отводил от учеников, стараясь ничем не выдать своё состояние, склонил голову к плечу. «Они ссорились?» – подумал он. Сяо Вэнь и сам не знал почему, но отношения этих двоих отчего-то не покидали его мысли в последнее время. Казалось бы – какая ему должна быть разница на двух совершенно чужих ему людей? И всё же неуёмное сердце и разум так и жаждали выведать все подробности ссоры и чем-то помочь. Однако видя нежелание мастера идти на контакт, он не смел подступиться и вопросить о причине их ссоры в открытую. Несмотря на некоторое недопонимание этих двух сторон, они как могли заботились друг о друге, даже за столом пододвигая более ароматные блюда друг к другу и оставляя снедь, если кто-то из них не присоединялся к общей трапезе из-за занятости. Посмотрев на Лю Синя, выражение лица которого было впервые за долгое время умиротворённым, а жёсткие черты несколько сгладились, Тан Цзэмин решил оставить его с двумя учениками, а самому проверить, не выжил ли кто из их недавних преследователей. Он двинулся вперёд всех и уже ступил на тропу, когда заметил шагнувшего к нему ближе Сяо Вэня. Некоторое время они молча спускались с горы, прежде чем Сяо Вэнь решился сказать: – Я видел слёзы в его глазах. Что-то случилось? Тан Цзэмин выдохнул: – Немного повздорили, но успели многое прояснить. Сяо Вэнь кивнул и произнёс: – Иногда даже самые близкие люди сталкиваются с недопониманием, потому что в разговоре склонны слышать лишь то, что подтверждает их точку зрения, и игнорировать остальную противоречащую ей информацию. Это немного странно, но даже если точка зрения человеку не нравится, его разум всё равно будет цепляться за неё, потому что она понятна для него и он знает и видит всё лишь со своей стороны. Тан Цзэмин, не сбиваясь с шага и не повернув головы, усмехнулся. Он уже давно не слышал поучительных речей от Сяо Вэня и, как внезапно обнаружил, успел по ним заскучать. Смотря всё также перед собой, он ответил: – Мне не нравится моя точка зрения, и я не хочу цепляться за неё, поэтому иду напролом. В ссорах рождается истина. Когда человека обвиняют, он начинает обороняться, и в этот момент проливается свет на правду. И уже исходя из сказанных слов возможно изменить свою точку зрения и отношение к происходящему, потому как под потоком льющейся информации невозможно проигнорировать некоторые ранее невысказанные скрытые факты и отношения говорящего человека к ним. Сяо Вэнь немного подумал и вновь произнёс: – У этого есть и обратная сторона. Иногда во время ссор люди говорят совсем не то, что думают, а лишь то, что причинит боль другому и позволит им выплеснуть все накопившиеся обиды. В любом случае ссор и вовсе можно избежать. Для этого существует несколько особенных слов. – Каких же? Сяо Вэнь посмотрел на профиль Тан Цзэмина и ответил: – Слова извинений, конечно же. Тан Цзэмин усмехнулся: – Полагаю, вы имеете в виду свой собственный опыт. На этот раз Сяо Вэнь молчал дольше. Они уже успели почти спуститься к подножию, когда он, наконец, подобрал слова: – Всё верно, я на собственной шкуре испытал всю красочность своей глупости, не извинившись вовремя. Для некоторых вещей нужна смелость, но не все и не всегда в силах найти её в себе даже для таких слов, как извинения. Упорно не желая менять свою точку зрения, даже несмотря на то, что знают, что были неправы, они ждут первого шага от другой стороны. – Сяо Вэнь остановился, отстав на шаг от своего спутника, и добавил, глядя ему в спину: – Прими совет от старшего брата. Даже если ты не чувствуешь себя виноватым в обвинениях, сказанных сгоряча, но сказавший это человек дорог тебе, прими решение вовремя произнести слова извинений, иначе для этого может быть поздно. Все разногласия рано или поздно улягутся, и твоя точка зрения, и точка зрения твоего собеседника изменится под действием спокойного разговора. Но чем больше затягивается ссора, тем больше вероятность, что выяснять что-либо после уже будет поздно. Тан Цзэмин тоже остановился и обдумывал сказанное некоторое время, прежде чем ответить: – Я не согласен с подобной точкой зрения, – выдохнул он. – Почему кто-то должен извиняться, не чувствуя себя виноватым? И всё же, несмотря на собственную позицию, Тан Цзэмин испытал тяжесть в груди, словно цепи сковали её и с каждым оборотом затягивали всё туже и туже. Могло ли и для них с Лю Синем закончиться этим пронизанным болью «поздно», обернись всё иначе и будь сам Тан Цзэмин хоть в половину менее упрямей? Он и не сомневался, что Лю Синь бы продолжил жить без него, как и жил. А он сам? Обида бы так и кипела в груди, в конечном итоге вылившись в ненависть, а за ней и в лютую неприязнь. Возможно, суждения некоторых о том, что обида является источником порождения сильных, разрушительных и тёмных чувств, не были столь беспочвенны, как было принято считать в большинстве. Вовремя неразрешённая обида была похожа на незаживающую рану, которая гноилась без должной обработки и в конечном итоге поражала плоть и умертвляла всё тело. И даже ампутация раненной конечности уже была не в силах помочь предотвратить неминуемые тяжёлые последствия. Тан Цзэмин мотнул головой, прогоняя дурные мысли. В любом случае, он был упрям и силён достаточно для того, чтобы не дать обидам захлестнуть себя с головой. Чуть повернув голову, он произнёс: – Подобные слова о принятии вины мог сказать лишь человек, который несёт на сердце тяжкий груз, что не даёт ему спать по ночам и мучает. В конце концов, боль от этого становится столь невыносимой, что даже принятие вины в споре становится совсем незначительным. Сяо Вэнь опустил взгляд на снег и долго бродил им по белому покрову, прежде чем выдохнуть: – Верно. Я допустил множество ошибок и не признал вину вовремя. Не нашёл в себе сил, поэтому расплачиваюсь сейчас за это. Тан Цзэмин вскинул уголок губ: – В таком случае представься тебе шанс, ты бы исправил всё? Сяо Вэнь без запинки ответил, пребывая где-то далеко в своих мыслях: – Я бы сделал всё, чтобы это исправить. Солнце к тому времени уже поднялось над землёй, заливая лучами всю гору. Тан Цзэмин обернулся к Сяо Вэню лицом и проникновенно сказал: – Тогда, может быть, стоит присмотреться внимательней? Вдруг всё не так уж плачевно, как ты мог себе представить, и возможность изменить всё – находится где-то совсем рядом, стоит только взглянуть под другим углом. Сяо Вэнь поднял на него глаза и долго всматривался в его лицо отсутствующим взглядом. Мысли окончательно поглотили его, затянув в водоворот воспоминаний. Он бесчисленное количество раз обдумывал всё случившееся в Вольном городе и находил больше тысячи путей, выбрав которые можно было избежать такого итога. Кто был повинен в том, что ступая по дороге плечом плечу к одной цели вместе с друзьями, в конечном счёте он останется совсем один на этой тропе? Кто-то умчался вперёд, из страха оставив всё позади; кто-то – свернул на кривую тропинку и потерялся в лесах собственных амбиций и планов. А Сяо Вэнь так и остался – одиноким путником на длинной дороге, которая вела его вперёд, но он сам не знал куда именно. Тан Цзэмин продолжал выжидательно глядеть на него, желая вот-вот уловить искру осознания и узнавания в глазах напротив, которая переросла бы в самый настоящий пожар, заставив кровь закипеть в жилах. Это воистину было незабываемое зрелище, и он всем сердцем жаждал застать этот момент, который прояснил бы всё столь же ясно, как и эти солнечные лучи над горой. В конечном итоге Сяо Вэнь глубоко втянул в грудь воздух и открыл рот. Глаза Тан Цзэмина вспыхнули, а нетерпение обожгло жаром грудь. Сяо Вэнь на выдохе ответил: – Да, я надеюсь, что однажды мне представится возможность всё изменить. Лицо Тан Цзэмина оцепенело и словно обратилось в фарфоровую маску, пойдя трещинами. Моргнув, он с шумом выдохнул весь воздух из груди, закатил глаза и развернулся, пробормотав себе под нос: – Да я поверить не могу… Он в самом деле слепой, словно крот. Сяо Вэнь смотрел ему в спину до тех пор, пока Тан Цзэмин не скрылся за одним из камней, что-то заметив и свернув на другую тропу. Эти двое иногда вели себя слишком странно для его понимания, поэтому Сяо Вэнь даже не пытался разгадать причину его поведения или окликнуть, вместо этого решив дождаться спускающихся с горы парней и продолжить путь вместе с ними. Их смеющиеся оживлённые голоса были уже совсем близко, когда Сяо Вэнь вдруг нахмурился и огляделся по сторонам. Сошедшая ночью лавина породила собой такой грохот, что разнёсся на многие ли вокруг гулким эхом. А теперь здесь было так тихо. Слишком тихо. Хотя не должно было быть.

༄ ༄ ༄

На следующий день, пока Лю Синь и Сяо Вэнь всё ещё спали внутри храма, все трое учеников расположились во внутреннем дворике. Сидя за каменным столиком, Шэнь Фэйсяо перелистнул страницу журнала о новых выкройках, популярных сейчас на юге, и вздохнул, не найдя интересным ни один из фасонов. – Какому идиоту пришло в голову пришивать к халатам пуговицы?.. – пробормотал он, прикусив губу. Чжан Хэцзянь, тренирующийся в центре двора, взмахнул своей алебардой и рассёк воздух. – Фэйсяо! – позвал он. – Бросай свои тупые книжонки и иди сюда. Завтра мы должны выдвинуться на ту сторону и порешить всех тварей, так что тренировка не повредит. Мы и так провели здесь уже достаточно времени. Шэнь Фэйсяо неторопливо ответил, не отрывая взгляда от книги: – Что может быть скучнее тренировки в такой солнечный день? Погода и так редко радует нас, так что я не собираюсь потеть и делать хоть одно лишнее движение, способное выдернуть меня из уютной атмосферы. Предпочту наслаждаться умиротворением, спасибо. Чжан Хэцзянь сплюнул и опёрся на алебарду: – Ты просто лентяй, Фэйсяо. И даже не смей говорить, что это не… – Да, я лентяй, – протянул Шэнь Фэйсяо. Облизнув пальцы и перелистнув страницу, он добавил: – Так что не мешай мне упражняться в этом искусстве. Чжан Хэцзянь шумно выдохнул, раздув ноздри и оглянулся. В середине дня ласковый тёплый свет и тишина, окружавшая небольшой дворик, время от времени нарушались звуком ветра, покачивающим ветви деревьев, и шелестом сметаемых листьев из-под метлы. – Сестрица Ань, – обратился Чжан Хэцзянь к Ань Цзяо, метущей двор неподалёку от них, – ты ведь не наша служанка, почему ты вдруг взялась мести тут полы? Ань Цзяо рассмеялась: – Да мне совсем несложно, а тут довольно грязно. – Ты не устала? – Ха-ха-ха, братец Чжан, а что, хочешь сменить меня? Ты так искусен во владении оружием. Мне даже на миг показалось, что сам Бог Войны Гуань-ди спустился с Небес и решил использовать этот дворик для своих практик. Ха-ха-ха, но так же ты талантлив и в более приземлённых вещах? Чжан Хэцзянь хмыкнул и почесал затылок. Что касалось тренировок – тут он был мастером, но не раз получал нагоняй за то, что совсем не был способен вести быт и соблюдать порядок. Даже отрабатывая наказания, которым он часто подвергался за устроенные драки в ордене, что порождал его пылкий нрав, он умудрялся получать новые за допущенные оплошности. Однажды он разбил любимую миску повара, случайно выпустив ту из мыльных рук, хотя на тренировках мог с легкостью поймать даже летящую в него стальную бабочку. В конечном счёте, за ту провинность он был наказан мести двор на мосту перед главным павильоном старейшины Хэ, где случайно разбил статую, с которой пытался стереть пыль. А после был наказан и отправлен отбывать наказание в библиотеку, где разорвал несколько картин, по неосторожности задев их стремянкой. Единственное место, где он без проблем отбывал наказания, – была кузница старейшины Гао. Пока остальные ученики в страхе бежали от этого места, Чжан Хэцзянь принимал это наказание с облегчением и толикой радости. Ему с самого детства нравились кузни и оружейные. Они давали возможность сосредоточиться на своих магических способностях и тренировать их в условиях, близким ему по природе духовного корня. Он находил это куда более важным, чем посещение библиотек или праздных шатаний по ордену. Ему всегда был по душе стук железа об железо, и лязганье металла, что заглушали гнетущие мысли, отвлекали от проблем и являли для него самую настоящую музыку. Обернувшись в другую сторону, Чжан Хэцзянь нашёл взглядом Тан Цзэмина, сидящего на крыльце и выстругивающего что-то ножом из палки. Под его сапогами уже образовалась приличная кучка опилок, а лезвие в руках было таким острым, что резало дерево словно кусок мягкого масла. – Эй, ты! – позвал Чжан Хэцзянь и придал голосу незаинтересованности, словно делал одолжение. – Как насчёт тренировки? Не отвлекаясь от своего занятия, Тан Цзэмин ровно ответил, сдув стружку с древка: – Я занят. Чжан Хэцзянь фыркнул и произнёс: – Я ни разу не видел, как ты тренируешься. Должно быть, слухи о твоём мастерстве распущены твоим же самомнением. Или ты просто боишься, что твои истинные возможности могут поставить тебя в неловкое положение перед всеми, когда рассказы о тебе развеются прахом, едва ты продемонстрируешь своё умение? Чжан Хэцзянь считался самым сильным противником среди своего поколения в ордене на отборе, и превосходящим всех в боевых навыках на тренировках. Натаскиваемый матерью с трёх лет, к двенадцати годам он уже смог побороть одного из старших учеников старейшины Хэ, которому на то время было девятнадцать зим. И когда в ордене появился какой-то босяк, привёдший с собой беду, а после рыскающий по территории ордена без разрешения, Чжан Хэцзянь вознамерился проучить нахала и вытурить его вон той же ночью. Однако едва его клинок и простая палка в руках Тан Цзэмина столкнулись в ту ночь, он внезапно ощутил нечто странное. По его мнению, пусть эта деревенщина и выглядела как сотни бедняков, обивающих порог их ордена из года в год в надежде на вступление, техники его боя нельзя было назвать заурядными, что невольно вызывало интерес. А после его возращения из уединения, Чжан Хэцзянь не раз слышал от учеников, коих Тан Цзэмин брал с собой на отлов демонов или в патруль по хребту, что его мастерство столь впечатляет, что он с лёгкостью может пройти отбор на предстоящие соревнования. И всё же, несмотря на пересуды о себе и повышенное внимание, Тан Цзэмин отвечал неизменным отказом о принятии участия в турнире: – Мне это не интересно. У меня есть дела поважнее. Вновь услышав эти слова, Чжан Хэцзянь закатил глаза. Прокрутив в руке алебарду, он хотел вернуться к прерванной тренировке, как вдруг умиротворённую тишину двора разрушил быстрый топот по крыльцу. Лю Синь, несущий высокую стопку книг и несколько свёртков со стороны небольшой библиотеки, спешил в свою комнату. Тан Цзэмин, отвлёкшись от своего занятия, отложил древко и поднялся на ноги. Нагнав Лю Синя на средине крыльца, он спросил: – Я думал, ты спишь. В чём дело? Лю Синь, выглянув из-за стопки книг, явил уставшие глаза с небольшими синяками под ними, и ответил: – Я был в библиотеке. Хотел узнать, есть ли в записях госпожи Жу что-либо об этой горе и расположении пещер. Думал, обнаружу несколько мест, наполненных более богатой духовной энергией, куда можно было бы согнать всех зверей. Но её записи столь обрывочны и сложны, что я смог обнаружить лишь несколько упоминаний о таких местах, разбросанных в разных книгах. Хочу ещё проверить вот эти. Если найду что-то, то перепишу в дневник и завтра мы сможем проверить все места. Тан Цзэмин встал перед ним, перегородив путь, и забрал книги. – Ты не пойдёшь с нами завтра, – нахмурился он. – Почему это? – спросил Лю Синь, оставив в руках несколько свёртков. Оглядев его уставший вид, Тан Цзэмин выдохнул: – При обнаружении животных, мы непременно наткнёмся на тех безумных тварей. Вам с Сяо Вэнем незачем участвовать в завтрашней вылазке, вы будете только мешать. Лю Синь быстро заморгал, словно пытаясь понять смысл сказанного. Казалось, за две ночи без сна даже его мозг несколько устал, раз не мог переварить информацию. Простояв с отсутствующим видом примерно минуту, в конечном итоге он кивнул: – Я пойду. Тан Цзэмин устало выдохнул: – Людям там нечего делать. Мы с парнями просто перебьём их с помощью своих духовных сил. Мы справимся до вечера и завалим ущелье, или где они там прячутся. Лю Синь снова кивнул, преисполненный уверенностью своих действий: – Я пойду. Тан Цзэмин с шумом втянул в себя воздух. Он уже и забыл, каким иногда упрямым был этот человек. – Послушай, – сказал он и облизнул губы, – какими бы крутыми мастерами в боевых искусствах вы бы с ним ни были, заклинатели – есть заклинатели. Те твари люди уже лишь наполовину, так что это будет короткий бой. И участвовать в нём вам с Сяо Вэнем незачем. Он, кстати, принял эту новость с облегчённым вздохом. Хотя и старался это скрыть. Лю Синь задумался ненадолго. Он потратил много времени для того, чтобы выискать информацию о возможном расположении врага, как же он мог не пойти и отсиживаться в храме? Просчитав что-то в уме, он сказал: – Нам нужно разделиться. Так мы вдвое быстрее сможем объехать всю территорию и обнаружить их. Глаза Тан Цзэмина медленно потемнели, неотрывно уставившись на Лю Синя. – В таком случае это приказ, мастер Лю. Ты остаёшься в храме, – голосом, не терпящим возражений, заявил он. Поскольку Лю Синь имел низкий статус в ордене, являясь одним из простых мастеров, что лишь на ступень выше стояли старших учеников, а Тан Цзэмин помимо всего прочего являлся и помощником Главы и одним из наследников, то уже стоял на порядок выше любого мастера и даже учителя в ордене. Оба понимали это, но ни разу не поднимали эту тему. И всё же за неимением иного выбора заставить этого человека остаться в храме, Тан Цзэмин прибегнул к этому козырю. Зная, что Лю Синь с особой тщательностью соблюдает правила ордена, он не сомневался, что у того не останется иного пути, кроме как подчиниться. Лю Синь тут же прищурился: – Так значит, да? Хмыкнув, он обогнул Тан Цзэмина по дуге и направился дальше. Тан Цзэмин тут же сменил суровое выражение лица на раскаяние и поспешил следом. – Ой, да ладно тебе, ты меня вынудил.

༄ ༄ ༄

На следующий день, когда все пятеро членов небольшой группы выехали за пределы тоннеля, ведущего на другую сторону горы, было принято решение найти иной способ, как обнаружить противника, не прибегая к методу обследования земель вслепую. Лю Синь натянул поводья, остановив коня рядом с Тан Цзэмином, и всмотрелся в раскинувшийся впереди лес. – Я думаю, стоит использовать ловушки для их поимки. Хэцзянь довольно неплох в создании сетей, так что положись на него в этом деле. А после решим, что делать с этими преступниками. Тан Цзэмин покосился на него и сказал: – Твоя добросердечность не всегда уместна. Как ты и сказал, они преступники, повинные в тяжких преступлениях. Нечего жалеть их. – Они преступники, – кивнул Лю Синь. – Но мы не судьи. Тан Цзэмин повернулся к нему, но не успел ничего ответить, как вдруг заметил, что Лю Синь сузил глаза, увидев что-то впереди. Переведя взгляд, он тут же наткнулся на то, что привлекло внимание мастера. За большим клёновым деревом стоял мальчик, боязливо выглядывая из-за него, но не спеша выйти. Вновь выглянув и найдя глазами Лю Синя, маленький дух поманил его рукой к себе и спрятался за деревом. Лю Синь спешился, но не успел сделать и шагу, когда Тан Цзэмин натянул поводья и перегородил ему путь. – Я пойду с тобой, – сказал он, придерживая коня на месте. Лю Синь покачал головой: – Это ни к чему. Если приблизишься, он тут же скроется как и в тот раз. Тан Цзэмин тихо недовольно цыкнул, но всё же кивнул, уступая дорогу. Все четверо путников выстроились вряд, провожая спину бредущего по снегу мастера. Через несколько минут дойдя до дерева, Лю Синь заглянул за него и тут же обнаружил Байяна, что дрожал, обхватив себя руками за плечи. – Зачем ты привёл их с собой? – спросил тот и поджал губы, смотря куда-то себе под ноги. – Говорил же, что не доверяю им. Лю Синь присел перед ним на одно колено и сказал: – Мне нужно, чтобы ты проводил их к тем чудищам. Справишься? – Ты ещё не отгадал загадку, так что не стану, – надулся Байян и отвёл взгляд в сторону. – Уговор был такой, что при разгадке ты поведаешь мне, где пропавшие люди и животные. Но мы не договаривались о местонахождении самих преступников, разве нет? – спросил Лю Синь, склонив голову к плечу. Байян запыхтел, как маленький чайничек, и ответил: – Ты хитрый лгун! Я больше никогда не буду играть с тобой! Лю Синь тихо рассмеялся и двумя пальцами поправил маску на лице. Они помолчали ещё несколько минут, прежде чем Байян всё же кивнул на просьбу, не найдя в ней нарушений правил. Неуверенно выглянув из-за дерева и тут же наткнувшись на тёмный взгляд Тан Цзэмина, он тотчас нырнул обратно, прячась за телом Лю Синя. А увидев, что тот смотрит на него с улыбкой, быстро отвёл взгляд в сторону и неловко спросил: – Ты ненавидишь меня из-за того, что я бросил тебя? Лю Синь вскинул уголок губ: – Нет. Будь я ребёнком, я бы тоже убежал куда подальше и спрятался. Страх – нормальное явление, даже духовным сущностям он не чужд, так что не вини себя. Взгляд Байяна несколько изменился, став ярче, словно сочная свежая трава, раскинувшаяся под солнцем после дождя. Почерпнув из слов мастера уверенности и почувствовав схлынувший поток вины, он поднял на него глаза и несмело улыбнулся. Лю Синь ответил тем же и внезапно ощутил желание потрепать мальчишку по голове. Он уже протянул руку, когда внезапно осёкся, увидев в глазах Байяна те же чувства, состоящие из ожидания и горечи от невозможности почувствовать прикосновение. Выдохнув, Лю Синь спросил: – Байян, почему в прошлом тебя называли «тварью» и «злобным монстром»? Он уже давно думал об этом и никак не мог найти причину такой ненависти людей к этому духу. Байян вёл себя как напуганный ребёнок, потерявшийся в лесу, и совсем не был похож на чудовище, заслуживающее таких оскорблений. Стоя перед ним, Байян поджал губы и принялся ковырять носком сапога снег. Спустя пару мгновений он пробурчал что-то себе под нос, но Лю Синь не расслышал, поэтому переспросил: – Что ты сказал? – … Людей. – Байян, говори громче, я не слышу тебя. – Ел людей… Лю Синь быстро заморгал, в душе надеясь, что сказанное ему просто послышалось, поэтому решил снова переспросить. – Я ел людей! – громче ответил Байян и тут же сжался, обхватив себя руками. Сердце Лю Синя похолодело и ухнуло вниз. Чуть отстранившись, он вперился взглядом в снег и замолчал, переваривая услышанное. Увидев его реакцию, Байян тут же принялся тараторить, словно опасался, что этот человек сейчас просто уйдёт. – Я не знал, что так нельзя. Никто не учил меня, что есть людей плохо, а потом Жу запечатала меня на соседней горе, чтобы я не творил бесчинства и не нёс бедствия в мир. Я не знал, что нельзя есть души… Я не знал. С самого рождения я был один, пока божество этих земель не наказало меня. Лю Синь вздохнул и вновь ощутил желание потрепать его по макушке, в попытке утешить. Голос мальчишки сочился страхом и сожалением так горько, что никто бы не смог остаться к нему равнодушным. – Так ты ел их души? – уточнил Лю Синь. Байян несмело кивнул и поднял на него взгляд. А не увидев на лице Лю Синя ни тени неприязни или ненависти, немного расслабился и пояснил: – Когда люди умирали, я видел их души. Они просили меня проводить их к Жёлтому источнику, чтобы они могли проникнуть в Нижнее царство и вступить в круг перерождений, но я обманывал их и поглощал. – Поджав начавшие дрожать губы, он вновь добавил: – Я не знал, что их нельзя есть, а надо помогать. Только после того, как Жу нашла меня несколько сотен лет назад, она запечатала меня и позволила гулять по горам лишь духовной сущности, которая не может никому причинить вред, и чтобы я набрался знаний и жизненного опыта. – И как? Получилось? – спросил Лю Синь, внимательно смотря на его взволнованное лицо. Байян закивал. – Я больше… не хочу есть души людей. На самом деле я понял это ещё в первые десять лет и просил Жу освободить меня, но она была непреклонной. А потом она умерла и я так и остался запечатанным здесь без возможности выбраться. – Ты злился на неё? Байян отрицательно покачал головой: – Нет. Я уже говорил тебе, что не могу испытывать злость. Я ел души не потому, что я злобный, а потому, что просто был голоден и они вкусно пахли. Но люди всё равно проклинали меня и не хотели слушать. После я часто думал, что Жу заключила меня тут также и для того, чтобы люди не причинили мне вред, так что даже если бы злость была мне доступна, вряд ли бы я испытывал её по отношению к ней. Лю Синь приподнял уголки губ и сказал: – Я рад, что ты смог понять, что людей есть нельзя. Возможно, их души напитали тебя, поэтому осознание столь неправильных поступков настигло тебя так скоро. Байян низко опустил голову и буркнул: – Ты правда… не злишься на меня? Лю Синь мягко улыбнулся и покачал головой. Солнце тем временем поднималось всё выше, освещая лес ярким светом. Лю Синь огляделся, не в силах поверить, что прошлой ночью это место казалось ему сущим кошмаром, тянущим к нему лапы и затягивающий в безумие ужаса. Выдохнув белый влажный пар, он вновь посмотрел на Байяна и спросил: – Так ты покажешь нам путь? Байян тут же свёл брови к переносице и сверкнул недовольным взглядом: – Если ты пойдёшь, то покажу. Не хочу идти с тем синеглазым, он злобный. Внезапно из-за дерева послышалось лошадиное ржание – всего в паре шагов от них. Тан Цзэмин, подкравшись ближе незаметно для человека и духа, выехал из-за ствола и предстал перед ними верхом. – Малыш, – посмотрев на Байяна сверху вниз, он усмехнулся, – вскоре ты порадуешься моей злобе. Лю Синь тихо цыкнул на него, развернулся к Байяну и тихо произнёс: – Он не злобный. Просто ворчливый немного, хамоватый и любит повилять своим большим хвостом¹. – Я всё слышу, – Тан Цзэмин за его спиной закатил глаза. – А ещё у него хороший слух, – улыбнулся Лю Синь Байяну. Глядя на его улыбку, маленький дух тоже рассмеялся. – Мы все заодно, верно? – спросил Лю Синь. – Так что мы поможем тебе, не бойся. Байян внимательно всмотрелся в его лицо, и не найдя там ничего, кроме нежности и заботы, уверенно кивнул пару раз. Тан Цзэмин махнул Шэнь Фэйсяо и Чжан Хэцзяню, подзывая их ближе. Кивнув им, Лю Синь вновь развернулся к маленькому духу. А заметив, что Байян безуспешно старается схватить уголок его халата и поджимает губы от досады и неудачи, тяжело вздохнул с тенью печали. Внезапная идея озарила его разум. Спустя миг Лю Синь протянул руку и положил её на снег. Приложив немного силы и нажав, он оставил свой отпечаток и перевёл взгляд на Байяна. Помешкав, Байян несмело протянул маленькую ладошку и опустил ту в оставленный след. Тут же приподняв плечи, он тихо шмыгнул, словно ощутив настоящее прикосновение, породившее дрожь во всём теле, и поднял благодарный взгляд на Лю Синя. Увидев широкую улыбку человека, маленький дух засмущался и убежал вперёд, указывая дорогу. Задержавшись на пару мгновений, Тан Цзэмин посмотрел на Лю Синя и произнёс, удерживая коня на месте: – У тебя поразительный подход к детям, мастер Лю. Лю Синь вскинул бровь: – Мне было на ком поучиться. Тан Цзэмин весело усмехнулся: – Я был хорошим ребёнком? Лю Синь закатил глаза и хлопнул по крупу Игуя. – Езжайте уже. ___________________ 1. 大尾巴狼 (dà wěiba láng, dà yǐba láng) – «волк с большим хвостом» – воображала, показушник.