༄ ༄ ༄
Пятеро пленников стояли на коленях со связанными за спиной руками. Осколки разбитых бычьих масок почти замело мелким снегом. Командир отряда стражников, Цзы Я, этим утром в очередной раз прочёсывая чащу с южной стороны горы, поднявшись вверх по высокому склону обнаружил пятерых попытавшихся бежать изгнанников. Лишившись всех своих людей, единственные выжившие пытались затесаться в лесу меж деревьев, но без своих артефактов перемещения не могли далеко уйти. За спиной Цзы Я негромко позвякивал клинком один из подчинённых, шелестели листья и раздавались негромкие ругательства, когда ледяной ветер в очередной раз налетал на лес, пробирая до самых костей и продувая насквозь. Цзы Я смерил взглядом стоящих на коленях мужчин и нахмурил свои чёрные кустистые брови. Заметив его нерешительность – Цзы Я до сих пор не обнажил клинок, – один из изгнанников поднял голову и надрывно хриплым голосом произнёс: – П-пощадите. Цзы Я сжал пальцы на рукояти меча и чуть прищурился. Все пятеро тут же опустили головы. Командир раздумывал над тем, что следовало бы направить этих пятерых для дачи показаний, чтобы княжеский двор расследовал это дело. Вот только опознавательные знаки на лицах этих стоящих на коленях изгнанников говорили о том, что в клане они имели весьма низкий статус, а значит, ничего не знали о замыслах своих предводителей и не могли толком помочь в расследовании даже через применение Единения душ. Цзы Я обернулся, чтобы отдать приказ одному из подчинённых доложить князю Сяо и узнать, что делать с пленными, когда один из изгнанников вдруг рванулся с земли и, подхватив осколок маски, нацелился остриём прямиком в шею командующему. Длинный меч в ножнах Цзы Я уже был на полпути, чтобы обнажиться, но не успел бы, чтобы отразить удар. Словно поняв это, обезумевший изгнанник заблестел взглядом, ведя руку с осколком по дуге. Короткая вспышка света вдруг метнулась перед его лицом. На снег брызнула рваная полоса крови. Изгнанник рухнул, устремив широко распахнутые глаза в серое небо. Небольшой кинжал в руке Тан Цзэмина провернулся и в одно движение быстро перерезал горла четверых оставшихся изгнанников. Раздалось громкое лошадиное ржание, когда из-за низко висящих хвойных ветвей выехал Чжан Хэцзянь. Игуй топтался рядом, выдыхая клубы белого горячего пара. Увидев благодарный кивок Цзы Я, Тан Цзэмин коротко кивнул в ответ и, стряхнув кровь с кинжала, что с шорохом расчертила снег алой полосой, вернулся к своему коню и вскочил на него. Вонзив кинжал в ножны, он услышал, как Чжан Хэцзянь сказал, оглядывая лежащие на земле тела: – Среди них нет Шо Вэня. Неужели ему всё же удалось скрыться в ту ночь? Следует направиться в погоню. Он не мог далеко уйти. Тан Цзэмин втянул полную грудь морозного воздуха и ответил: – Пусть идёт. Он единственный выжил. – Он ведь может доложить, что случилось здесь. Фэйсяо сказал, что за командирами этих отродий стоял некто в золотой маске. Вероятно, чья-то длинная рука управляла всем творящемся здесь, а весь этот сброд был лишь исполнителями. И если Шо Вэнь сбежит, он непременно направится к своему хозяину, чтобы доложить о случившимся и молить о ещё большей поддержке. Тан Цзэмин посмотрел, как солдаты стаскивают тела, и ответил: – Трусливая крыса вроде него, которая бросила своих людей подыхать и сбежала, будет молить не о поддержке, а о пощаде. Изгнанники – мусор заклинательского мира, который охотится за энергией духовных сущностей, поскольку не могут совершенствовать свою. Но даже у них не хватило бы сил и мозгов прибрать в свои лапы само Божество. Так что да, кто-то явно управлял ими. Чжан Хэцзянь нахмурился и сказал: – Что, если в эти дни храм атакуют? Мы пробудем здесь ещё пару дней, пока мастер не окрепнет и сможет отправиться в путь. – На храм не нападут, – сказал Тан Цзэмин, взяв поводья. – Они проиграли это сражение. Теперь до Иня им не добраться, а мстить за убийство безымянного клана изгнанников нет никакого смысла. Обдумав сказанное, Чжан Хэцзянь нашёл в его словах логику и коротко кивнул. Затем перевёл дыхание, глядя на то, как гвардейцы складывают тела в кучу для сожжения. Начало вечереть. Высокое пламя в лучах закатного солнца налилось ярким светом и стало алым. Спустя некоторое время Цзы Я повернулся к двум всадникам и, подойдя ближе, сказал: – Я и мои люди хотим поохотиться на соседней горе, пока не стемнело. Вы вернётесь в храм или поедете с нами? Чжан Хэцзянь с готовностью кивнул на предложение, а Тан Цзэмин, повернув голову в сторону чащи, ответил: – Объеду лес в последний раз и вернусь в храм. Затем подстегнул коня и направился вдоль горы.༄ ༄ ༄
Среди северян, спасённых Тан Цзэмином, лишь малая часть была выходцами из этого поселения, остальные же были рабами, что находились под пятой изгнанников уже несколько лет. Привезённые со всех уголков империи, продаваемые словно скот, сейчас эти люди, впервые за долгое время почувствовав свободу, не знали, как с ней обращаться и что делать. Оттого большую часть времени они слонялись по заднему двору и лишь изредка переговаривались друг с другом, отвыкнув от общения за годы тяжелой жизни. Сторонясь местных обитателей, они шли на контакт только с теми, у кого был северный акцент, как и у них. Так, Ань Цзяо стала одной из тех, кто смогла найти с ними общий язык и два раза в день приносила еду, с пониманием относясь к их поведению. Изначально никто из северян не притрагивался к еде, с подозрением относясь к такой доброте. Но лишь узнав, что именно спасший их человек поймал поданную им дичь и принёс рис в этот храм, без колебаний принимали еду и благодарили короткими кивками косматых голов. В это утро, едва только Ань Цзяо ушла, один из худощавых мужчин почесал свалявшуюся бороду и произнёс: – Тот парень… он ведь вырезал всех тех тварей, да? Где же он сам? – Неужели с ним что-то случилось? Толпа зароптала, тихо переговариваясь и переглядываясь. Кто-то сказал: – Как такой как он мог сгинуть? Он ведь положил целое войско сучьих выродков!.. Что с ним могло бы случиться в пустом-то лесу? Какая-то девушка несмело произнесла: – Когда он появился у наших камер, я подумала, пришёл час прощаться с этим миром, и даже вздохнула с облегчением. А это всё вот оно как обернулось… Не думала, что в этой жизни ещё хоть раз поем белый рис… Давным-давно разучившаяся плакать, девушка просто тяжело вздохнула, смотря в пустую миску, что держала в ладонях. – Точно-точно!.. – поддержал худой парень с обрезанными по плечи волосами. – А я так вообще думал, что умер и один из сопровождающих в загробный мир явился по мою душу! Старик, сидящий на ступенях, два раза стукнул своей кривой палкой и произнёс: – Как вам не стыдно сравнивать его с демоном! Этот человек спас нас, вырезал всю гору работорговцев и подарил нам свободу! Впредь выбирайте выражения. Закашлявшись, старик принял из рук стоящего рядом мальчика воду и сделал глоток. Все люди на заднем дворе тут же закивали на слова старика и подошли ближе. Тот продолжил, увидев, что всё внимание обращено на него: – Должно быть, он расправляется с последствиями и скоро вернётся, а после поговорит с нами. Толпа вновь закивала, прислушиваясь к старшему из них. Прочистив горло и вновь стукнув по земле палкой, старик добавил: – А теперь пусть те из вас, кто покрепче, идите и предложите свою помощь местным обитателям храма в восстановлении этого места. Негоже есть еду, ничем не платив за неё… Старик говорил ещё долго, за время разговора не раз всплывали подробности ночи и увиденного от лица северян, которые, впервые за долгие годы заговорив свободно и открыто, не стеснялись обсуждать увиденное и делиться каждой запримеченной деталью. Стоящего в тени за углом молодого мужчину, что низко опустил голову и смотрел в одну точку, никто не увидел.༄ ༄ ༄
Тан Цзэмин миновал перевал и направился вниз по склону к гребню, где остановился у небольшого ручья. Спешившись, он недвижно замер, прислушиваясь к тишине леса, чтобы подметить любой шорох, говорящий о чьём-либо присутствии. Но за пол ли отсюда не было ни души. Убедившись в этом, Тан Цзэмин выдохнул и прикрыл глаза. Духовное море внутри него все эти дни было подобно бушующим водам, что кипели в желании найти выход. Тан Цзэмин знал, что он тогда сделал. И это был осознанный шаг. За всё это время он не раз вспоминал, что Сяо Вэнь говорил о тёмной энергии, когда наставлял его: она несёт разрушения телу и разуму. Цзин также предупреждал о пагубности такого пути – он не щадит никого, так что следует остерегаться неверной тропы, которая может завести в тёмную чащу. Все вокруг говорили, что тьма несёт собой лишь разрушения и страдания. Самому ли человеку, что использует её, или же тем, кто был подле него. Тёмная энергия черпала себя из гнетущих эмоций: злобы, ненависти и обид. Это была чёрная неисчерпаемая яма в отличие от светлого совершенствования духа и тела, и не зависела от вкладываемых в неё тяжёлых затрат. Впитывая предостережения наставников, Тан Цзэмин в самом деле остерегался этой тропы и никогда не желал на неё становиться. Ему это было попросту ни к чему: в его груди пылало жаром сильное золотое ядро, намного сильнее многих в их ордене. Намного сильнее даже тех, коими обладали некоторые прославленные старейшины. Все пророчили ему славную судьбу великого заклинателя, говоря, что с его неизмеримым потенциалом, Тан Цзэмин вполне может стать великим героем своего поколения. После снятия печати пять лет назад, Тан Цзэмин ожидал, что золотое ядро в его груди откроет весь свой потенциал, словно цветок, обнажив сердцевину. Но тот лишь приоткрыл лепестки, скрывая то, что было внутри. Казалось, и этого хватало, чтобы задействовать могущественные силы для свершений чего бы то ни было. И всё же, Тан Цзэмин чувствовал, что это не всё. Острое неудовлетворение и жажда познать золотое нутро свербели день ото дня, заставляя Тан Цзэмина тренироваться на износ до потери сознания. По мере этого его золотое море расширялось, сила росла, а меридианы окрепли и научились нести в себе бурные неиссякаемые реки золотой ци. Но в тот момент когда он был поражен отнимающим ци заклинанием, его духовное море словно враз высохло, обнажив то, что было на дне. Нечто, что породило в нём глубокое понимание того, что он может справиться и без светлой ци. Тан Цзэмин, ни разу не испробовавший тёмную энергию, не знал, как именно работает её призыв и позволение заполонить золотое ядро. В тот день, когда Лю Синь был похищен, злоба, ненависть и страх охватили всё тело от корней волос до кончиков пальцев. Тогда Тан Цзэмин едва не потерялся в охватившем его гневе и пребывал в отчаянии такой силы, что призыв тёмной энергии являлся для него не более, чем пустяком. Он был готов на любой способ, позволивший бы ему вызволить дорогого сердцу человека, но тот всё не находился. Тан Цзэмин знал лишь по слухам, что призвать тёмную энергию могут столько же сильные тёмные эмоции, которые он и испытывал. Но те всё не находили отклика в его просьбе, отчего Тан Цзэмина поглотило отчаяние и ненависть к самому себе. Неужели его обида на Лю Синя была столь сильной, что глубоко в душе он не желал вызволить его, оттого его призывы к тёмной магии не срабатывали? Ответ нашёл на сознание совершенно внезапно. То, что было скрыто в его золотом ядре, на дне духовного моря, было причиной, по которой тёмная ци до сих пор не приникла в его тело. Нечто внутри будто защищало его от вторжения тёмной магии, не позволяя ей проникнуть в ядро и отравить его. Осознав это, Тан Цзэмин боролся с этим нечто внутри себя несколько дней, стараясь разбить силой. Но то было намного сильнее него и никак не желало сдаваться. И лишь на пике свой ярости, когда оказался в той пещере в окружении изгнанников, Тан Цзэмину удалось подавить нечто внутри себя. Но в последний момент, он, вместо того, чтобы черпнуть тёмной энергии, что уже кружилась над ним голодным коршуном, Тан Цзэмин внезапно обратился не к тёмной силе извне, а к тому, что было внутри него. Неожиданно то ответило, наполнив его меридианы обжигающей, словно жидкий огонь энергией, заставив почувствовать могущество, которое напоминало его светлую духовную энергию, но было гораздо раскрепощённей, ничем не скованной – дикой и необузданной, первозданной. Ощущения, что обрушились на Тан Цзэмина в тот миг, были похожи на глоток чистой и холодной ключевой воды для уставшего измождённого путника. После него в теле словно открывается второе дыхание, и он готов продолжить путь с новыми силами. В тот момент Тан Цзэмин в доли секунды смог обуздать неконтролируемый поток могущественной силы, неожиданно поняв, что та была ему смутно знакома. Впервые он ощутил её в храме Баоэнь, когда вызверился на Лю Синя и потерял память на всю ночь. Вероятно из-за того, что в тот момент Тан Цзэмин был слишком слаб, в полной мере не владел своей духовной энергией и не умел управлять ей, это дикое жаждущее крови нечто внутри него взяло над ним верх. Теперь же, когда он был способен обуздать свои силы в полной мере, его хватка была такой крепкой, что он в мгновение ока взял её под уздцы и не позволил вновь захватить его разум. Контроль оказался поразительно лёгким. Дело ли было в том, что эта дикость была частью его тела и потому подчинилась владельцу, или же просто почувствовала в нём мощь и хватку и потому отдала вожжи – Тан Цзэмин не знал. Стоя сейчас на берегу ручья, он, затушив в себе бушующий дикий огонь, был намерен вновь запереть это нечто на дне золотого ядра, чтобы затопить его духовным морем своей светлой ци. Была ли эта сила тёмной? Скорее да, чем нет – Тан Цзэмин это чувствовал. Но отчего-то эти мысли не вызвали ни толики страха и паники. Ужас был тогда, в храме Баоэнь, когда он потерял рассудок и едва не убил невинных людей. Но сейчас, когда эта сила была направлена на врагов – так ли важна была природа этой энергии? В конце концов, он знал тёмных заклинателей, которые, встав на правую сторону, обернули свои силы против тех, в чьих меридианах текла золотая ци. Не всё в этом мире решал праведный путь. С этими мыслями Тан Цзэмин открыл глаза, чувствуя, как это нечто погружается на дно золотого моря и находит пристанище. По меридианам хлынула чистая золотая ци, богато напитывая тело энергией. Встав, Тан Цзэмин направился в сторону Игуя, который чуть поодаль объедал можжевеловый куст. Он уже сделал несколько уверенных шагов, когда едва не рухнул на снег от вдруг атаковавшего его чувства. Внезапный импульс, что поразил в самое сердце, настиг его так внезапно, что Тан Цзэмин тотчас упёрся рукой о дерево, чтобы не потерять равновесия. На миг ему показалось, что кто-то из уцелевших врагов настиг его ударом копья прямо в грудь – настолько невыносимой была атаковавшая боль. Перед глазами внезапно что-то вспыхнуло, а разум затянуло в вихрь из множества сцен и образов, которые Тан Цзэмин, как бы ни пытался схватить одну за одной, всё никак не мог дотянуться. Рассеянный взгляд не мог выцепить что-то одно, вследствие чего поток сцен закрутился с такой силой, что стал напоминать собой пестрящий калейдоскоп, приносящий лишь головную боль. Уловив за закрытыми веками, что вихрь перед ним замер, Тан Цзэмин распахнул глаза. Одна сцена из водоворота внезапно предстала перед взором, расстелившись картиной. Огромное пространство, заметаемое снегами, было совершенно пустынным. Солнце, будто простой белый круг, было едва различимо за плотными облаками. Тан Цзэмин слышал завывание вьюги, чувствовал, как с силой треплется его плащ на сильном ветру за спиной. Он не знал, откуда в его разуме возник образ далёких северных земель, но отчего-то был чётко уверен, что оказался в самом центре снежной равнины, окружённой высокими горами с вековым снегом. Он желал было прикрыть глаза и втянуть в себя ледяной воздух, чтобы насладиться запахом родных далёких снегов, когда нечто привлекло его внимание. Сквозь заметающий всё вокруг буран впереди бежал кто-то, о чём свидетельствовали расходящиеся клубы сухого колкого снега вокруг большой фигуры. Пара голубых глаз сияла парящими точками, оставляя за собой блики и росчерки света, а низкий рык, что издавался на сильном бегу, явно не принадлежал человеку. Тан Цзэмин чуть склонил голову к плечу, когда вихрь снега в очередной раз взметнулся в сторону под несущим его бураном, и разглядел четыре белых длинных лапы, что лязгали когтями по голубому льду в его направлении. Очертания высоких тёмных гор вокруг заметал снег. Ветер трепал плащ и распущенные волосы Тан Цзэмина и никак не желал облегчать обзор на что-то, бегущее прямо к нему. Голубые глаза, будто пара заледеневших кристаллов, то утопали в снегу, то вновь появлялись. Зверь бежал прямо, никуда не сворачивая, разбивая своими мощными лапами лёд. Тан Цзэмин шагнул было навстречу, но тотчас был втянут в новый вихрь, который затянул его в свой эпицентр. Спустя мгновение Тан Цзэмин ощутил себя вновь стоящим в лесу и опирающимся о дерево. Головокружение несколько спало, когда он тряхнул головой, прогоняя внезапно атаковавший его дурман. – Ну и что это было? – тихо спросил он, потирая висок. Золотое ядро в груди неприятно кольнуло и тоскливое чувство тотчас пробралось в разум, заставив Тан Цзэмина вздохнуть. Подойдя к коню, он похлопал верного рысака по мощной шее и, оседлав его, направился в сторону храма. Ночь окончательно опустилась на землю, позволив луне показать свой словно откушенный бок. За последние дни Тан Цзэмин редко возвращался в храм, желая поскорее закончить с делами по другую стороны горы. Обычно он ночевал прямо в лесу, чтобы не заставлять Игуя преодолевать большие расстояния, и получал все необходимые сведения о происходящем в храме от Чжан Хэцзяня, который прибывал на место встречи с отрядом стражников каждое утро. Лишь когда его сердце изнывало от желания хоть немного побыть с находящимся без сознания Лю Синем, Тан Цзэмин позволял себе возвращаться в храм и справляться о его состоянии, а также приносить несколько диких фруктов и необходимых растений для лечебных отваров. Пройдя на территорию храма, Тан Цзэмин заметил, что его руки всё ещё были в крови. Свернув с тропы, он присел возле небольшого ручья под стеной храма и принялся очищать ладони, не желая показываться местным обитателям в устрашающем виде. Руки сводило от холода, но Тан Цзэмин по обыкновению не наложил на ручей согревающее заклинание, глубоко погрузившись в раздумья. Из головы всё не выходила картина, что он увидел недавно. Что это было? Нахмурившись, он решил было, что его разум начал шутить таким образом с ним, ведь за последние дни он спал от силы пару часов, всё остальное время бегая по горе. Быстро потирая руки друг о друга, Тан Цзэмин перевёл дыхание, а затем вдруг застыл, услышав позади тихий скрип сминаемого снега под чьими-то сапогами. Этот кто-то хромал, опираясь на трость. Тан Цзэмин низко опустил голову. Ручей окрасился бледно-алым цветом от стекающей крови с его рук. Кто-то остановился за его спиной. Подняв взгляд, Тан Цзэмин посмотрел на тень узкой фигуры на стене перед собой, и прикрыл глаза, чувствуя, как в сердце зарождается напряжение от предстоящего разговора. Последние дни он всеми силами пытался избежать того, чтобы Лю Синь увидел его в таком состоянии: всегда возвращался в храм чистым – лишь сегодня забылся из-за видения, – и поговорил с каждым вхожим в комнату Лю Синя, чтобы тому не докладывали о случившемся. Тан Цзэмин хотел было потереть лоб и опустить голову в холодный ручей, чтобы прийти в чувство. – Зачем ты поднялся с постели? – спросил он, всё также сидя спиной. – На улице холодно. Должно быть, Лю Синь уже обо всём знал. Потому и молчал сейчас, судя по всему, не находя слов. Тан Цзэмин опустил голову чуть ниже и сжал кулаки. После пробуждения Лю Синя он хотел предстать в его глазах не скотиной, которая всё это время задирала его, а открыть настоящего себя. Он тщательно подбирал темы для предстоящих разговоров, пока блуждал по лесу, думал, что будет говорить, и предполагал, как Лю Синь отреагирует. Но ни в одном его представлении не было столь серьёзной оплошности, при которой Лю Синь увидит его, смывающим чужую кровь с рук. Лю Синь простоял за его спиной ещё несколько долгих мгновений, после чего, прихрамывая подошёл ближе и опустился рядом на колени. На миг прикрыв глаза, Тан Цзэмин спросил: – Презираешь меня? Затем повернул голову, чтобы взглянуть на него и смело встретить любое выражение на его лице, будь то неприязнь, разочарование или его обычная каменная маска, не пропускающая ни единой эмоции, – он готов принять всё. Но Лю Синь, вопреки его предположениям, всё ещё не взглянул на него, опустив взгляд на окровавленную ладонь, что Тан Цзэмин сжал в кулак. Лю Синь низко опустил голову, стараясь скрыть влагу в покрасневших глазах. Заметив это, Тан Цзэмин хотел было отстраниться и убрать руку под плащ, но Лю Синь вдруг подался вперёд и, зачерпнув пригоршню воды из ручья, пролил ту на ладонь, смывая кровь. Тан Цзэмину показалось, что на мгновение он оглох и ослеп. Рассеянно моргнув пару раз, он проследил за движениями Лю Синя, застыв, словно статуя. Держа его руку в своей и медленно отчищая от крови, Лю Синь сказал: – Мне жаль, что тебе пришлось пройти через это одному. – Голос его едва уловимо дрожал, выдавая волнение, и был наполнен состраданием. Тан Цзэмин непонимающе нахмурился и предположил: – Ты думаешь, меня волнуют их смерти? Лю Синь промолчал, чувствуя давящее чувство в горле, что мешало ответить. Вместо этого он вновь зачерпнул дрожащей рукой воду, чтобы смыть кровь. Высвободив свою ладонь, Тан Цзэмин перехватил его руку, чем заставил Лю Синя вскинуть на него взгляд. – Мне всё равно на их смерти. В моих глазах они не были людьми. Для меня это всё равно, что рубить демонов – тварей, что несут лишь смерть и разрушения этому миру. Моё сердце и душу не тревожит учинённая мной расправа над кучкой тварей. Так о чём ты печалишься? Тан Цзэмин не солгал. Единственные тяжёлые чувства, что одолевали его эти дни, были направлены на осознание собственных ошибок. Он чувствовал злость на себя, чувствовал стыд и вину перед человеком, стоящим сейчас перед ним и очищающим его руки от крови. Лю Синь несколько мгновений разглядывал его лицо в лунном свете, словно впервые видя его. В этом представлении Тан Цзэмин разительно отличался от того мальчика, которого он знал. Привычный покорный взгляд, просящий о разрешении что-либо предпринять, давным-давно сменился уверенностью и непоколебимостью; на дне синих глаз, сокрытые сейчас, плескались подавляющая сила и мощь, в полной мере познать которые Лю Синь был не в силах. Казалось, сила этого человека может преодолеть даже небо, а его твёрдость – победить судьбу, о которой Лю Синь прочёл когда-то. Глядя в его чистые синие глаза, что с теплотой глядели на него открыто и прямо, Лю Синь ощутил, как его взгляды на мир перевернулись с ног на голову. Раньше он не догадывался о тщетности попыток что-либо изменить в Тан Цзэмине. Но сейчас вдруг полностью укоренился в мысли, что в этом человеке нечего было менять. С самого начала их пути Тан Цзэмин не был простым мальчиком: он был сильным и смелым, всегда уверенно ступая по праведной тропе. Тогда как Лю Синь был тем, кто искал обходные пути и всегда выискивал труднопроходимые тропы, боясь встретить груду камней на широкой дороге и оказаться не способным её одолеть. Но человек перед ним мог разбить любой камень, в чём всегда и пытался его убедить. Вот только упрямость, которой обладал Лю Синь, никак не давала ему прислушаться к чьему-то мнению на этот счёт, кроме лишь своего. Лю Синь вспомнил, как однажды спросил Тан Цзэмина: – Тоже думаешь, что я сошел с ума? – Нет, но даже если ты сойдёшь с ума, я всегда буду на твоей стороне. Чувство проникло в сердце тонким потоком, словно протапливая глыбу льда и ища путь внутрь, капля за каплей заставляя Лю Синя почувствовать себя нужным и не одиноким впервые за очень долгое время. Вынырнув из своих мыслей, Лю Синь поднял взгляд и тут же понял, что всё это время Тан Цзэмин не сводил с него глаз. Таких тёмных и глубоких, что Лю Синь и сам замер, разглядывая их. Ему всегда нравился их насыщенный цвет, который менялся, напоминая ему две глади: эта синева могла быть наполнена грозовыми тучами, мечущими молнии, могла быть спокойной, точно озёрная гладь, а могла быть тёмной и холодной точно глубоководные воды, на дне которых роились чудовища. – Красивые, – не сдержавшись, выдохнул Лю Синь. – Мне твои тоже нравятся, – ответил Тан Цзэмин, разглядывая тёплый янтарь напротив. Лю Синь позволил тени улыбки прокрасться в уголки губ и вздохнул. Усталость, накатившая вместе с облегчением, заставила его почувствовать сильный отлив сил. Ещё с утра он не мог даже преодолеть стены храма, а теперь, после изнуряющего целого дня мыслительных процессов и хождений по комнате, и вовсе едва держался в сознании. Увидев его состояние, Тан Цзэмин стряхнул влагу с очищенных пальцев и, протянув руки, в одно движение подхватил Лю Синя, чтобы в следующий миг прижать его к груди и отправиться в храм.