༄ ༄ ༄
Тем временем в павильоне Луцзао Цзян Фэйсин метался словно тигр в клетке. Быстро ходя из стороны в сторону перед низеньким длинным столиком, он не сводил негодующего взгляда с Ци Сюаньцзы, что спокойно восседал за ним на мягкой подушке с закрытыми глазами. – О, Боги! – в очередной раз воскликнул Цзян Фэйсин и всплеснул руками. – Неужели ты был настолько разозлён его словами, что тебе необходимо было принять бой!? Твоё достоинство не запятналось бы, если бы ты отказался от вызова, как и всегда сославшись на свою лень! Но тебе непременно нужно было избить моего ученика до полусмерти! Избил бы в таком случае меня, ведь я его учитель!.. – пылкая речь Цзян Фэйсина оборвалась, когда Ци Сюаньцзы приоткрыл один глаз и уставился на него. – Ты такой шумный, что невозможно подумать, пока ты рядом, – в конце концов, вздохнул старейшина Ци. Опустив взгляд на деревянный стол со стоящей на нём чайной чашей, он медленно погладил свою длинную бороду. Со стороны казалось, будто он пребывает в тяжёлых раздумьях. – Хм!.. – Цзян Фэйсин гневно тряхнул длинным рукавом. – Ещё и порицаешь меня? Тан Цзэмин мой помощник и левая рука, и всё сказанное им было верным, пусть он и обличил свои слова в грубой форме! Ты так зверски избил его! Но даже если состязание проходило в соответствии с правилами Цзянху, я, как его наставник, не могу спустить тебе это с рук! Пользуясь правом главы ордена, я могу назначить тебе… – Что он задумал… – отрешённо пробормотал Ци Сюаньцзы, будто не слыша возмущённые крики друга. – Что? – тут же осёкся Цзян Фэйсин, опустив поднятую в гневе руку. – Хм… – взгляд старейшины неторопливо блуждал по столу будто в поисках ответа, тщательно прослеживая переплетение древесных линий. Подумав немного и разглядев в реакции друга тяжёлый мыслительный процесс, Цзян Фэйсин поступил ближе к столу и с сомнением поинтересовался: – Ты хочешь сказать… Что он сделал это намеренно? Ци Сюаньцзы долго молчал, тщательно обдумывая случившееся и перебирая в памяти каждый момент. В конце концов, он медленно втянул полную грудь воздуха и неторопливо заговорил: – Я слушал его рассуждения о делах ордена на протяжении четырёх дней на совете. И пусть лично я с твоим помощником знаком не так хорошо, я смог разглядеть кое-что. Его мысли чисты, разум не затуманен, что позволяет ему чётче видеть целую картину и даже, возможно, предвидеть, кто на этой доске сделает ход. – Сделав паузу, старейшина немного прищурил свои тёмные глаза и продолжил: – Такой человек не мог в одночасье внезапно обернуться нелепым идиотом и бросить вызов старейшине из-за своего взрывного характера. Ци Сюаньцзы встал из-за стола. Пройдясь немного по залу с заведёнными за спину руками, он рассуждал вслух, будто разговаривая сам с собой: – Значит, он сделал это специально, значит, что-то заметил и рассчитал. Предвидел вероятность, которую в данный момент и в ближайшей перспективе можно было решить только так. Цзян Фэйсин следил за блуждающим старейшиной не отрывая взгляд. В глазах его плескалось чистое недоумение. А едва тот закончил, воскликнул и сложил руки на груди: – Ну разумеется, он сделал это специально! Долго же до тебя доходило! Ци Сюаньцзы быстро развернулся к нему лицом и спросил: – Так ты уже понял, в чём причина? Цзян Фэйсин стушевался под пытливым взором и кашлянул, отведя взгляд в сторону: – Не то чтобы полностью… Ци Сюаньцзы нахмурился и цыкнул, развернувшись к окну. – Я должен всё тщательно обдумать. Цзян Фэйсин вздохнул и, решив не мешать ему, вернулся за стол. Почти тут же через дверь прошмыгнул маленький ученик и положил на стол главы свитки с отчётами и новостями, присланные после полудня со всех уголков Запада. Взяв первый попавшийся лист, Цзян Фэйсин погрузился в работу, не обращая внимания на бормотание у окна. Ци Сюаньцзы был умён и стар настолько, что зачастую говорил сам с собой, не найдя на роль советника никого более мудрого, чем он сам. Ци Сюаньцзы тихо раздумывал себе под нос, поглаживая бороду с отрешённым видом: – Возможно, я просто выдумываю то, чего нет, чтобы выгородить его, и этот помощник действительно просто полный идиот... – Поймав себя на этих мыслях, старейшина ухватился за них и просветлел взглядом, будто понял абсолютную суть: – Вероятно!.. Такое бывает с молодыми героями. Вернувшись с заданий с победой, они желают проявить себя и думают, что раз справились с одним сильным врагом – им по плечу свернуть даже горы и вычерпать океан... Цзян Фэйсин сделал глоток ароматного чая, держа пиалу в одной руке и просматривая свиток в другой. Внезапный сквозняк влетел через приоткрытые двери и подхватил со стола главы несколько исписанных листов. Воспарив вверх, они закружились по залу. Цзян Фэйсин, обладая духовным корнем воздуха, махнул рукой, чтобы по обыкновению призвать разлетевшиеся листы обратно. Но неожиданно тот, что подлетел ближе к окну, резко был перехвачен рукой Ци Сюаньцзы. Не поворачивая головы и держа шёлковый лист бумаги зажатым в двух пальцах, Ци Сюаньцзы взглянул на него боковым зрением и в следующий миг распахнул глаза. Быстрым взглядом пробежавшись по строчками, он, казалось, пребывал в изумлении. Стремительный мыслительный процесс после полученной информации отразился в тёмных живых глазах, которые внезапно замерли на одной точке, когда старейшина пришёл к пониманию. Медленно уперев руки в бока, он вдруг сказал: – Вот ведь сукин сын.༄ ༄ ༄
Снадобье, способствующее восстановлению духовной энергии и заживлению ран, готовилось два дня, за которые Лю Синь частенько оставлял трудоёмкий процесс приготовления на Сяо Вэня, чтобы проведать раненого. Судя по всему, Тан Цзэмин приходил в себя всего пару раз в день на несколько минут, чтобы принять снадобья, поэтому Лю Синю только и оставалось, что забирать пустые миски из-под лекарств и плотнее прикрывать то и дело открытое окно, борясь с желанием сделать ещё что-нибудь. Нос щипало от накатывающего давления, что поднималось по горлу пока он подолгу стоял перед постелью и глядел на спящего Тан Цзэмина. Лицо того было бледным, а тени под глазами делали его похожим на смертельно больного, от чего сердце Лю Синя не могло не сжиматься от боли. И в то же время в нём плескалась злость, неутихающими волнами затапливая всю грудь. Глядя на него сверху вниз, Лю Синь то и дело сжимал кулаки, желая самому задать ему знатную трёпку за совершённое. После подобных мыслей он, будто отрезвев, холодел сердцем и возвращался к приготовлению лекарств. На второй день, когда живительный эликсир наконец был готов, Лю Синь не спеша шёл по коридору, неся тот и пару склянок с лекарствами на подносе. Целительный павильон был практически пуст – присутствующие здесь подмастерья и Сяо Вэнь расположились в мастерской, находящейся в другом крыле. А палаты в этой части были заняты лишь одним человеком. Поэтому Лю Синь поражённо замер, услышав разговор двух людей, доносящийся из палаты Тан Цзэмина. Сделав шаги ещё тише и приблизившись к открытой двери, он услышал, как кто-то мужским голосом внутри сказал: – …Вероятно, поселение на горе у границы пришло в упадок из-за недостатка продовольствия, и жители выбрали покинуть его. Вдоль границы разбросано несколько перевалочных пунктов, стоит проверить их. Лю Синь осторожно ступил на тусклую полосу света, льющуюся из-за двери. В комнате спиной к выходу стоял высокий парень. Одеяния его в полумраке комнаты смутно напоминали те же, что и учеников, стоящих на территории Целительского павильона. Положив несколько небольших свитков на низенький столик возле кровати, парень разогнулся и добавил: – Недавнее происшествие в соседней провинции улажено. Местный орден взял решение проблемы на себя. Наш главный павильон, должно быть, уже получил весть. Всё это время глядя перед собой и полусидя на постели, Тан Цзэмин будто почувствовал чужое присутствие и повернул голову в сторону двери. В свете пары масляных ламп его глаза были чрезвычайно тёмными и серьёзными. Будто таящими в себе нечто, что Лю Синь не мог разглядеть. Пойманный на подслушивании, он почувствовал мурашки, пробежавшие по спине, и замер в проёме двери. Спустя пару долгих мгновений Тан Цзэмин вновь отвернул голову и коротко сказал: – Можешь идти. Лю Синь сжал поднос крепче, полагая, что данные слова были адресованы ему. Он уже открыл рот, чтобы сказать что-то против, но молодой мужчина перед постелью вдруг коротко поклонился Тан Цзэмину и развернулся в сторону выхода. Лю Синь растерялся ещё больше, когда человек, увидев его, также почтительно поклонился, держа в руке длинный меч. Лю Синь заглянул за своё плечо. Коридор был пуст. В ордене по пальцам можно было пересчитать тех людей, что кланялись бы ему при встрече. Да и то были лишь его немногочисленные знакомые. Этот же человек был совершенно ему не знаком. Замешкавшись на пару мгновений, Лю Синь коротко ответил на поклон кивком и отступил в сторону, дав мужчине выйти за дверь. Бросив взгляд на Тан Цзэмина, что всё также полусидел на постели и смотрел перед собой, Лю Синь тихо кашлянул и подошёл к низенькому столику, чтобы расставить лекарства и миски с едой. Спустя некоторое время он спросил, почувствовав, что неловкое молчание в комнате становится невыносимым: – …Кто это был? – Один из сотни, – коротко отозвался Тан Цзэмин. Повернув голову, Лю Синь увидел в его руках небольшой свиток, с которого тот не сводил глаз. Лицо Тан Цзэмина было всё таким же бледным. Бинты, перетягивающие грудь, чуть съехали и перекрутились, должно быть, доставляя ему неудобство. Повязку с руки он и вовсе снял, принявшись разминать кисть. Он действительно не собирался жалеть его, и, казалось, Тан Цзэмин сам не нуждается в жалости, приняв всё ранее сказанное им к сведению. Но как Лю Синь мог не переживать, глядя на него такого? Поджав губы и принявшись смешивать мазь, он в очередной раз трезво рассудил, что Тан Цзэмин заслужил своё и терпит сейчас справедливые последствия своих действий. Мазь никак не желала смешиваться до нужной консистенции, что выводило и так напряжённого Лю Синя из себя ещё больше. Взглянув в сторону Тан Цзэмина, он увидел, что тот продолжает читать свиток, не обращая внимания на его присутствие. Лю Синь почувствовал, что ещё немного и его голова вот-вот зазвенит от напряжения. Пробежавшись глазами по написанному, Тан Цзэмин поднёс свиток к пламени свечи и, дождавшись всполоха, бросил его в стоящую рядом стальную миску для благовоний. Лю Синь судорожно перебирал в голове мысли, выбирая подходящие темы для разговора, когда внезапно в коридоре послышались шаги двух людей. Полагая, что поздним визитёром мог быть не кто иной, как Сяо Вэнь, Лю Синь встал и повернул голову, но тут же отступил на пару шагов. Переступив порог, внутрь вошли Цзян Фэйсин и Ци Сюаньцзы с нечитаемыми выражениями на лицах. Невольно испугавшись, что эти двое явились сюда оповестить о наказании для Тан Цзэмина, Лю Синь шагнул вперёд, вставая между входом и постелью. Все мысли о справедливости воздаяния за ранее совершённый проступок вылетели из головы, оставив только тревогу и злость. Внезапно его павильон показался ему хлипкой коробкой, которая не могла защитить в бурю. Казалось, под дуновением сильного ветра она распадётся и чья-то когтистая лапа вытащит то, что он пытался укрыть здесь. Оглянувшись на Тан Цзэмина, Лю Синь увидел, что тот пребывает в абсолютном спокойствии. Он только немного повернул голову, встречая двух мужчин бесцветным взглядом. Ци Сюаньцзы поднял свиток двумя пальцами. – В этом письме наших торговцев, перевозящих духовные камни в торговую палату в Лояне, сказано, что на обратном пути члены ордена Ваньхэ известили их о возобновлении маршрута по тракту в той местности, прося больше не беспокоиться насчёт разбушевавшихся призраков. Не думаю, что это совпадение. Потрудись объяснить. – Неужели бессмертный Сюаньцзы до сих пор не понял, что к чему? – спросил Тан Цзэмин и принял более удобную позу, откинувшись о спинку кровати. Раненый, он всё ещё ершился, будто даже трещины в костях не могли ему помешать. Увидев непонимание на лицах бессмертных, Тан Цзэмин перевёл дух и сказал: – Когда мы заслушивали дела, во всех них я заметил кое-что странное. – Что же? – спросил Цзян Фэйсин, силясь скрыть волнение и искоса поглядывая на Ци Сюаньцзы, что присел за низенький столик. Посмотрев на главу, Тан Цзэмин спросил: – На совете вы сказали, что старейшина Сун отправился в храм Цуго, узнать, сталкивались ли ученики этого ордена с тем же, что и мы? – Дождавшись кивка Цзян Фэйсина, он продолжил: – Сун Цзявэнь прислал сообщение, содержащее информацию о том, что совсем недавно ученики мастера Убэя также подверглись атаке иссушающей магии. Уточнил ли он, когда именно? – Боюсь, нет, – непонимающе нахмурился Цзян Фэйсин. – Несмотря на это, я уверен, что время атаки на учеников мастера Убэя входят во временные рамки путешествия Сун Цзявэня. – Тан Цзэмин на миг прикрыл глаза, прогоняя чёрные точки. – Кто-то знал, с какой именно целью старейшина Сун отправляется в храм Цуго и подстроил нападение на членов того ордена, чтобы всё не выглядело так, будто один Юньшань вынужден сражаться с иссушающей магией. – До этого в самом деле страдал только Юньшань, – задумчиво проговорил Цзян Фэйсин. – Но совет полагает, дело в том, что прошло слишком мало времени и область использования этих заклинаний растёт с каждым днём. Если бы был атакован сразу весь Запад и все ордена, на это потребовались бы колоссальные силы. Наша область может быть только эпицентром распространения иссушающих заклинаний, которая вскоре распространится и на других. – И этот вариант нельзя исключать, – согласился Тан Цзэмин. – Однако я ставлю на то, что кто-то прощупывает в Юньшане почву. Ци Сюаньцзы молчал, внимательно слушая и сверля взглядом стену, по которой расползлась мелкая сетка трещин. Цзян Фэйсин, подумав немного над сказанным, неуверенно спросил, переведя взгляд на своего помощника: – Но какое отношение это имеет к тому, что ты сделал? – Небольшие ордена перестают бояться влияния Юньшаня. – Вновь взглянув в их сторону, Тан Цзэмин продолжил, облизнув сухие губы: – Всё чаще и чаще в последнее время они игнорируют проблемы, спихивая всё на нас, вследствие чего наши люди подвергаются троекратному риску и чаще других попадают в неприятности из-за иссушающих заклинаний. Никто не знает, как противостоять таким заклинаниям, и это так испугало некоторые ордена, что перспектива бросить вызов одному из Великих Орденов пугает их меньше, чем столкновение с иссушающими артефактами. Так не должно быть. Рано или поздно мы найдём способ противостоять иссушающей магии, вот только тогда мелкие ордена вряд ли захотят возвращаться к установленному порядку и взбунтуются ещё больше, отказавшись соблюдать наложенные на них обязательства. – Тан Цзэмин сделал паузу, чтобы перевести дух, затем продолжил: – Подвластные нам мелкие ордена и школы перестают откликаться на зовы о помощи простых смертных и игнорируют свои обязанности. Что это, если не мятеж и открытый вызов нашему ордену? Если игнорировать эту проблему и спускать всё с рук, число мятежных орденов будет только множиться. А наш орден, прибирая за ними и исполняя за них обязательства, будет стремительно терять свою силу и людей. Мятежей на Западе не было так давно, что Цзян Фэйсину было трудно поверить в услышанное. Потерев разболевшийся висок и раздумав над сказанным, он нашёл в словах помощника логичность суждений и опасений. Он тихо пробормотал себе под нос: – Неужели борьба Великих орденов вновь началась?.. Тан Цзэмин ответил: – Не думаю, что в этом замешаны остальные три Великих Ордена. Время вражды четырёх орденов было кровавой и малоприятной историей. А потому после закапывания топора, все четыре главные силы постарались скрыть свои поступки перед другими. Подобное поспособствовало скорейшему установлению мира и налаживанию дружеских отношений между ними. С возникновением перемирия и спокойствия под небом, небольшие школы и ордена стали появляться в Цзянху подобно траве после дождя на плодородной почве. Их последователи и наставники были молоды, не застав вражду четырёх орденов лично, а потому имя Ци Сюаньцзы, переходящее из уст в уста всё реже и реже среди маленьких школ, было для них всё равно, что страшной легендой. Тан Цзэмин продолжил: – Как я и сказал, кто-то лишь прощупывал почву. Но я не могу сказать, что в данный момент кто-то готовит на нас нападение. Если вовремя отреагировать и пресечь угрозу, ответив ещё большей угрозой, нападки, вероятно, прекратятся. – Ещё большей угрозой? – с недоумением спросил Цзян Фэйсин. Тан Цзэмин перевёл взгляд на Ци Сюаньцзы, что сидел за столом и смотрел прямо перед собой. – Вражда Великих Орденов сошла на нет благодаря перевесу сил в сторону Юньшаня. Как бы тяжело ни было, мы должны признать, что единственной главной мощью нашего ордена в данное время является бессмертный старейшина, словно спящий дракон на этой горе. Однако в последние десять лет старейшина Ци никак не демонстрировал свою ярость, что ранее держала всё Цзянху в ужасе перед ним и не позволяла творить мятежи. Вот что бывает, когда люди забывают истории о сильных этого мира. Искажая факты и умышленно стирая кого-то из истории, они лишь делают скрытое более сильным в нужный момент. Некоторые молодые ордена не знали историю Ци Сюаньцзы или не верили в неё, а потому решили избрать непослушание, ничего не страшась. Но теперь слухи как снежный ком пронеслись по Цзянху вместе с туманом, ветром и листьями, достигнув ушей каждого. – Всё Цзянху уже знает, что молодой господин Тан из Юньшаня победил больше сотни врагов в одиночку в Заповедных землях! – Бессмертный Сюаньцзы же одолел его всего за три удара! – Должно быть, сердце этого бессмертного так жестоко, а нрав свиреп, что он не пожалел даже молодого героя своего ордена! – А я слышала, таким образом он привлёк его к ответственности за непослушание и попирание законов Цзянху! Все находящиеся в комнате словно слышали бурные обсуждения, что ведутся под их горой по всему Цзянху и даже за его пределами. Всё также полусидя на кровати, Тан Цзэмин сказал: – Орден Ваньхэ в спешке решил вопрос с разбушевавшимся призраком, потому что до них дошли слухи. Полагаю, в ближайшие дни вы получите не одно письмо подобного содержания. – Почему же ты не сказал ничего прямо на совете? – с небольшой запинкой спросил Цзян Фэйсин, всё ещё изумлённый услышанным. – Я не знаю, кому из совета можно верить, а кому – нет. К тому же знай старейшина Ци правду, разве всё выглядело бы правдоподобно? Иными словами, если бы старейшина Ци знал о намерении Тан Цзэмина провернуть нечто подобное во всех подробностях, его реакция не была бы столь свирепой. Но Тан Цзэмин в открытую насмехался над ним. И тот, не терпящий подобных речей в свою сторону, за свою жизнь стирающий людей в пыль и за меньшее, лишь смутно осознавая, что этот выпад противник сделал умышленно, пусть и чтобы задеть его самолюбие, пришёл в настоящую ярость – не пощадив его во время схватки и в самом деле расправившись с ним за три мощнейших удара. Для всего Цзянху не было никаких сомнений – окажись на месте Тан Цзэмина кто-то другой – этим вечером Юньшань бы облачился в белое, провожая молодого героя в последний путь до Жёлтой реки. Ци Сюаньцзы поднялся из-за стола. Стоя к Тан Цзэмину полубоком, он, казалось, пребывал в смешанных чувствах. Ци Сюаньцзы был чёрств и немногословен на похвалу, и не испытывал восторгов к умозаключениям, что были сделаны этим вечером вкупе с дальновидностью. Однако даже он не мог промолчать в такой ситуации, чувствуя обязанность, утяжеляющую плечи. Немного повернув голову в сторону постели, он коротко произнёс: – Неплохо. Затем завёл руки за спину и широким шагом вышел за дверь. Цзян Фэйсин, не двигаясь с места, казалось, был не просто разозлён услышанным. А медленно наполнялся затаённой яростью к тому, что кто-то посягнул на безопасность его ордена, что он собирал по крупицам с большими силами несколько десятилетий. За годы мирной жизни он привык к праздности и покою в Цзянху, а потому так долго закрывал глаза на возможность возобновления нападок на орден. Глубоко втянув в себя воздух, он повернул голову к Тан Цзэмину и кивнул: – Отдыхай. Со всем остальным разберётся совет. – Затем спешно вышел вслед за другом в коридор. Дверь за старейшинами закрылась. Комната погрузилась в неловкую тишину. Лю Синь застыл, чуть приподняв плечи, и будто хотел слиться с тенями в комнате. На Тан Цзэмина он не смотрел, хотя чувствовал, что тот прожигает его взглядом. Слушая разговор, Лю Синь чувствовал себя так, будто с каждым распустившимся витком произошедшего его словно ударяют по голове тяжелым мешком с рисом. А потому к концу разговора выглядел ни живым, ни мёртвым, будто обратившись в призрака. Ещё днём он считал, что Тан Цзэмин совершает те же глупости, что и раньше, действуя горячим сердцем, а не холодным умом. Но в действительности единственными, кто действовал на эмоциях, были он сам и Ци Сюаньцзы, тогда как Тан Цзэмин оставался совершенно спокоен и контролировал ситуацию и на совете, и на поле боя. Голый расчёт, выверенный на то, чтобы вывести всех на эмоции и обернуть ситуацию в их пользу. Тан Цзэмин обманул всё Цзянху. Вспомнив, что наговорил ему ранее, какими словами обругал, Лю Синь почувствовал, что глаза медленно наполняются жаром. Моргнув, он почерпнул сил и поднял взгляд. Тан Цзэмин сидел с закрытыми глазами, откинувшись на спинку постели. Тряхнув головой, Лю Синь сглотнул тяжёлый ком и, взяв горшочек еды и миску с лекарством, подошёл к нему. – Поешь и выпей лекарство. – Я не хочу есть, – отозвался Тан Цзэмин, не открывая глаз. – Лекарство выпью чуть позже. Решив, что тот не желает с ним говорить после несправедливой выволочки, Лю Синь на миг поджал дрогнувшие губы и собирался открыть рот, чтобы что-то сказать, когда заметил, что лицо Тан Цзэмина побледнело ещё больше. Вероятно, силы, затраченные на разговор, ещё больше ослабили его. Пряди волос на висках прилипли от пота, а тени под глазами пролегли ещё ярче. Догадавшись, в чём может быть дело, Лю Синь отставил горшочек и протянул руку. Замешкавшись на пару мгновений, он резко нажал две точки на груди Тан Цзэмина. Тот распахнул глаза, почувствовав, как грудь обожгло жаром, и едва успел метнуться в сторону, чтобы перегнуться с постели. Наклонившись, он выплюнул два больших глотка застоявшейся крови на пол. Тронув его спину, Лю Синь отставил миску с лекарством и тут же поднялся на ноги. Тан Цзэмин откинулся на спинку кровати, устало прикрыв глаза и тяжело дыша. Мало-помалу дыхание его стало ровным, а головокружение и тяжесть в груди сходили на нет. К тому времени, когда Тан Цзэмин немного пришёл в себя и открыл глаза, он увидел, что Лю Синь, уже прибравшись возле постели, вновь сидит перед ним с горшочком в руках. – Поешь, – тихо сказал Лю Синь, не осмеливаясь поднять взгляд выше его плеча. Выдохнув, Тан Цзэмин взял протянутый горшочек, ароматно пахнущий овощным наваристым супом. Чувствуя, как глаза стремительно наполняются влагой, Лю Синь тут же встал и отошёл к столику с лекарствами. Сил смотреть Тан Цзэмину в лицо не было. Насколько сильным должно быть был этот человек, раз без колебаний принял решение разрушить свою репутацию и добровольно упасть в грязь лицом перед всем Цзянху во благо безопасности ордена и других? Ученики Юньшаня втрое больше страдали, потому что вынуждены были решать дела за других, теперь же ситуация изменилась. Губы Лю Синя мелко дрогнули, глаза вновь увлажнились, а сердце сжалось в нервный ком, но теперь испытывая трепет в груди от желания заключить человека на постели в объятья. Отвернувшись спиной, Лю Синь принялся переставлять склянки с места на место, чтобы хоть чем-то занять руки и немного прийти в себя, прежде чем что-то сказать. Сидящий на постели Тан Цзэмин смотрел в его спину некоторое время, прежде чем в один глоток выпить лекарство и тяжело подняться на ноги. Накинув на плечи чёрный верхний халат, он, покачиваясь из стороны в сторону, был похож на огромного медведя-шатуна, что брёл через всю комнату к своей цели. Лю Синь едва не выпустил склянку из рук, когда сверху на него налегло тяжёлое тело. Чужая голова упёрлась подбородком в плечо, и шею обдало жаром от горячего дыхания. Лю Синь остановился лишь на пару мгновений, прежде чем, как ни в чём не бывало продолжить переставлять склянки с ещё большим усердием. Поняв, что тот и не думает оборачиваться, Тан Цзэмин обхватил его талию и резко повернул к себе. Склянки на столе дрогнули, издав позвякивающие звуки. Лю Синь упрямо смотрел в его плечо, не поднимая глаз. Несмотря на то, что его сердце продолжало встревожено биться, сжимаясь то от гнева, то от сожаления, на его лице сохранилась маска самообладания и спокойствия. Тан Цзэмин расфокусированным взглядом блуждал по его лицу некоторое время, прежде чем протянуть к нему руку и сказать: – Можешь ничего не говорить, – голос его был хриплым и усталым, едва заметно подрагивая, как слабое пламя свечи. – Этот господин уже научился различать твоё сопение и тяжёлые вздохи. Лю Синь закрыл глаза, чувствуя очередной прилив жара по горлу. И вновь открыл их. Тан Цзэмин продолжал блуждать взглядом по его лицу, положив руку на скулу. – Не думал, что настанет тот день, когда меня порадуют твои слёзы. Так сильно беспокоился за жизнь этого господина? Тан Цзэмин провёл большим пальцем по бледной гладкой щеке, чувствуя влагу. Лю Синь попытался отвернуться, но молодой мужчина перед ним снова нежно коснулся лица, поймав его и не дав отстраниться. Большой палец осторожно скользнул к уголку глаза, проведя по вееру мокрых длинных ресниц. Влажные и нежные, чуть припухшие янтарные глаза в свете свечей выглядели по-особенному очаровательными и соблазнительными. Будто распустившиеся первые весенние цветы с подтаявшим на них мягким снегом под яркими лучами солнца. Чувственные и красивые настолько, что глоток воздуха замирает в груди. Поглаживая его скулу, Тан Цзэмин не отрывал взгляда от его глаз, тем самым вынуждая того посмотреть на него. Чувствуя горячее дыхание на лице, Лю Синь взглянул в ответ в чёрно-синие омуты, в которых не отражалось даже пламя огней. Оперевшись одной рукой в стол позади себя и чуть прогнувшись в пояснице, он чувствовал навалившееся на него тело, но не предпринимал попыток выбраться. Тан Цзэмин умел смотреть так, что не позволял разорвать контакт взглядов, будто гипнотически удерживая на месте. Расплывшиеся по всей радужке чёрные зрачки мелко пульсировали, вероятно, от боли, что тот испытывал во всём теле. Тан Цзэмин продолжал смотреть, словно был чёрным огромным питоном, что в это время сворачивается вокруг жертвы кольцами, отрезая все пути к отступлению. Поймав себя на этих мыслях, Лю Синь ощутил прикосновения к талии, медленно скользящие сбоку крепкой рукой. Его зрачки мелко дрогнули, когда неясное желание, охватившее горло и грудь, обожгло жаром. – Тебе нужно отдохнуть, – выдавил он из себя. Продолжая поглаживать его лицо, Тан Цзэмин вскинул брови и также тихо поинтересовался: – Неужели мастер Лю хочет оставить всё так, как есть? Подумав немного и отведя взгляд, Лю Синь спросил, силясь пустить в голос уверенности и взять ситуацию под контроль: – И чего же хочет от меня молодой господин Тан? Но его попытки разбились, когда Тан Цзэмин тихо рассмеялся: – Дай-ка подумать. – Он принял вид, будто всерьёз задумался над ответом. Затем сказал: – Боюсь, я не смогу спокойно спать, пока не получу кое-что, что утешит меня после стольких грубых слов. Лю Синь ощутил, как всё внутри сжалось от напоминания. Вина, лежащая на нём за несправедливые обвинения, жгла внутренности словно слабый яд. Желая поскорее избавиться от этого чувства, Лю Синь спросил с тенью недовольства, собираясь выполнить всё, что бы тот ни пожелал: – И что же это? – его голос едва выше шёпота, но напряжён от эмоций. Будто видя его насквозь и прочтя мысли, Тан Цзэмин долго молчал, упиваясь смущённым выражением его лица, прежде чем сказать: – Назови меня А-Юй. Глаза Лю Синя распахнулись, когда он вскинул взгляд. – Что за глупости? – фыркнул он и попытался вырваться. Руки Тан Цзэмина, оперевшиеся о стол позади него, были словно каменными, не давая ему сдвинуться с места ни на цунь. С всё тем же нахальством он глядел на него сверху вниз, спокойно ожидая. Лю Синь шумно выдохнул и на миг прикусил губу, прежде чем открыть рот. Вопреки его ожиданиям голос дрогнул в самый ненужный момент, когда он позвал: – А… А-Юй… Лю Синь тут же вспыхнул, принявшись костерить себя. Его лицо будто покрылось коркой льда, не давая разглядеть даже пытливому синему взору, что за буря творилось у него на душе. В груди Тан Цзэмина разлилось тепло, оглаживая жёсткую шерсть дикого зверя, который довольно рыкнул, услышав обращение, и сверкнув глазами. – Назови ещё раз, – попросил он. Лю Синь вышел из себя и метнул в него злобный взгляд. Хлопнув того по раненому плечу и заставив скривиться на миг, он выскользнул из хватки рук. Хватит с него. Он уже… извинился, в той мере, в которой было запрошено! Зная, что бледный цвет его лица непременно выдаст подступающее смущение, окрасив его щёки и кончики ушей, он был намерен ретироваться в свою мастерскую и спрятаться в ней до окончания ночи. Но планам не суждено было сбыться. Схватив его за руку, Тан Цзэмин в два шага достиг постели и, уронив того, накрыл их обоих одеялом. Щелчок пальцев погасил одну масляную лампу, погрузив комнату в полумрак. Лю Синь ошеломлённо моргал, глядя в потолок и чувствуя тепло нагретой постели. Цепкие руки обхватили его талию и прижали к горячему телу, заставив развернуться к нему лицом. Лю Синь закрыл глаза, не находя в себе сил выбраться и вернуться в холодную мастерскую. Хотя бы прямо сейчас.