Глава 168. Дыхание
24 октября 2023 г. в 18:13
Волком выл ветер, уносясь вместе с листвой навстречу лунному свету. В небольшом павильоне у берега резные окна горели тёплым золотым светом, подобно светлячкам в ночной темноте.
Приоткрыв глаза и обнаружив себя лежащим на постели, первым делом Лю Синь перевёл взгляд в сторону окна. На дворе стояла ночь. Эта же или предыдущая – он понял не сразу. Но, прислушавшись к телу, что немного затекло после длительного лежания, предположил, что проспал весь следующий день и полночи.
С момента прихода Тан Цзэмин не успел сказать и слова. Лю Синь, сморённый слабостью и усталостью, уснул, едва голова коснулась подушки. Взяв меч, его тело не выдержало внутреннего дисбаланса сильного клинка и истощения ци, вследствие чего он быстро вымотался.
Свет свечей в комнате мягко струился по серебряным узорам на белом мече. Покоясь на резной подставке, Лимин, впервые за годы выбравшись из заточения мрака, сиял сейчас, ловя на себе блики огней, будто впитывал их и наполнялся внутренним светом.
Сев в постели и оперевшись о спинку кровати, Лю Синь глубоко вздохнул, глядя на меч.
В прошлом он не воспринял слова старейшины Ци всерьёз, но теперь, прокручивая в голове сказанное, наконец ощутил, что единение со своим мечом может принести обоюдное облегчение. Подобно Лимину, впитывающему в себя свет, он точно так же чувствовал внутренний подъём и духовное насыщение.
Хотелось встать и вновь подхватить клинок, чтобы станцевать парный танец со сталью ещё раз. Но слабость, вызванная простудой и истощением ци, вынужденно заставили его отложить эти мысли.
Пусть тело и было временно ослабевшим, дух в груди бойко бился.
Услышав шаги со стороны кухни, Лю Синь повернул голову.
Тан Цзэмин вошёл в комнату, держа в руке глубокую миску с клубящимся над ней паром. Тут же поняв по запаху, что то был имбирный отвар, Лю Синь подавил в себе желание фыркнуть.
Однако во время сна его состояние немного ухудшилось, прибавив головокружение и озноб, что накатывал волнами, поэтому даже чаша горького отвара не казалась сейчас столь отвратительной.
Взяв протянутую миску в руки, Лю Синь сделал глоток горячего бульона, что тут же прокатился по горлу и ещё большим жаром обдал всё тело.
У входа в комнату на кушетке небрежно сваленными лежали меч и доспехи: лиственно-голубые наплечники с тёмно-серебряной гравировкой и такие же наручи, с наспех распутанной шнуровкой. Приглядевшись, Лю Синь увидел несколько вмятин в покорёженном металле, должно быть, оставленными когтями какой-то огромной твари, с которой Тан Цзэмина и послали разбираться несколько дней назад. А учитывая то, что он всегда выбирал для своей брони самый лучший металл, тварь, судя по всему, была действительно лютой.
Лю Синь нахмурился, поняв, что Тан Цзэмин направился сюда прямиком из своего лагеря.
– Зачем ты примчался посреди ночи? – спросил он.
– Сяо Вэнь прислал Байлиня, – ответил Тан Цзэмин, разливая чай в две пиалы.
Лю Синю потребовалось мгновение, чтобы собраться с силами, побороть лёгкое смущение и сказать:
– Это просто небольшая простуда и истощение ци. Через несколько дней я возобновлю свои тренировки, и тогда моё тело вновь станет сильней. – Сделав глоток и испытав желание скривиться, он добавил: – Не нужно было приходить, я ведь не ребёнок, чтобы заботиться обо мне и срываться посреди ночи.
Не сводя с него тёмного бархатного взгляда, Тан Цзэмин, растянув губы в полуулыбку, без тени насмешки спросил:
– Разве заботятся только о детях? Как насчёт дорогих сердцу людей?
Лю Синь закрыл рот, не найдя, что ответить. Нужна ли ему забота? На этот вопрос он бы постыдился ответить. Да и стоило ли на него отвечать, когда в груди разлилось приятное тепло, красноречиво давая понять всё без слов?
«Этот мерзавец... Опять подразнить меня вздумал?» – подумал Лю Синь, пристально смотря на него.
Увидев, что тот не спешит с ответом, Тан Цзэмин улыбнулся уголком губ:
– Ты единственный, кому этот господин когда-либо прислуживал. И всегда будет прислуживать в дальнейшем.
Посмотрев на него долгим взглядом, Лю Синь сделал ещё один глоток имбирного отвара и отдал ему обратно полупустую чашу. Тан Цзэмин допил остатки с той же стороны в два глотка, прежде чем отставить её в сторону.
– Слышал, старейшина назначил тебя тренировать учеников? Почему не сказал мне ещё в тот день?
– Да, – отозвался Лю Синь, чувствуя, что его начинает клонить в сон после терпкого горячего бульона. – Это просто тренировки. Ничего особенного.
Услышав ответ, Тан Цзэмин понял, что тот ошибся с выводами, в очередной раз неверно истолковав человеческие намерения. Новым назначением старейшина Ци протягивал ему руку помощи, ухватившись за которую он может перестать влачить жалкое существование в ордене.
Знакомый холодный блеск в янтарных глазах, притушенный ресницами, привлёк внимание Тан Цзэмина.
Но даже если его суждения были ошибочны, Лю Синь и сам не собирался упускать эту возможность. Его намерения обрести высокий статус остались в прошлом, но и склонять голову перед каждым он более был не намерен.
В Яотине он столь стремительно взлетел по ступеням к почёту, что поскользнулся о собственную неосторожность. Теперь же, знающий, что нужно шагать твёрдо и неторопливо, он был намерен продвигаться постепенно, чтобы не упустить момент, если его нога вновь не обнаружит под собой почву.
Лю Синь сухо закашлялся и взял тут же протянутую ему пиалу с чаем, чтобы промочить горло. Затем откинулся обратно и накрылся одеялом.
Матрац немного прогнулся, когда Тан Цзэмин присел рядом и откинулся на спинку.
Поленья в раскрасневшейся жаровне мягко потрескивали, но даже так в комнате было довольно прохладно. Лю Синь, облачённый в белое исподнее и укрытый двумя одеялами, почувствовав рядом тепло, невольно сдвинулся к нему ближе.
Внимательно обведя всю комнату взглядом, Тан Цзэмин остался недоволен увиденным и, немного помешкав, будто невзначай сказал:
– Этот дом такой старый. Крыша уже прохудилась, да и ветер влетает через оконные рамы со свистом. В моём павильоне намного теплее.
– …
– И кухня там намного больше, а также есть три кладовых. В этих же еды хватит только на прожорливую черепаху.
– …
Посмотрев на Шуцзы, спящего на своей большой подушке рядом с мешком сушёной груши и словно охраняя его, Тан Цзэмин вздохнул.
И всё же, несмотря на общую скудность убранства, он не мог не отметить в который раз, что этот дом был куда уютней, чем его павильон.
Над камином висел новый красивый гобелен, изображающий танцующих журавлей в облаках, судя по всему, подаренный Сяо Вэнем. А на полках рядом с многочисленными книгами и свитками стояли маленькие драконы, что Тан Цзэмин подарил ему ещё в Яотине.
Похожие на них двоих и на троих генералов.
– Ты знаешь, почему эта земля столь пустынна? – спросил Тан Цзэмин, возвращая взгляд на Лю Синя.
– Мм?..
– По легенде, в древние времена именно здесь, на хребте Тяньцзинь, Небесный Государь бился насмерть с Первородным демоном. В народе поговаривают, что оба они были столь могущественны, что их бой был виден из каждого уголка земель под Девятью Небесами. Фигура Зверя возвышалась над горами, на фоне сверкающего неба скаля пасть, а золотой меч Императора резал облака и высекал молнии, в попытке сразить демона. Они без устали сражались тридцать три дня, прежде чем Государю всё же удалось ранить Зверя. Капля демонической крови упала на эти земли, и с тех пор здесь почти ничего не растёт. Лишь упорная горечавка прорастает раз в несколько лет, да и то спустя всего пару дней засыхает под действием демонической крови, что намертво въелась в эту землю. Но вот что удивительно, – Тан Цзэмин указал двумя пальцами в сторону берега, – Эта упрямая ива всё же выросла там, где погибают цветы и ростки.
Приоткрыв один глаз, Лю Синь спросил:
– Откуда ты всё это знаешь?
– Прочёл в каком-то трактате в библиотеке, когда искал кое-что о древних временах.
– Нашёл, что искал?
– Нет. Но найду.
Лю Синь внезапно закашлялся, чувствуя, как дерёт горло.
Небольшой приступ истощения ци вновь одолел его во второй половине ночи. Лёжа под одеялом, Лю Синь старался дышать ровно и глубоко, как учил старейшина Ци. Но практика дыхания способствовала восстановлению отчего-то в этот раз слишком медленно.
Тан Цзэмин погрузился в раздумья, блуждая по его лицу взглядом. Слабость Лю Синя, должно быть, была вызвана насильственным извлечением ци, коему его подвергли Изгнанники в Заповедных землях. Ко всему прочему Лимин, являясь магическим мечом, старался почерпнуть из своего владельца сил для обоюдного совершенствования, чем мог лишь ещё больше ослабить его в таком состоянии.
Тан Цзэмин просмотрел всю библиотеку, но не нашёл и следа упоминаний о неких Хранителях. Будто их историю в самом деле стёрли из истории Смертного Царства.
Посмотрев на Лю Синя, он неожиданно осознал, что чем-то они были похожи. Историю Севера точно так же пытались стереть, будто сильные мира сего пытались прикрыть таким образом собственные грехи.
Лю Синь тихо лежал рядом, медленно моргая полусонными глазами. Уже потянувшись, чтобы поправить на нём одеяло, Тан Цзэмин внезапно нахмурился, уловив взглядом копошение между ними.
Приподняв ткань, он тотчас наткнулся взглядом на щенка, что игрался с ладонью Лю Синя. Пальцы того гладили мягкую шёрстку, пока зверь, обхватив его запястье, пинал его задними лапами.
Тан Цзэмин недовольно цыкнул, смерив щенка взглядом.
Проигнорировав его, волчонок продолжил тихо недовольно ворчать, кусая тонкие длинные пальцы в перчатках.
– Кажется, я ему не нравлюсь, – выдохнул Лю Синь.
И в отсутствие Тан Цзэмина, и с ним рядом, щенок отчего-то всегда либо уходил от его прикосновений или же порыкивал и покусывал, а иногда и вовсе, обхватив за запястье, принимался пихать его задними лапами, как сейчас.
Лю Синь вздохнул и прикрыл глаза в расстроенных чувствах, слушая ворчание щенка.
Тан Цзэмин глядел на него некоторое время, прежде чем тихо усмехнуться и протянуть руку, чтобы стянуть перчатку.
Рычащий беспокойный щенок тут же замер. А в следующий миг плюхнулся на живот, раскинул лапы и уткнулся носом в центр белой ладони, принявшись вилять большим хвостом.
Лю Синь округлил глаза и чуть нагнулся, разглядывая волчонка, чьё поведение изменилось будто бы по щелчку.
Тан Цзэмин пояснил:
– Ему не нравятся твои перчатки, а не руки. Как и мне…
– Ш-ш-ш! – тихо шикнул на него Лю Синь и указал глазами на щенка. – Слушай… он… мурлычит! – Округлив глаза, Лю Синь нагнулся к щенку ещё ближе и в самом деле услышал, что тот едва различимо мурчит, точно кот.
Белый бочок вздымался от глубокого дыхания, пока волчонок продолжал вилять хвостом, уткнувшись в его руку и закрыв глаза.
– Надо же, – поражённо улыбнулся Лю Синь, осторожно шевельнув пальцами, – должно быть, в нём действительно есть частица от льва… Поразительно. Ты раньше слышал, чтобы он мурчал?
Тан Цзэмин, выглядя отчего-то не слишком довольным и наблюдая за тем, как его пальцы поглаживают белую шерсть, ответил:
– Впервые.
Лю Синь тихо рассмеялся, ткнув щенка в нос, на что тот тут же чихнул и принялся игриво хлестать хвостом. Но кусаться больше не лез.
Глядя на расслабленного Лю Синя, что лениво игрался с щенком, Тан Цзэмин не мог не почувствовать разливающееся под кожей тепло. В этот момент он остро осознал, что здесь, в этом уютном пусть и старом доме, у него было всё, о чём можно было только мечтать.
Но стоило лишь подумать об этом, как на сердце заскребло что-то. Они слишком мало времени провели вместе. Небольшого путешествия в пару дней едва хватило для того, чтобы они оба сумели перевести дух, прежде чем вновь очутились в круговороте дел ордена, вынужденно вернувшись раньше времени.
Вспоминая те дни, Тан Цзэмин увидел перед собой Лю Синя, расслабленно спящего у дерева или жующего только что приготовленные им золотые лепёшки, которые он так полюбил.
Если бы их жизнь всегда могла быть такой.
Глаза Тан Цзэмина затянуло тоской, расползающейся точно чернила в воде. Полусидя рядом, Лю Синь поглаживал щенка одной рукой, а второй уже держал книгу по медитации, скользя взглядом по строчкам.
Если бы жизнь всегда могла быть такой, то Тан Цзэмин, спроси его кто-нибудь, отказался бы от всех своих планов и выбрал бы путь простого скитальца. И он, и Лю Синь чувствовали себя в горах, словно рыбы в воде, приспосабливаясь ко всему на ходу.
И, возможно, если однажды они бы устали от долгих странствий, то поселились бы в высокогорье, соорудив себе небольшой бамбуковый дом с изгородью, где жили бы в тишине и покое.
Словно поглощённый своими желаниями, Тан Цзэмин вдруг увидел перед собой будто наяву небольшой дворик и хижину с соломенной крышей. И Лю Синя, что мирно спал под солнечными лучами на крыльце с книгой, пока он, только что вернувшийся с полей под горой, где помогал крестьянам жать пшеницу, замер у ограды и наслаждался спокойствием и умиротворением этой картины.
Тан Цзэмин выдохнул и посмотрел на белёсые облака, плывущие по чёрному небу над Тяньцзинем.
Подобная жизнь стоила высокую цену. Но Тан Цзэмин готов был её заплатить.
Вновь опустив взгляд на Лю Синя, он подумал:
«Сейчас я не могу сказать тебе многого. Но я непременно всё расскажу, когда вернусь».
В те годы, что они провели вместе, излюбленными словами Тан Цзэмина было «я тебя защищу». Он так любил повторять это, возлагая на себя его безопасность, что после, когда их жизни едва не рухнули в бездну, осознал, что всему виной была его слабость. В конце концов, большинство обещаний до сих пор не были выполнены. Но непременно должны быть воплощены в жизнь.
Тан Цзэмин на миг прикрыл затянутые пеленой воспоминаний глаза, втянув в себя воздух, и обратил свой взор на дремлющего в медитации Лю Синя. Протянув руку, он подцепил прядь его чёрных волос пальцами, убирая с красивого лица, и желал было погладить щёку, но, помедлив, вновь сел ровно.
Едва слышно он заговорил, повернув голову в сторону окна:
– В мире есть одно место, под названием Таоюань¹. Это большой цветущий персиковый сад, скрытый от глаз смертных где-то высоко в горах. Цветы и деревья там цветут круглый год, а ручьи и озёра столь чисты, что подобны разбросанным зеркалам – могут даже отражать небо ночью. Эти горы окутаны зачарованным туманом, что представляет собой древний массив, который не пропускает демонов, прочую нечисть и незваных гостей, что могут заявиться к подножию этого сада с мечом. Некоторые говорят, что в прошлом было Десять Небес, и одно из них отделилось, упав на нашу землю. Таким образом и появился Таоюань. У этих садов может быть только один хозяин, и они давным-давно забыты для многих. Никто даже не знает, где именно и в каких горах находятся эти сады. Но это место существует. – Тан Цзэмин задумчиво нахмурился. – Должно существовать.
Опустив взгляд на Лю Синя, что медленно дышал, сложив руки на разведённых коленях, он добавил в мыслях:
«Но даже если и нет, я создам подобный сад».
Синий взор неотрывно следил за мужчиной, будто его владелец не мог насмотреться, желая отпечатать этот образ на обратной стороне век.
Мягкое пламя освещало безмятежный лик Лю Синя, позволяя спокойно рассмотреть его удивительной красоты черты лица.
Сидя на постели и сложив руки на разведённых коленях, он делал неторопливые вдохи и выдохи, контролируя дыхание и сердцебиение. Мало-помалу, его дыхание выровнялось, а ци успокоилась, не предвещая ближайших приступов.
– Я пять лет не болел, – в конце концов, недовольно выдохнул Лю Синь, приоткрыв глаза.
Увидев, что выражение лица Тан Цзэмина было несколько странным, будто тяжёлые раздумья одолевали его, Лю Синь озадаченно нахмурился.
Моргнув несколько раз, прогоняя морок перед глазами, Тан Цзэмин облизнул сухие губы и взял со столика небольшую пиалу.
– Выпей это лекарство, оно поможет успокоить ци. Я попросил Сяо Вэня добавить в него мёд, чтобы оно не было горьким.
Мельком взглянув на пиалу с лежащей в ней тёмной пилюлей, в свете огней похожей на чёрную жемчужину, Лю Синь нахмурился. Заворочавшись и зарывшись в одеяла, он повернулся к Тан Цзэмину спиной.
– Не хочу.
«Я смог освоить техники древних боевых искусств без прикрас намного лучше, чем многие заклинатели здесь! Неужели он думает, что я не в состоянии побороть даже простую болезнь?»
Оставшись стоять рядом с постелью, Тан Цзэмин вспомнил ещё кое-что из их мирной жизни.
Настоящего Лю Синя мало кто видел. Даже их друзья не догадывались, что во время болезни тот бывал, пусть и редко, жутко ворчлив и капризен. Будто изнурение брало над ним верх, позволяя внутренним слабости и желанию заботы выбраться на поверхность и выплеснуть переживания на других.
Лишь Тан Цзэмин, окружающий его ещё в те времена заботой, быстро привык крутиться вокруг него и угождать в чём бы то ни было, находя его растрёпанный разморённый вид привлекательным и приятным взгляду.
В действительности, только он видел этого человека таким. Настоящим, ленивым и расслабленным. Нежащимся в своё удовольствие в постели и наслаждающимся заботой, которой он никогда и ни от кого не получал в прошлом.
Тан Цзэмин в очередной раз глубоко втянул в себя воздух.
Осознание этого принесло в его душу сытое удовлетворение, отчего зверь где-то в груди довольно рыкнул и повёл хвостом, щуря мерцающие в полумраке глаза.
Неторопливо, синий взор огладил лежащую поверх одеяла обнаженную щиколотку с чуть собравшимся белым носком, скользнул по изящной линии длинной ноги к бедру и до линии плеча. Затем, чуть задержавшись, поднялся выше, где халат немного съехал, обнажив часть белой шеи.
Не сводя с него глаз, Тан Цзэмин чуть крепче сжал пиалу.
– Пожалуйста, выпей лекарство, – с напряжением, чтобы голос не дрогнул, повторил он.
Немного повернув голову, Лю Синь взглянул на него мерцающим в свете огней взглядом.
– У этого молодого господина плохо со слухом? Сказал же – не хочу.
Понимание того, что под конец этой ночи он должен уехать на несколько долгих месяцев, отразило в синих глазах уязвимость наряду с горечью.
Поняв, что ещё вот-вот и рухнет в эти горькие чувства, пойдя на поводу изнывающего уже сейчас от тоски сердца, Тан Цзэмин смежил веки, чтобы взять мгновение и прийти в себя. Спустя несколько глубоких вздохов он открыл тёмные глаза, в которых отразился лежащий на постели молодой мужчина.
Растрёпанный белый халат разметался на таком же белом одеяле, что создавало впечатление, будто он лежит в объятьях белого снега. Чёрные гладкие волосы, блестящие в свете свечей, мягко скатывались по плечам, открывая часть белой шеи.
Скулы на лице Тан Цзэмина заострились. Растерянно моргнув, он чувствовал, будто вот-вот рухнет в омут, не успев ухватиться за скользнувшую меж пальцев цепь.
Лю Синь чуть повернул голову, отчего уголок его глаза блеснул золотым светом.
В этот миг, поймав простое движение, туго натянутая струна, что была пределом Тан Цзэмина, со звоном лопнула. И эти бурные неуправляемые волны чувств нахлынули, с рёвом поглощая его с головой.
Заметив, что тот не отвечает и не пытается его убедить, Лю Синь повернул голову, намереваясь подразнить его ещё немного. Но прежде чем успел сказать хоть что-либо, над ним уже склонилась тень.
Уперевшись коленом в кровать, Тан Цзэмин склонился, обхватив его загривок, и в следующий миг приник к его губам.
На границе сознания колышущаяся на мягком ветру ветвь стряхнула с себя лепестки, что тут же закружились в потоке ветра на фоне звёздного неба.
Глаза Лю Синя медленно округлились, едва он почувствовал прикосновение неизвестного ранее тепла к губам.
Дыхание обоих в этот миг замерло, как и их тела, напряжённые настолько, что по жёсткости были сравнимы с двумя копьями.
Моргнув и увидев золотые глаза так близко – такие же растерянные, как его собственные, – Тан Цзэмин оказался настолько ошеломлён, что не сразу пришёл в себя. А когда, наконец, сделал это, то толкнул языком меж чужих губ чёрную жемчужину, что закинул себе в рот ранее. Затем хотел было поспешить встать, но тут же был вынужден остановиться.
Чужая крепкая рука схватила его за воротник и рванула к себе, не дав отстраниться.
Золотые глаза феникса перед ним гневно сощурились и полыхнули, вслед за чем в его рот скользнул язык, выталкивая медовую жемчужину обратно.
Переплетение языков было столь ошеломляющим для обоих, что тела двух мужчин тотчас прошибло мелкой дрожью, будто под кожей пронеслась молния, заставив мысли в голове спутаться и разбежаться.
Действуя по наитию, Тан Цзэмин нахмурился и так же подался вперёд, отражая движение и перекатывая жемчужину в чужой влажный рот.
Горячее дыхание скользнуло вдоль прохладной скулы Лю Синя, спрятавшись в уголке обнажённой кожи между шеей и ухом, отчего он внезапно почувствовал пробежавшие вдоль спины мурашки. И лишь спустя несколько мгновений понял краем сознания, что то были пальцы, с силой скользнувшие с талии.
Спустя миг резким движением Тан Цзэмин рванул его на себя. Чёрные брови сошлись над переносицей, когда его губы с напором набросились на лежащего под ним мужчину.
Языки переплетались, ласкаясь в рваных примитивных движениях, будто вступив в бой и пытаясь перетолкнуть в рот друг друга жемчужину.
По чьему-то горлу прокатилось тихое рычание, вибрацией отдавшись под пальцами.
Дыхание Лю Синя стало прерывистым. Из-за лёгкой простуды ли это было или причиной послужило нечто иное, но в этот момент всё его нутро опалило жаром и прежняя показная уверенность, с которой он нырнул в эту битву на простынях, внезапно сошла на нет.
Опираясь на один локоть, Тан Цзэмин повёл головой, меняя угол прикосновений и захватывая чужие губы.
Оглядываясь назад, он бы не смог ответить на вопросы: когда в нём зародились чувства к этому человеку. Когда именно он словно прозрел и перестал видеть в нём простого благодетеля. Когда воспылал таким жаром желаний.
Никто не учил его, что такое любить.
Никто не объяснял ему правил в таких отношениях.
Осознав свои чувства за эти пять лет, что по мере течения времени формировались в его понимании всё чётче и чётче, он был намерен сдерживать себя во что бы то ни стало до последнего. Но все видимые и невидимые оковы, что он выстраивал в своём сердце все эти годы, сгорали сейчас столь стремительно, будто были брошенным бумажным журавлём в бушующее пламя.
Лю Синь повернул голову, чувствуя потребность вдохнуть глоток воздуха, но чужие пальцы тут же вернули его за подбородок обратно, чтобы наброситься с ещё одним жадным, выпивающим поцелуем.
Сердце Тан Цзэмина сбилось со своего ровного ритма и ударило в голову мыслью о том, что он в самом деле не был человеком высших моральных качеств. Ведь угодив в ловушку желаний, набрасывался на человека под собой точно обезумевший в пустыне, добравшись до живительной колодезной воды.
Всё ещё опираясь коленом о постель, больше всего он хотел позволить себе подхватить одну из этих длинных ног и забросить на своё бедро, чтобы умоститься между ними и притереться ближе. Скользящим движением приникнуть и почувствовать чужое сбитое дыхание грудью.
Сердце грохотало подобно сотням боевых коней под бой военных барабанов.
Раскрасневшиеся губы блестели в свете огней. Находящие друг друга в этой суматохе и переплетении потаённых чувств и желаний, что в эти мгновения выплеснулись наружу и не желали угасать.
Внезапно Тан Цзэмин с ясностью осознал, избавившись от оков. Настоящий он – был простым человеком, не обременённым высшими моральными качествами и не заковывающий себя в цепи, которые так стремился обвить вокруг себя. Дикость, временами пробуждающаяся в нём, как оказалось, распространялась и на предмет его чувств, желая заполучить его себе целиком без остатка.
Кончики пальцев подрагивали, а сердце в груди билось о рёбра.
Чувствуя давление левой руки на своём плече, Тан Цзэмин схватил её и вжал в постель над их головами, огладив центр ладони двумя пальцами. Проведя по границе перчатки, он обласкал чувствительную кожу, прежде чем скользнуть под тонкую ткань, отчего чужие пальцы напряжённо дрогнули, но расслабились уже в следующий миг.
Просунув руку Лю Синю под спину, он подтолкнул его к себе ближе, вжавшись грудью и утянув в ещё один глубокий рваный поцелуй.
Лежащий под ним мужчина, хрипло выдохнув, сжал его второе плечо крепче, цепляясь пятью пальцами. И непонятно было – пытается ли он оттолкнуть от себя или прижать к себе ближе, целиком потонув в обжигающих чувствах, что витали в голове точно шторм.
«Я всего лишь простой человек. Разве могу я быть не подвержен своим низменным желаниям?»
Жажда чувств характерна для всех людей.
Задыхаясь от глубокого прерывистого дыхания, Тан Цзэмин оторвался от покрасневших губ, чтобы сделать глоток воздуха; опустил затуманенный взгляд на распахнутый воротник, что обнажил белую длинную шею и часть крепкой плоской груди. Тёмно-синий взор заметил нечто, и лишь сосредоточившись, Тан Цзэмин понял, что то была чёрная жемчужина, покоящаяся в ямке изящной ключицы. Выскользнув из их ртов в самом начале, она мирно покоилась там, дожидаясь своего часа.
Выдохнув жаркий глоток воздуха, Тан Цзэмин склонился и лижущим движением прошёлся по ключице, оставляя длинный влажный след, вобравший в себя чёрную жемчужину.
Веки Лю Синя чуть дрогнули, веер пушистых ресниц приподнялся, но в тот же миг вновь лёг тенями на раскрасневшиеся щёки, когда влажный рот вновь накрыл его губы и перекрыл дыхание.
Чувственно и неторопливо, губы ласково прошлись нежным прикосновением, принеся медовую сладость и послевкусие жара на кончике языка.
Обхватив шею Лю Синя сзади, Тан Цзэмин чуть приподнял его. Большой палец лёг на кадык и огладил нежным прикосновением, вслед за чем яблоко под ним чуть качнулось, перекатывая по горлу жемчужину.
Опустив голову и крепко зажмурившись, Тан Цзэмин глубоко втянул в себя воздух, чтобы перевести дыхание. Но возможно ли это было, когда его нос находился всего в паре цуней от гладкой белой кожи, ещё хранящей следы его зубов? Чуть влажная после жара, она источала чарующий аромат, заставивший Тан Цзэмина тут же вцепиться в одеяло пятью пальцами, чтобы насилу совладать с не желающим отступать огнём во всём теле.
Хотелось открыть рот и проскользить вдоль скулы, едва касаясь зубами, оставляя за собой горячий след.
Он был лишён предрассудков и действовал сердцем.
Одеяло в пальцах со скрипом сжалось и, не выдержав, с тихим треском разошлось, оставив пять дыр. Приподнявшись на руках над балансирующим на грани яви и сна Лю Синем, лекарство на которого уже начало действовать, он прижался чуть дрогнувшими губами к его лбу и с силой зажмурился.
Он был простым человеком.
Пламя свечей колыхнулось, когда чёрный плащ взметнулся с постели; тихий скрип закрывшейся двери последовал через пару мгновений.
Вороной конь на улице взметнул тяжёлыми копытами и сорвался с места.
Лю Синь в комнате перевернулся на бок, сгребая в свои объятья куль тёплых одеял, и провалился в глубокий спокойный сон.
_________________
1. 桃源 (táoyuán) Тaoюань - «Персиковый источник» - уединённое место; рай на земле.