Спутник

      Если по дороге в общежитие, когда его окружали сплошь чужие люди, Баки казалось, что он ловит на себе странные взгляды, то вот когда он ступил на родную территорию, в окружение знакомых лиц, он в этом убедился. Кто-то косился на него с презрением, кто-то с испугом, кто-то ехидно, многие с завистью. Баки старался поймать своё отражение в каждом стекле, но ничего такого в своей внешности не замечал, что могло бы вызвать подобное внимание окружающих.       Не внёс ясности и Сэм, встретивший Баки словами:       — Знал бы, что так будет, поехал бы сам.       — И тебе не хворать, — буркнул Баки, разбирая сумку и развешивая проветриваться спортивную форму. — Что я пропустил? Не припомню, чтобы проспал 20 лет в Катскильских горах, да и ты вроде не постарел.       — Тебе интернет отрубили, что ли? В любую соцсеть зайди.       Баки, которому последние несколько часов было сильно не до социальных сетей, вопросительно посмотрел на Сэма, но всё же достал свой телефон, завис, глядя на всё ещё видимый на ладони номер, теперь только заметив, что цифры в почерке Земо были округлые и плавные, в отличие от его характера, и наконец открыл «Твиттер».       О, боже…       Под трендовым хэштегом #ГельмутЗемо ежеминутно множились фотографии из спортзала, ресторана и с улицы, на которых были запечатлены Земо и Баки. Вот они разговаривают у беговой дорожки. Вот мило беседуют за столиком, а вот кадр со спины — они стоят у кассы, как раз в момент ссоры. А на улице-то как они умудрились не заметить десятков снимающих их прохожих?       И каким местом думал Баки, соглашаясь провести время с одним из самых узнаваемых людей мира? С таким же успехом мог бы пообедать со Старком, президентом США или королевой Елизаветой. Ладно, обыватели, увидевшие рядом с собой знаменитость и не удержавшиеся от снимка, — но ведь есть же ещё папарацци, которые следуют за известными личностями по пятам в ожидании сенсации. До чего Баки был наивен, решив, что 13-й барон Земо может просто так пройтись по улицам Филадельфии в разгар дня в компании неизвестного, и это останется без внимания как минимум интернет-СМИ.       Кто-то особо талантливый умудрился подснять, как Баки кусает бургер и лицо Земо в этот момент, — и это лицо многого стоило. Фото уже превратилось в мем, и Баки даже не хотел читать подписи.       — Я в жопе, — произнёс Баки достаточно отчётливо, чтобы Сэм его услышал.       — Ещё нет, но, думаю, скоро будешь, — хихикнул он и ткнул в открытую фотографию, — судя вот по этому взгляду, очень скоро.       Баки встал, отталкивая Сэма, ушёл в ванную и там закрылся. Сэм что-то нелепое шутил из-за двери, потом извинялся и стучал, но Баки его игнорировал, пока не наступила тишина. Сколько перед этим прошлом времени — он не знал. Баки набирал и стирал снова и снова сообщение Земо. Что нужно говорить в такой ситуации? Поругаться, что из-за барона Баки он теперь мишень для папарацци и грязных домыслов? Или извиниться, что это из-за неосмотрительности Баки барон попал в такое щекотливое положение? Или обернуть всё в шутку — кинуть один из мемов? Может, следует сперва выложить на своей странице какое-нибудь заявление на этот счёт? Опровержение всех слухов? Лучшая защита — это нападение? Или делать вид, что это вообще не он? Может, у него есть брат-близнец?       Баки убрал телефон, так ничего не написав и не выложив, и умылся холодной водой. Лицо горело, и от мыслей кружилась голова.       Если предыдущую неделю Баки не мог вернуться к спокойной жизни, потому что один очень невежливый к чужому личному пространству барон назойливо лез в голову, то теперь спокойно жить ему просто не дадут. Будут преследовать, засыпать вопросами, а может, и третировать, — Баки живо представил напых шуток о папике и содержанке. А если найдутся бесчестные педагоги, которые решат, что, раз Баки теперь хорошо обеспечен, можно валить его на экзаменах, пока не заплатит? Ёлки-палки, ведь никто не поверит, что их ничего не связывает и они один раз, чисто случайно, по-дружески сходили вместе пообедать. Такие люди чисто случайно один раз с никак не связанными с ними студентами обедать не ходят.       Баки застонал, хватаясь за голову, и на короткий момент подумал о том, чтобы прямо сейчас утопиться, но, пожалуй, он уже перерос возраст суицидальных импульсов из-за всяких утырков.       Ладно, главное, что сам Баки знает правду. Надо взять себя в руки и, как обычно, самому разрулить проблемы. Сэм же как-то договаривался об интервью с Земо — может, у него остался телефон пресс-службы, можно позвонить, объясниться, — в конце концов, их начальник тоже оказался в переплёте, пусть решают возникшую проблему!       Баки уже почти собрался решительно покинуть уединение ванной и шагнуть в большой враждебный мир, когда зазвонивший телефон буквально заставил его подпрыгнуть от неожиданности. При виде имени звонившего, у Баки возникли два конфликтующих рефлекса: не брать трубку и, приняв вызов, высказать всё, что думает. Победило нечто промежуточное.       — И откуда у вас мой номер? — зло спросил Баки, ответив на звонок.       — Вы же указали телефон в профайле на сайте, забыли? — терпеливо и даже на удивление вежливо ответил немного искажённый электроникой, но всё равно узнаваемый и как всегда бархатистый голос Земо.       — Тогда зачем давали мне свой, если могли сами позвонить в любой момент?       — Хотел дать вам хотя бы иллюзорный контроль над ситуацией, но вы правы — хочешь сделать хорошо, сделай сам. Полагаю, вы уже в курсе, что мы с вами в трендах интернета?       — Если собираетесь подать на меня в суд за какой-нибудь урон репутации, хочу напомнить, что это была ваша идея…       — Джеймс, успокойтесь. Прямо сейчас сделайте три глубоких вдоха. Это приказ.       Мысленно послав Земо на все известные нецензурные адреса, Баки выполнил распоряжение и, действительно, почувствовал себя лучше.       — Мы уже изъяли из сети самые неудачные снимки, моя пресс-служба подготовила заявление, в котором говорится, что вы — молодой, подающий надежды писатель-дебютант, с которым я, как владелец издательства, решил встретиться лично. В бизнесе это нормальная практика. Вам остаётся только придерживаться этой легенды и побыстрее закончить свою книгу, чтобы мы её напечатали.       — А если я не хочу никакой легенды? — Снова вспылил Баки. — Если не хочу издаваться у вас? Если хочу, чтобы сама наша встреча осталась в прошлом, как страшный сон, чтобы все забыли об этих идиотских фотографиях, и больше никогда вас не видеть?       Повисла пауза. Баки тяжело дышал. Странно, но Земо не бросил трубку сразу после этого заявления.       — Вы правда этого хотите?       Баки вздохнул и сел на крышку унитаза, роняя голову на ладонь. А ещё неделю назад самым сложным в жизни ему казался вопрос №10 по истории литературы: «Проблемы и развитие парадигмы репрезентации в литературе различных эпох и воздействие на неё социально-политической ситуации».       — Я… Я не знаю, — честно признался он, и от этого почему-то стало удивительно легко.       — Я пришлю вам смокинг для той вечеринки. Вторник, шесть вечера, музей Гуггенхайма, на входе вас будет ждать приглашение. Я пришлю за вами машину.       — Я ещё не сказал, что поеду. Нет, машина не нужна.       — Я пришлю за вами машину. А если передумаете или что-то понадобится, у вас есть мой номер. А теперь простите, мне нужно работать.       Земо разъединился, а Баки ещё долго слушал длинные гудки в трубке. Господи, во что он только что влез? Позвонить сию секунду — а лучше, написать, чтобы не попасть снова во власть этого колдовского голоса, который начнёт убеждать, — отказаться!       Баки открыл на сей раз «Фейсбук» и по всё ещё трендовому хэштегу нашёл официальное заявление с аккаунта «Zemo & Son Inc.».       На фотографии под постом были Земо и Баки, идущие по улице, было видно, что они разговаривают. Пост гласил: «Исполнительный директор и владелец «Zemo & Son Inc.» Гельмут Земо провёл неофициальную встречу с потенциальным новым автором своего издательского дома Джеймсом Барнсом, студентом Филадельфийского института. На встрече обсудили условия сотрудничества, а также будущие совместные проекты. Публикация дебютного романа мистера Барнса предварительно запланирована на март будущего года».       Ишь что — а Земо, оказывается, ещё и рамки поставил, когда Баки должен закончить книгу. Понятное дело, до марта он ничего не напишет — как будто ему заняться больше нечем! А готова в лучшем случае половина. И вообще у него кризис. Надо поскорее заканчивать этот фарс — сразу после вечера сделать заявление, что партнёрство расторгнуто. От отмены несуществующего договора никто не пострадает, разве что нервы Баки, но хуже уже не будет, от них и так за последние дни мало что осталось.       Баки всё-таки вышел из ванной и почти тут же налетел на насупленного Сэма.       — И чего было после интервью врать, что ты отказался у него публиковаться? — проворчал он. — А я-то себе всякого надумал. Я же говорил, у тебя есть талант, раз даже самому Земо понравилась твоя книга.       — А что, он слывёт знатоком хорошей литературы?       — Ты вообще о нём ничего не знаешь, да? — уже более дружелюбно хмыкнул Сэм. — Его любимая книга — «Властелин колец», уже о чём-то да говорит.       — Вообще ни о чём — это мейнстрим. Вот если бы ему какой-нибудь Шервуд Андерсон нравился — это да, это «элитка».       Сэм закатил глаза, сел за свой ноутбук и, надев наушники, начал что-то быстро печатать. Едва он отвернулся, Баки задрал рукав на левой руке и с шипением начал неистово расчёсывать испещрённую шрамами кожу, как делал всегда, когда перенервничает. Если задаться целью и отделить шрамы от операций и зажившие расчёсы, не исключено, что последних окажется даже больше.       В коридоре раздались знакомые тяжёлые шаги, и в комнату без стука ворвалась Наташа — Баки еле успел одёрнуть рукав. Наташа всегда бесилась, когда заставала его за чесоткой.       — Ну так, какого размера член? — без прелюдий спросила она, усаживаясь на кровать Баки.       Он закатил глаза, взял тетрадь с конспектами к экзамену и тоже завалился на кровать, закинув ноги Наташе на колени.       — По-твоему я настолько плохо пишу, что мою книгу могут опубликовать только через постель?       — Нет, ты настолько упёртый баран, что заставить тебя опубликовать книгу можно только через постель.       — Ты же понимаешь, что ничего не было?       — И отказываюсь верить, что не будет! Вы шикарно смотритесь вместе, а тебе давно пора двигаться дальше и найти не-мудака.       — Они не были мудаками, — возразил Баки. — Просто Стив вышел из стадии би-экспериментов натуралом, а Рамлоу…       Баки запнулся, а Наташа вопросительно приподняла бровь в ожидании продолжения, которое, на самом деле прекрасно знала, ведь именно она таскала Баки к психотерапевту и помогала скрываться от бывшего парня — абьюзера. Парня, который когда-то был командиром отряда Баки и Сэма в Сирии и свои командирские замашки неизменно приносил с поля боя в спальню и там их оставил после увольнения в запас. Баки до сих пор помнил вкус пороха и смазочного масла с того дня, как ему в рот засунули дуло пистолета.       — Короче, Барнс, бери быка за рога, и чтобы свадьба на крыше Рокфеллер центра, — подытожила Наташа, подняла его ноги, как шлагбаум, и встала, чтобы уходить.       — Наташ, очнись, мы знакомы-то неделю, он ещё сто раз может передумывать книгу публиковать — какая свадьба?       — Вот тебе жалко дать человеку помечтать? У нас-то с Вандой на Рокфеллер никогда денег не хватит.       — Ты ей даже ещё предложение не сделала!       — Я жду подходящий момент!       — Какой? Когда в девяносто лет, разбитая альцгеймером, вытрясешь кольцо из подкладки куртки и скажешь «так вот что я забыла сделать шестьдесят лет назад!»       — Благодаря твоим фортелям до девяноста я не доживу.       Баки махнул рукой и уткнулся в конспект, и Наташа наконец ушла.       Жизнь немного пришла в норму — ну, насколько она может быть нормальной после того, как проснёшься знаменитым. За сутки к Баки подошёл каждый второй однокашник и попросил устроить встречу с Земо, чтобы он помог пропихнуть и их книгу. Баки раздавал всем почту редактора-отборщика, которую именно для таких случаев скинул ему почти сразу после их разговора Земо, и уходил от дальнейших расспросов. Значимым плюсом было и то, что ему, как без пяти минут опубликованному автору, поставили автоматом зачёт по творческому письму.       Телефон разрывали журналисты, литературные агенты, и представители издательств, неизвестно где и как получившие его номер. Первые жаждали всё узнать о будущей звезде литературы, вторые — предложить свои услуги, третьи — переманить Баки к себе, божась, что у них условия партнёрства лучше, чем у Земо. После звонка в полночь Баки просто поставил автоответчик для всех неизвестных номеров. Перезванивать он, разумеется, не собирался.       Позвонила сестра, разразилась гневной тирадой, с какой стати Баки решился на публикацию, а ей ничего не сказал. Баки напомнил, что она однажды решилась начать встречаться с его бывшим и ничего не сказала, и сестра просто бросила трубку. Через пару часов виновато перезвонила и поинтересовалась, нужна ли какая-либо помощь. Баки попросил себя убить, она саркастически похихикала и пожелала удачи.       За бывшего Баки на самом деле не был на неё в обиде: он провстречался с Питером всего пару месяцев в прошлом году, парень был сильно младше, и у них почти не было общих интересов, так что расставание было безболезненным, но всё равно поступок сестры воспринимался как предательство — даже не сам поступок, а то, что совершён был исподтишка.       В воскресенье вечером привезли смокинг. Баки позвонил дежурный с КПП и сообщил, что для него доставка. Когда Баки спустился, курьера уже и след простыл — ну разумеется, Земо уже всё оплатил. Вернувшись в комнату, Баки вытащил из одёжного чехла вроде бы самый традиционный, но чем-то неуловимо потрясающий смокинг.       Он был тёмно-синий, почти до черноты; пиджак с шёлковыми, переливчатыми лацканами наклонной формы, брюки со стрелкой такой остроты, что, казалось, можно порезаться, жилет в тон, белоснежная рубашка с туго накрахмаленным воротником, галстук-бабочка контрастирующего бордового цвета, ботинки-броги на пару оттенков её темнее, — чёрт возьми, даже носки! Носкам Баки не мог не улыбнуться: они были под цвет ботинок, но строгость образа нарушали два маленьких Гарфилда на самых щиколотках.       Баки до последнего боролся с желанием тут же всё это примерить, как героиня какого-нибудь устаревшего ромкома, которой устроили грандиозное перевоплощение. Но мерить было надо, так как стоял вопрос: в пору ли всё это? Ведь очевидно, что именно с этой целью Земо прислал костюм заранее, чтобы было время его подогнать. Но стоило Баки примерить рубашку, и ему стало страшно: она сидела как влитая.       Каждый предмет одежды был ему точь-в-точь, даже рукава рубашки показывались из-под пиджака на положенные полтора сантиметра.       Баки взялся за телефон и минут пятнадцать повертелся перед зеркалом, примериваясь для селфи, чтобы послать его Земо, но пока он решал, будет ли это чересчур фамильярно, Земо позвонил ему сам. Следит за ним, что ли?       — Вы получили посылку? — без приветствия спросил он.       — Да, вот хотел бы узнать, откуда вы знаете мои параметры? — поинтересовался Баки, продолжая крутиться, рассматривая себя.       Чёрт возьми, как потрясно эти брюки подчёркивали фигуру!       — Хотел бы соврать, что наша система безопасности сканирует очертания тела с точностью до миллиметра, но нет — посмотрел размерную бирку на вашей куртке. А размер ноги у нас одинаковый, если вы не заметил.       — Да как-то привык больше на лицо собеседника смотреть, чем на ноги, — ответил Баки, наконец отлип от зеркала и сел на кровать. — Спасибо вам, конечно, за такой подарок, но такие траты на вещь, которую наденут только раз? Это же даже не свадебное платье. Я вполне мог бы взять смокинг напрокат.       — Я бы хотел вас утешить, пообещав, что устрою повод надеть его снова, но это было бы враньём: для каждого нового повода должен быть новый наряд.       — Не слишком ли шикарно для подставного пресс-секретаря?       — Если вы не заметили, из пресс-секретаря вас уже повысили до моего протеже. А я привык окружать себя самым лучшим.       — Ну тогда со мной вы конкретно проебались.       Вместо привычного мгновенного полушутливого ответа на другом конце раздалась пауза. Баки похолодел от макушки до пальцев ног, и тугой ворот рубашки вдруг больно и тошнотворно сдавило горло. Баки резко рванул бабочку и поспешно расстегнул пуговицы до середины. Спазм никуда не уходил.       — Джеймс, если вы ещё раз выругаетесь при мне матом, наше общение закончится, — вкрадчиво произнёс наконец Земо, и только после этого Баки смог выдохнуть.       От ринувшегося в лёгкие кислорода даже закружилась голова.       — Не думал, что вы такой ханжа.       — Речь не о ханжестве, а о культуре поведения. Мы поняли друг друга?       — Да, ваша светлость.       — Вот и молодец, хороший мальчик.       У Баки от этих слов мурашки побежали и встали дыбом волосы на руках, дыхание снова перехватило — но теперь по-другому: приятно. Сердце забилось чаще, и что-то искристое и тёплое разлилось внутри. До чего давно его не хвалили!       — Что ж, тогда до вторника, Джеймс, — подытожил Земо, и Баки нашёл в себе силы только поддакнуть его гипнотическому голосу. — И помните, что к марту вы должны мне книгу.       — Так мы что, на самом деле это делаем? — пробормотал Баки, едва ворочая языком. — Я думал, это только для прикрытия, пока шумиха уляжется, а потом скажем, что «не получилось, не фартануло».       — Я всегда всё делаю серьёзно, Джеймс, иначе бизнес не построить. Кстати, тебе нужно будет на неделе договориться о встрече с издателем и официально заключить контракт.       — Но я не готов к публикации, честно! — воскликнул Баки, вскакивая на ноги и меря комнату шагами.       — У тебя есть время до марта, сказал же. Начинай готовиться.       Земо положил трубку, и Баки ткнулся горящим лбом в холодное оконное стекло. Снаружи по нему барабанил дождь, и Баки смотрел, как стекают капли, пока слушал гудки в трубки. Мало ему этой чёртовой теории литературы, так ещё и книгу теперь в срочном порядке дописывать!       11. «Преобразование роли и норм романтических отношений в литературе в разные эпохи».       12. «Эскапизм в дискурсе фэнтези 20-го века как социокультурный отклик на историческую парадигму».       13. «Классификация литературных жанров и отражение теории поколений в их преемственности».       Хлопнула входная дверь, Баки тут же положил трубку и обернулся. Стоявший на входе Сэм пялился на него так, словно у Баки третья рука выросла. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Баки предупредительным жестом велел этого не делать, забрал чехол из-под смокинга и ушёл переодеваться в ванную.       Во вторник Баки проснулся с чувством давно забытой лёгкости. За окном внезапно сияло солнце, и голова была приятно пуста. В кровати напротив похрапывал Сэм, в коридоре ходили и переговаривались немногочисленные не ушедшие на утренние пары студенты, жизнь казалась прекрасной и удивительной.       Но чем больше оформлялась окружающая реальность, тем чётче проступали воспоминания, пока не пришло осознание, что «день Д» настал, и вечером Баки ждёт экзекуция, сопоставимая с экзаменом по теории литературы, а может быть даже и страшнее.       Смокинг в чехле висел на вешалке на дверце шкафа, невиновный в страданиях Баки, но мучительный, и выглядел он сочувственно.       После единственной в тот день пары по поэтической теории Баки взял себя в руки и пошёл стричься. Ближайший салон был в соседнем квартале, и Баки там был завсегдатаем. Ему повезло — на смене даже была его любимая парикмахерша. Она поохала, как Баки оброс, пошутила над возможными причинами, что побудили его наконец взяться за себя, рассказала о новостях в своей жизни, пока орудовала ножницами (Баки старательно жмурился, чтобы не видеть острых предметов рядом со своими лицом и шеей и открыл глаза, только когда почувствовал знакомый запах геля для укладки). Парикмахерша сделала ему пробор на правую сторону, чуть взбила чёлку, закрепила результат лаком и с хорошей скидкой за услуги отправила Баки восвояси.       В коридоре общежития Баки столкнулся с Еленой, она окинула его критическим взглядом и одобрительно присвистнула. Сэм до конца дня был на занятиях, и Баки шарахался неприкаянный, то влезая в соцсети, то повторяя несчастные билеты к экзамену. Загуглил место проведения мероприятия, на которое его затащили, само мероприятие — обыкновенный фуршет с музыкой и сбором пожертвований на благое дело (в данном случае — на гуманитарную помощь каким-то африканским деревням), представил, как нелепо будет смотреться среди сильных мира сего и их спутников и спутниц, грешным делом подумал, насколько легко было бы взять и не пойти, но совесть взяла верх.       Да, он так никогда и не сказал окончательного «да» на этот вечер, но и однозначного отказа не дал. На него рассчитывали. Он не мог подвести.       В четыре Баки нарядился в смокинг, тщательно проверив каждый миллиметр на наличие складок, пятен, катышков и торчащих нитей, убедился, что всё идеально, сдобрил укладку дополнительной порцией геля, чтобы в дороге не растрепалась, рассовал по карманам документы, телефон и деньги, подышал пару минут в бумажный пакет, успокаивая приступ тревожности, собрался с мыслями, надел свою единственную куртку, которая контрастировала со смокингом, как граффити с лепниной рококо, и вышел из комнаты, чувствуя, что совершает большую ошибку.       14. «Влияние русской классики на формирование современной литературной мысли в США».       15. «Творчество русских постреволюционных беженцев в эмиграции». (Баки не нравилось слово «беженцы» в их отношении — в его глазах они были дезертирами).       16. «Холодная война» в русской и американской литературе 20 века».       17. «Теория моно- би- и мультиполярности в современной мировой литературе».       К счастью, присланному Земо водителю хватило такта не заезжать на парковку общежития — он ждал за углом. Шикарный «Мерседес» цвета красного вина со светлой обивкой салона и крокодильими формами резко выделялся бы на фоне конвейерных пластмассовых легковушек, на которых ездили однокашники, и разумеется, каждый неленивый вылез бы посмотреть, за кем приехал такой драндулет. Повторного позора Баки бы не пережил. А так ему удалось вполне незаметно под покровом вечернего полумрака и своей повседневной куртки улизнуть от назойливых взглядов соседей.       Водитель — высокий, широкоплечий, русоволосый бугай с не слишком интеллектуальным лицом, приветственно кивнул подошедшему Баки и услужливо распахнул перед ним дверь заднего сидения. Внутри пахло каким-то мягким ароматизатором. Машина завелась с пол-оборота и поехала мягко, как по маслу — ни в какое сравнение с трясучей колымагой самого Баки.       На самом деле, в отличие от многих, его «американской мечтой» не была хорошая машина и уютный дом с газоном. Баки предпочёл бы мотоцикл и хижину где-нибудь в глуши, в идеале на берегу озера, но это всё несбыточные мечты. Впрочем, если публикация книги удастся…       Но это тоже из области нереального. До марта Баки ничего написать не успеет, а потому никакой контракт на следующей неделе лучше не подписывать: а то ещё влетит на бабки за срыв дедлайнов.       Водитель вежливо молчал и даже не косился на пассажира через зеркало заднего вида. Посчитав, что это не будет невежливо, Баки достал телефон и продолжил зубрить вопросы к экзамену.       В какой-то момент он задремал. Проснулся от оклика «приехали, мистер». У водителя был низкий, сиплый голос, и он был как будто не рад, что пришлось везти кого-то рангом ниже иностранного посла или звезды спорта. Баки не стал брать на свой счёт: уж он как никто мог представить, как задалбывает однообразная работа и требовательный заказчик.       В голове забилась тревожная мысль: а ожидается ли от него плата? Надо ли оставить на чай?       Водитель ответил на эти вопросы, выйдя из машины, чтобы открыть Баки дверь, как настоящий королевский лакей, и, когда он вышел, сразу же уехал.       Баки стоял на тротуаре, глядя на красиво освещённое здание музея, не обращая внимания на спешащих куда-то мимо него людей. Оно напоминало новогодний подсвечник — казалось, что стены светились изнутри. Когда-то давно, в детстве, Баки с сестрой был в Нью-Йорке на школьной экскурсии, ему безумно хотелось обойти все музеи, но в программе был только Музей естественной истории, где сестра носилась от экспоната к экспонату, вспоминая, которые из них были в «Ночи в музее». И вот наконец мечта сбывалась, пускай и таким нелепым образом.       Тело сковала привычная тревожность: как там устроено всё внутри? Куда ему идти? Что говорить? Почему не прибывают остальные гости — ведь уже шесть-ноль-пять.       Сердце забилось до боли быстро, и дышать стало тяжело. Баки был уверен, что ещё чуть-чуть, и ноги перестанут держать.       Тем временем к тротуару подкатил ещё один шикарный автомобиль, и Баки отступил в сторону, чтобы дать выйти утончённой богатой паре. Мужчина был в классическом смокинге, дама — в меховом манто на атласном платье, вся в драгоценных камнях. Они изящно поднялись по лестнице ко входу, дама опиралась на локоть спутника, а свободной рукой придерживала подол, — ну всё точно, как в фильмах про элиту.       Собравшись с духом и подождав, пока пара зайдёт внутрь, Баки последовал за ними.       Швейцар на входе критически его осмотрел, Баки в ответ выдавил улыбку и всё-таки был впущен внутрь. В предбаннике было ослепительно светло и тепло, из следующего зала было слышно голоса, смех и приглушённую музыку. Чуть более приветливый гардеробщик принял у Баки куртку, и оставшись без этого последнего рубежа защиты, Баки почувствовал себя в инородном облачении голым. Но гардеробщик, принесший ему номерок, одарил Баки взглядом, как бы говорившим: «Вот теперь да, вижу одного из нас, ходи веселей».       В проходе между предбанником и первой галереей, увешанной полотнами и уставленной скульптурами, за небольшой стойкой дежурила элегантно, но просто одетая женщина средних лет со строгой улыбкой. К ней Баки и подошёл.       — Добрый вечер. Меня ждут… Наверное. Я по приглашению.       — Ваше имя, пожалуйста? — спросила женщина, явно понявшая, что собеседник чувствует себя не в своей тарелке.       — Барнс, Джеймс.       Женщина быстро перелистнула несколько страниц, испещрённых именами, кивнула, поставила галочку напротив одной из строчек и жестом пригласила Баки проходить.       — Приятного вечера, мистер Барнс.       Баки поспешил прошествовать в зал, уверенный, что девушка провожает его скептическим взглядом. Он бы на её месте на себя точно так смотрел бы. Не прошло пяти минут, уже выставил себя идиотом. Вечер перестаёт быть томным.       Очень кстати почти сразу же поблизости материализовался разносчик напитков, и Баки реквизировал себе стакан виски, после чего отправился фланировать по залу, наслаждаясь произведениями искусства, которые давно мечтал увидеть воочию.       Ненадолго его перестало волновать, что он находится в чуждой для себя обстановке, среди незнакомых людей: он и живопись, — вот всё, что имело в данный момент значение. Ореолы света, окружавшие каждое полотно, словно затягивали, и легко было представить себя растворенным в толпе на картине Пикассо или одиноко бредущим по лугу на полотне Ван Гога. Последний всё же не зря был одним из любимых художников Баки: долго он простоял у «Подземного перехода с виадуком», придумывая разные варианты и гадая, а кем на самом деле была тёмная фигура под сводом.       Ненадолго Баки подумалась: а ведь вся его жизнь — как эта картина, пустая дорога, уходящая куда-то во тьму, и неизвестно, что ждёт с другой стороны.       По мере того, как Баки бродил по залу, неприкаянный, ни с кем не разговаривая, он стал всё чаще ловить на себе взгляды других гостей. Разумеется, он тут был единственным чужаком — остальные знали друг друга хотя бы в лицо, составляя элиту города. Кто-то смотрел на Баки с интересом, видя нового человека в однообразной компании, кто-то был удивлён — по той же причине, некоторые господа одаривали его прямо-таки подозрительным и враждебным взглядом.       Баки допил свой второй стакан виски.       Интересно, а если сейчас свалить, прокатит потом отмазка, что он просто не нашёл в этой толпе Земо и подумал, что тот не пришёл? Ведь, в сущности, почему Баки был здесь? Только ради Земо.       Когда растерянность и тревога настолько крепко впились в горло, что Баки уж подумывал ретироваться в уборную с подступающим ощущением тошноты, отдаваясь эхом, на весь зал раздался оклик:       — Джеймс! Вот ты где! Давно приехал? А я тебя везде ищу!       К Баки подошёл — нет, подлетел, будто паря над полом, Земо, как всегда безупречно одетый и чуть более хитро, чем обычно, улыбающийся, отчего на его щеках появились милые ямочки, тотчас подцепил Баки под локоть, словно считав мысли о бегстве, и отсёк пути к нему.       — Ты постригся? Тебе идёт. Но до этого мне тоже нравилось. Не успел заскучать без меня? — Земо болтал так обывательски, будто они вдвоём каждый день бывали на званых вечерах.       — Можно вопрос, — перебил Баки, — вы всех своих протеже на светские мероприятия выводите, или только мне досталось?       — Честно говоря, ты мой первый протеже, — улыбнулся Земо и поправил Баки галстук-бабочку.       — Понятно. — Баки вздохнул и высвободил руку из захвата. — Я здесь потому, что вам нужен был тот самый свисающий с локтя аксессуар.       — Ну, Джеймс, ты гораздо больше, чем аксессуар, — пожурил Земо. — Ты не представляешь, как утомляет на каждом мероприятии отвечать, почему я пришёл один.       — Зачем нужна была вся эта сложная схема с ролью секретаря и публикацией книги? Вы не могли просто меня попросить?       — А ты бы согласился?       Баки не ответил и отвёл глаза. Мимо как раз проходил разносчик, и Баки отхватил себе и Земо ещё по стакану. Барон благодарно кивнул и отпил небольшой глоток. Баки осушил залпом сразу полпорции.       — Улыбайся, Джеймс, — сказал Земо, снова беря его под локоть. — Здесь так принято. Нам предстоит пообщаться со многими людьми.       — Если забуду, как буквы в слова складывать, можно просто всех убить? — полушёпотом спросил Баки, и Земо в ответ тихо засмеялся.       — Хотелось бы, но не уверен, что массовое убийство будет хорошим пиаром для начинающего автора. А вот и наше первое испытание — видишь, идут, руками машут? Владелец конкурирующей фармакологической компании с супругой.       Две пары сошлись, Земо представил Баки собеседникам, личность Баки их, к счастью, не особо заинтересовала — только супруга предпринимателя, пока тот обсуждал с Земо деление сфер влияния на рынке, спросила, как он находит музыку. Баки соврал, что предпочитает в музыке начало 20-го века, собеседница поинтересовалась, доводилось ли ему слышать 8-ю симфонию Малера вживую, Баки посокрушался, что нет, она посоветовала ему пренепременно это сделать, Баки пообещал, на этом разговор благополучно закончился, и Баки допил свой виски.       — Если ты намерен выпивать после каждого диалога, тебя отсюда вынесут ногами вперёд, — предупредил Земо, когда они заворачивали на второй круг по залу, а Баки по пути разжился ещё одним стаканом.       — Засядько меру знает, — по-русски повторил Баки шутку, которую слышал от Наташи, и, к его удивлению, Земо усмехнулся.       — Соковия, как и бо́льшая часть Восточной Европы, находилась под советским влиянием, к нам приезжало много спецов, полезно было знать язык главных деловых партнёров и их культуру, — пояснил Земо.       — А потом советское влияние кончилось, и начались капитализм, счастье, зае… — Баки запнулся и прокашлялся, — и полный кайф.       — Если ты подразумеваешь, что наша компания на волне декоммунизации «переобулась» и ударилась в антисоветчину, ты ошибаешься. Отец до последнего сожалел о крушении советского строя. Плановая экономика имеет свои преимущества. Ты как минимум заранее знаешь, какой тебе нужен запас ресурсов и сколько человек, чтобы закрутить лампочку. Но, безусловно, теперь я в полной мере наслаждаюсь благами и либерализма, и демократии. Вон, кстати, идёт её большой поборник: конгрессмен от Нью-Джерси с женой. Я спонсировал его предвыборную кампанию. За ответную услугу, разумеется.       Баки с натянутой улыбкой пережил ещё один политический трёп, обмениваясь с женой конгрессмена понимающими скучающими взглядами. Не успели властители договорить, как к ним подошли трое молодых людей — это оказались игроки домашней бейсбольной команды Нью-Йорка, они засыпали комплиментами и благодарностями конгрессмена, а потом начали уламывать Земо заключить всё-таки рекламный контракт с их клубом, Земо снисходительно улыбался и кивал, но потом, когда компания разошлась, шепнул Баки, что контракта им не видать, как своих ушей, потому что на этот сезон у них плохие прогнозы из-за смены тренера.       Лица сменялись перед глазами: тонкие, толстые, молодые, старые, мужчины, женщины. Баки быстро забывал кому его представляют, благо встретиться снова ему не представлялось возможным. Земо шутил, язвил, заигрывал, бывал холоден и строг со своими собеседниками. Он был здесь как рыба в воде — было очевидно, что на таких сборищах он бывает регулярно и подкован поддерживать беседы на любые темы. Ну а то, что с сильными мира сего он встречается на постоянной основе после разговора за обедом было для Баки очевидно.       Неожиданно очередная компания собеседников (двое мужчин средних лет и делового вида женщина немного моложе) активно заинтересовались личностью Баки, едва прозвучало его имя.       — А, то самое ваше юное дарование, — сказал мужчина в синем костюме, обращаясь к Земо, но протягивая Баки для пожатия свободную от фужера с шампанским руку. — Очень рад познакомиться, мистер Барнс, я издатель газеты «Нью-Йорк таймс», это наш главный редактор и редакторесса приложения «Бук Ревю». Как считаете, попадёте в наш список бестселлеров?       — Ну не знаю, смотря из чего стрелять.       Вся троица дружно залилась смехом, и Баки понял, что эти ребята у Земо под каблуком и будут поддакивать его мнению о любом литературном самородке, будь то новый Хемингуэй, будь побратим «Сумерек».       — Ну расскажите же нам, — вмешалась женщина, — о чём ваша книга? Или, пардон, это коммерческая тайна?       Она кокетливо покосилась на Земо, и тот ответил ей холодной, деловой улыбкой.       — Наши авторы вольны сами определять пределы спойлеров. Разве что, Джеймс считает это плохой приметой…       — Эээ… нет, — промямлил Баки, отчаянно покосился на Земо, слово умоляя его спасти, но тот встал на сторону врага и сам выглядел заинтересованным.       «Ну давай, расскажи мне, что я собираюсь публиковать», — как бы говорило его лицо. Баки вздохнул и допил свой пятый (шестой?) стакан.       — Ну там типа… Мир фэнтези, — забормотал он (ему ещё никогда не приходилось объяснять свой сюжет кому-то, кроме друзей, которым он пересказывал его в народных выражениях). — Похож на «Властелина колец»… Только без хоббитов.       Трио газетчиков снова захихикало. Земо выглядел заинтересованным.       — Там есть как бы раса высших существ — прямых потомков божеств, сотворивших их мир. И простые смертные. И они живут своими верованиями и традициями, магическими ритуалами много тысяч лет — типа, законсервировались, пока другие миры развиваются. Там на самом деле несколько планет в одной системе, вот. И когда у них начинаются климатические изменения, — ну вообще полная терраформация ни с того ни с сего, верхушка власти — из высших существ — понимает, что народ выживет, только если его, так сказать, модернизировать с помощью технологий залётных гостей. И фэнтези начинает превращаться в киберпанк. И там такой основной конфликт, ну как бы, да, уповать на традиционно-божественное, что в критический момент создатели придут и спасут, или, не теряя времени, действовать, отвергая старое, менять магию на науку и всё такое.       — Потрясающе, как интересно, — ахнула женщина.       — Да-да, очень глубокая мысль, — поддакнул до того молчавший второй мужчина, в чёрном костюме. — Магия ведь здесь очевидно аллюзия на религию — как это актуально и остросоциально, эта вечная дихотомия…       — Мне кажется, мистер Барнс провёл очень чёткую параллель с нашей политикой — с моментом, когда предвыборные обещания заканчиваются и начинаются реальные действия.       — Ну нет, — встрял Баки, и все так посмотрели на него, как будто не ожидали, что автор посмеет влезть в обсуждение его замысла, которое идёт совсем не в то русло. — Это скорее про выбор: делать то, что действительно нужно народу, или то, что поднимет твой рейтинг. Это очень часто полностью противоположные вещи.       Троица переглянулась, издатель скорчил гримасу «нот бэд». Земо же смотрел на Баки с такой детской и довольной улыбкой, как будто только что победил в споре «мой папа твоего уделает». А ещё с той гордостью, с какой смотрит мать на своего ребёнка, в котором все сомневались, выигравшего какой-нибудь конкурс. «Моё, моё, завидуйте», — так и кричал этот взгляд.       — А противоположности, как мы знаем, притягиваются, — раздался из-за спины подозрительно знакомый голос, и в круг вошёл ещё один собеседник в сопровождении роскошной, высокой, рыжеволосой женщины. — А вы о чём?       — Старк, — процедил Земо и закатил глаза, пока газетчики ретировались.       — Привет, барон, — отозвался Тони Старк собственной персоной, потягивая виски. — Что нового? Летал на пушечном ядре или вишни на рогах оленя выращивал?       — Смешно, Старк, долго шутку за уши притягивал?       — Не дольше, чем ты вытягивал себя за волосы из болота. Смотрю, ты не один. Свершилось чудо. — Старк переключился на Баки, протягивая ему руку. — Добрый вечер, думаю, мне представляться не нужно, это вот моя незаменимая и обожаемая мисс Поттс, которая отказывается брать мою фамилию, а вы кем будете?       — Джеймс Барнс. Не имею отношения ни к «Барнс энд Ноубл», ни к «Фонду Барнса», — представился Баки, пожимая предложенную руку и предупреждая все возможные шутки о его фамилии.       — А Ребекке Барнс? — поинтересовался Старк, вопросительно приподняв бровь, и тут же спохватился и начал пояснять. — Поехал я в МТИ читать речь — ну, почётный выпускник, все дела, заодно и протеже своего проведать, ну, Паркера. А он — этот мелкий предатель! — вот, говорит, мистер Старк, знакомьтесь, это Бекки. Ну, эта Бекки за пять минут пропиарила мне свой проект искусственного интеллекта по защите от кибер-атак. Теперь у меня два протеже.       — Да, вы имели несчастье познакомиться с моей сестрой, — хмыкнул Баки.       Так вот почему она перестала просить у него взаймы до получки!       — И как, законы Менделя работают? Может, тоже какую-нибудь вундервафлю предложишь?       — Разве что сходу сочинить поэму фалековым гендекасиллабом.       — А, вспомнил, где тебя видел — ты тот самородок от мира литературы, которого наш барон откопал — где ты его откопал? — в Филадельфии. Боже мой, в Филадельфии вообще есть жизнь, не говоря о литературном круге?       — В Филадельфии жили и работали Айзек Азимов и Ноам Хомски, мне кажется, это достойное соседство. — Баки пожал плечами.       Старк одобрительно-саркастично похлопал.       — Браво. Отличный парень, Земо: интеллектуальный и умеет за себя постоять. Береги его. А ты, пацан, — Старк снова обратился к Баки, — если этот недобитый коммунист будет обижать, двигай ко мне — у меня тоже есть издательство. Будет второй Барнс под моим крылышком.       — Третий, — хмуро брякнул Баки. — Одного вы десять лет назад уже чуть на Луну не отправили.       Старк вдруг побледнел и осунулся.       — Так вы дети Уинифред Барнс?       Баки кивнул, и Старк с искренней торжественностью крепко пожал ему руку.       — Спасибо за службу, — тихо сказал он, и после, взяв свою партнёршу под локоть, наконец ушёл.       Не успел Баки опомниться, как за ту же ладонь, что пожимал Старк, его вдруг схватил Земо и увёл по лестнице на второй этаж, погружённый в полумрак, рассеиваемый только светом снизу, проникающим через балкон. Там никого не было.       — Не люблю, когда посягают на моё, — проворчал Земо, отпуская руку Баки и отворачиваясь, опираясь на перила. — Такое ощущение, что он знает тебя лучше, чем я, хотя вы видитесь впервые в жизни.       — Мы виделись на похоронах моей матери. Мне было 15. До сих пор помню, какая на ощупь ткань американского флага. А он стоял напротив, в этих идиотских солнечных очках, хотя было пасмурно. Я почему-то был уверен, что он пьян, или с похмелья. Мне не за что было на него злиться — он не был виноват, что команда проектировщиков что-то не так рассчитала, а инженеров — что-то не так спаяла. Но… Это была моя мама. Я смотрел в детстве документалки про «Челленджер» и «Колумбию», и пытался представить: каково это, стоять на земле и смотреть, как в нескольких километрах от тебя разлетается на куски высокотехнологичная банка, в которую заточён твой близкий. А потом сам узнал. «Инфинити» — вторая в истории посадочная миссия на Луну, под финансированием Старка. Шаттл взорвался на взлёте. Про него тоже документалку сняли. Я тогда отказался давать интервью про маму — не было сил. Теперь жалею: её никто кроме нас по-настоящему не знал. Это была первая миссия, на которую она решилась после рождения детей, мы все уговаривали её лететь. Вот, доуговаривались. Вы представляете, каково это жить с чувством, что косвенно убил человека?       — Да, Джеймс, представляю.       Баки запнулся и во все глаза уставился на стоящего перед ним Земо. Полумрак второго этажа и свет с первого словно разрезали его лицо пополам, и оно будто светилось. Взгляд его был суровым и печальным — как вообще можно сочетать две такие разные эмоции? В этот момент он казался Баки невероятно красивым — словно какое-то потустороннее существо, демон-искуситель. Какие странные и неэтичные мысли в такой драматический момент!       Снова этот полунамёк на большую трагедию в жизни барона. Возможно, ту самую трагедию из-за которой он одинок, из-за которой столько лет не появлялся на публике с парой. Возможно, Баки следует чувствовать себя польщённым, что именно ему выпала честь перейти с бароном этот Рубикон? Но за какие заслуги? Чем он особенный?       — Кого вы потеряли? — робко прошептал Баки. — Расскажете?       — Это личное, — отрезал Земо и снова отвернулся.       Даже при слабом освещении было видно, как напряжена под пиджаком его спина. Баки очень хотелось дотронуться, погладить, чтобы опустились плечи и расслабились лопатки, сделать успокаивающий массаж. Но нельзя. Ему не давали разрешения трогать. Баки по себе знал, как важно соблюдать личные границы.       — Мне понравился сюжет твоей книги, — сменил вдруг тему барон. — Много осталось писать?       — Если честно, — Баки нервно хихикнул, — это должна быть трилогия-эпопея, и я сейчас в самом начале, где те самые божества-создатели спорят, допустимо ли вступать в любовную связь со смертными.       — Какая тонкая аллюзия на неравные браки, — Земо хмыкнул. — А ты что думаешь?       — Я думаю, что чужая душа потёмки. Но если чувства и желания взаимны и сознательны, то не пойти бы остальному миру к чёрту?       — Он и пошёл. Мы живём в странное время, когда гуманизм и справедливость оказались на разных чашах весов, а благотворительные вечера стоят втрое больше всех пожертвований, которые удастся собрать. Пойдём вниз, пока нас не хватились и не подумали что-нибудь не то.       — А вас так пугает, что подумают что-то не то, потому что это испортит вашу репутацию, или потому что этого на самом деле нет? — хмыкнул Баки.       — А его нет? — переспросил Земо.       Они стояли очень близко, вполоборота друг к другу, и их руки чуть касались. Баки несколько раз нервно дёрнул пальцами, а потом позволили себе коснуться пальцев Земо. Он не отдёрнул руки. Постепенно, продвигаясь по миллиметру, их руки соединились. Баки только теперь понял, как замёрз от волнения, когда его ледяной кожи коснулись тёплые пальцы барона.       — Джеймс, видит бог, я держал себя в руках, — сказал Земо, — если ты сейчас же не отойдёшь от меня, я больше тебя не отпущу. И, поверь, я далеко не лучший партнёр для такого юного и романтичного мальчика как ты.       — То, что я учусь на литературном, не делает меня романтиком. Напомнить вам, что я служил в армии? Мои впечатления от жизни уже безнадёжно испорчены.       — Я не хочу причинить тебе боль.       — Так не причиняйте. Или, контролируя всё на свете, вы не в состоянии проконтролировать себя?       Земо нежно дотронулся до подбородка Баки, а потом всей ладонью обхватил его лицо. Баки едва удержался от кошачьего рефлекса потереться об эту ласковую ладонь: что-то ему подсказывало, что Земо приветствует инициативу от своих офисных работников, но не от романтических увлечений. Мог ли Баки справедливо считать себя его романтическим увлечением? Но разве барон только что косвенно не признался, что Баки — объект его желаний?       Земо подошёл на полшага и чуть привстал на цыпочки. Баки прикрыл глаза и затаил дыхание. Вот сейчас, наконец-то! «Поцелуй меня!»       — Не здесь и не сейчас, Джеймс, — неожиданно сухо сказал Земо и тут же отступил. — Тебе надо всё как следует обдумать. Пойдём вниз. Закончим вечер, и я отвезу тебя в отель.       — Зачем? — удивился Баки, но всё же последовал за Земо обратно к лестнице и на первый этаж.       Резко ударивший в глаза свет ослепил, Баки даже прищурился.       — Уже поздно, даже с хорошим водителем не стоит в такое время ехать в другой город. Тебя отвезут утром. Отель принадлежит мне и ничего не будет тебе стоить.       — Дело не в деньгах, просто я не хочу с бухты-барахты оставаться на ночь в незнакомом месте. У меня даже нет с собой зубной щётки и сменного белья.       Земо притормозил на нижней ступеньке и скептически покосился на Баки, приподняв бровь, как бы спрашивая: «Ты серьёзно думаешь, что я не смогу обеспечить тебя всем необходимым?» Что-то было в этом взгляде, что дало понять: спорить бесполезно. Баки вздохнул и понурил голову. Земо взял его руку в свою и продел под локтем — словно Баки был тряпичной куклой.       Они продолжили фланировать по залу. Снова сменялись лица, сливались в какофонию голоса, а Баки всё пытался выхватить взглядом среди леса голов «Виадук» Ван Гога, а когда выхватывал, смотрел, смотрел на него, и мысленно переносился на эту пустую улицу, слышал гул своих шагов под сводом, и всё шёл, шёл, никак не достигая обратной стороны, и тщетно гадая, что же там: спасение? Или лишь новые испытания?       — Так, Джеймс, тебе уже точно хватит.       Очередной стакан виски сам собой выпрыгнул из его руки и поплыл по воздуху обратно на поднос.       — С чего вы решили? — пробурчал Джеймс, пока Земо утягивал его от центра зала к пуфикам у стены, свободной от картин.       — С того, что твоя улыбка стала искренней. И ты шатаешься. Сядь.       Земо надавил Баки на плечи, усаживая его на пуфик, и начал набирать сообщение в телефоне. Баки осмотрел дислокацию. От глаз гостей вечера пуфик был очень удачно скрыт несколькими крупными горшечными растениями. В глазах немного рябило, и Баки не был уверен, что это были за растения. Баки приложил усилие, чтобы заставить своё тело покачнуться, и по инерции подался вперёд, утыкаясь лбом куда-то в район живота барона. Тот от неожиданности рефлекторно сделал полшага назад, но тут же вернулся в исходное положение. Одна его рука забралась в волосы Баки и начала нежно их перебирать, словно он был котом, уснувшим на коленях. Баки даже замычал от удовольствия.       — Не сегодня, Джеймс, не сегодня, — улыбчиво произнёс Земо, убрал телефон и всё-таки отдёрнул руку, отступая, из-за чего Баки чуть на полном серьёзе не рухнул с пуфика. — Водитель сейчас приедет. Продержись, пожалуйста, ещё десять минут, пока мы прощаемся с некоторыми важными людьми. Можешь встать?       Перед глазами теперь по-настоящему плыло, как после контузии от взрывной волны. Внутри всё крутило и бурлило, словно там поселился Чужой, и откровенно подташнивало, но Баки мужественно кивнул и постарался как можно плавнее подняться с пуфика. Голова тут же закружилась и заболела. Впервые за вечер Баки был благодарен опираться на локоть Земо, потому что сам по себе он бы непременно или упал, или в кого-нибудь врезался. Поперёк горла стоял тошнотворный ком, и сердце бешено колотилось. Всё-таки Земо был прав: последний стакан был уже лишний.       Они подходили к людям — наверняка где-то в процессе вечера Баки с ними знакомился, но он бы не вспомнил имён и титулов даже под пытками — и сердечно врали друг другу, как были рады повидаться. Одним из последних расшаркались с фармакологическим конкурентом Земо — его Баки запомнил исключительно из-за жены. Ему даже хватило сил поддержать её огорчение от того, как здешний оркестр испортил второй концерт для фортепиано Рахманинова. (Ей богу, Баки в нынешнем состоянии не отличил бы Рахманинова от Венского овощного оркестра).       Наконец они раскланялись с последним приятелем Земо, и барон буквально за руку вытащил Баки в предбанник. Здесь было не так тепло и душно, и не перед кем было держать марку, так что Баки тут же осунулся и привалился к стене, внешним видом вполне выдавая внутреннее состояние. Он даже не стал возражать, когда Земо, в ответ на вопрос «где твой номерок?» получив лишь невнятные махи руками, сам облазил его карманы.       — И как же мне не хватило предусмотрительности прислать тебе ещё и пальто, — проворчал Земо, оттаскивая Баки от стены и, как на куклу, надевая на него куртку. — Это что, сейчас так модно? Молодёжь так ходит?       — А вы такой прям старикан, — фыркнул Баки.       — Моё окружение несколько более… Зрелое.       Земо ловко накинул своё излюбленное пальто и поднял меховой воротник.       Взяв Баки под локоть, он вывел его на улицу, и в лицо ударил прохладный ночной ветерок. Лёгкие, до того словно сжимавшиеся, раскрылись, и в груди даже стало больно, когда Баки с наслаждением глотнул кислорода. Городские огни слились, как на фотографиях с длинной выдержкой. Несмотря на глубокую ночь — время приближалось к полуночи — город жил и бурлил. Куда-то спешили люди, машины рассекали по дороге. Баки начал засыпать стоя, пошатнулся и упал бы, если бы Земо не удержал его, положив руки на спину и грудь.       — Красиво, — пробормотал Баки, а потом задрал голову, но увидел только грязно-синее из-за отражения электрического света небо. — А вы любите смотреть на звёзды?       — У меня нет на это времени, — проворчал Земо.       К порогу музея подъехал давешний «Мерседес», водитель вышел и помог Земо затолкать Баки на заднее сидение. Барон сел рядом с ним, и Баки тут же уронил голову ему на плечо. Сознание уже отключалось, но Баки всё же почувствовал, как машина тронулась.       — Спасибо за отличный вечер, — прошептал он, — хоть в музее побывал. Посмотрел вживую Ван Гога.       — Тебе нужно поехать в Амстердам — там самое большое собрание.       — Одному скучно. Вы бы поехали со мной?       — А ты бы хотел?       — Вы всё время спрашиваете о моих желаниях, а потом всё равно делаете, что считаете нужным. Зачем тогда тратить время? Для очистки совести?       — Спи. Потом поговорим.       Удивительно, но Баки действительно заснул, так и оставив голову на плече Земо, и в последний момент успев осознать, что тот взял его руку в свою.