В ду́ше и в душе́

Джисон не дрочил на лучшего друга. Совсем-совсем, точно-точно. Тогда почему на душе у него так погано? Мысль о том, что ему снова придется увидеть Феликса вечером голым, не дает Джисону покоя весь день. Но в конце концов он решает, что, поскольку проблемам надо смотреть в лицо, он помоется вместе с лучшим другом и докажет себе, что встал у него вовсе не на Феликса. Кроме того, Джисону действительно интересно посмотреть на результат их эксперимента по совместному принятию душа. У Хана в голове между собой борются отрицание того, что его возбуждает тощая задница Феликса, и страх перед этим фактом. Побеждают в итоге природная жадность и любознательность. Вечером Феликс приносит из кофейни любимые булочки Хана и чизкейк, потому что утром друг выглядел каким-то сонным и отстраненным. Ли ластится самым настоящим котом и чуть ли не мурлычет, когда делает соседу какао с зефирками, ставит кружку перед сложенными на столе руками Джисона и смотрит исподлобья как бы говоря «я тут, ты можешь мне все рассказать». Хан со смущенной улыбкой принимает еду, но старается по возможности держать излишне тактильного Феликса на расстоянии. Руки чешутся от желания пожамкать Ликса за щечки, пунькнуть в красивый нос, но Джисон эти желания игнорирует. Не время сейчас. Он решает сам для себя: никакого тактильного контакта с лучшим другом, пока он точно не будет уверен в себе и в том, что в их отношения никакое гейство не прокралось. И дело даже не в том, что Хан боится, что Феликс по ошибке примет его за представителя сексуальных меньшинств (конечно, в таком случае чуть-чуть пострадает джисонова гордость), а в том, что парень боится потерять своего лучшего друга. Джисон чувствует себя ужасным бро, потому что у настоящих бро не стоит на их бро. Это всем известно. И, тем более, настоящие бро уж точно не кончают с мыслями о хорошеньких задницах их бро. Из раздумий Хана вырывает Феликс, который ерошит своей маленькой ладошкой джисоновы волосы — недолго просуществовал запрет на тактильный контакт. — Джисони, — зовет Ли, — ты чего задумался? — Да ничего. — Ну я же вижу, что ты грустишь весь день. Сон-а, признавайся что случилось! — Феликс перегибается через узкий кухонный столик и кладет свои теплые ладони на джисоновы. — Это универ? Девушка? Я могу помочь? Милый, такой милый Феликс. И такой хороший друг, так беспокоится о Джисоне. Хан после этого чувствует себя еще бóльшим дерьмом, потому что вынужден врать о причине своего плохого настроения. — Да ничего, — Джисон прячется за большой кружкой, — это все универ, не переживай особо… — А может, ну его, этот универ все-таки? — прищуривает глаза Феликс. Он как никто другой всегда верил в талант Джисона как музыкального исполнителя, такому ведь действительно образование юриста ни к чему. Обычно Хан отшучивался, что так он точно не подпишет невыгодный контракт с лейблом, а потом не спал ночами, чтобы доделать очередную работу для занудных преподов в последний день. — Ликси, мы же уже об этом говорили, — Хан взял его руки в свои и сразу понял, какая это была ошибка: ладошки Феликса показались ему обжигающе-горячими. Собственные вспотели мгновенно, и Джисон засомневался: достаточное ли количество раз он помыл руки после того, как подрочил вчера вечером и сегодня по приходе из универа. Он тяжело сглотнул. — Все нормально, остался последний год. К тому же, если я брошу универ сейчас, то отец перестанет скидывать деньги, а этого, учитывая переезд, совсем не хочется. — Я мог бы стать твоим сахарным папочкой, — с довольной улыбкой заявил Феликс, — хотя я уже сейчас твой сахарный, — он кивнул на остатки чизкейка. — Осталось стать папочкой. Джисон захихикал, когда Феликс начал активно двигать бровями: — Дурак ты. После этого их беседа перестала ощущаться такой натужной. Феликс принялся расписывать, как прошел его сегодняшний день в универе и на работе, активно жестикулируя и морща свой хорошенький носик. Хан невольно засматривался, и только одна мысль снова крутилась в голове: «а что, если бы Ликс был девушкой?» Все было бы куда проще. Хотя в таком случае Феликс был не из его, Хана, лиги. Почему-то эта пришедшая в голову мысль сильно расстраивает. Если бы Феликс был девушкой, то наверняка выбрал бы кого-то богаче и талантливее. И с телом получше. Например, Чан-хена. Вот в сравнении с кем у Джисона никогда не было шансов. Не с этими широченными плечами и очаровательной улыбкой, рядом с которыми Хан порой чувствовал себя чертовски жалким. Самооценка, возросшая от комплиментов Феликса последних дней, снова неумолимо опускалась. До тех пор, пока Джисон с Ликсом не оказались в ванной. Может, тут было какая-то особая атмосфера, но Феликс завалил Хана комплиментами с порога: — Тебе уже говорили о том, какое у тебя очаровательное родимое пятно? — спросил Ли, когда Джисон стянул свою домашнюю футболку и с недовольным лицом остановился в зеркале взглядом на пигментных пятнах. Хан помотал головой. — Что, никто? — возмутился Феликс и надул губы. — Да ладно… Джисон пожал плечами. — Ни одна бывшая? Хан снова помотал головой. — Безобразие! — заявил Ликс и подошел к другу, чтобы его полапать. Движения, правда, вышли в этот раз очень мягкими. Феликс провел по тому месту, где кожа имела разную пигментацию, восторженно осматривая ключицы. — Я его заметил, когда мы в первый раз мылись вместе, но мне было неловко говорить сразу. — А сейчас что изменилось? — изогнул бровь Джисон. — А сейчас я хочу тебя подбодрить, — просиял Феликс. — Ты весь день такой грустный, так я еще и вижу, как ты на эту красоту с хмурой рожей смотришь. Тебе, что, не нравится? — Эм, ну типа, — Хан старался игнорировать тот факт, что Феликс влез между ним и зеркалом и все это время продолжал поглаживать кожу у ключиц. — Ну мне обычно все равно, но я чет вспомнил, как одна девушка сказала мне, что это похоже на заболевание… — А мои веснушки? — перебил Феликс. — Что? — не понял Хан, удивленно вытаращившись на него. — Ну… мои веснушки. Они тоже на заболевание похожи? — Нет. — Ну так и твое родимое пятно не выглядит так, оно выглядит… Как, знаешь, пятнышки у коров или у котов! Мило, в общем. Джисон невольно смущается, смотрит в искрящиеся счастьем глаза лучшего друга и млеет под его прикосновениями. — Не как грязь? — спрашивает Хан. — Неа, бро, — с умным видом говорит Феликс, — а если сомневаешься, то давай я тебя мочалкой потру хорошенько. Так, Джисон сам не понимает, как оказывается за стеклом душа. Феликс шебуршится так стремительно, пока Хан пытается не смущаться того, что лучший друг стянул с него штаны и трусы. Нахождение рядом обнаженного Ликса, особенно, если учесть то, что его руки были уж слишком близко к паху Джисона, нервировало. Он мялся, пока Ли не зыркнул снизу вверх удивленными глазами: — А ты чего воду не включаешь? Хану пришлось подчиниться. Феликс выглядел всегда таким забавным, когда суетился и раздавал команды одновременно. Очаровательный. Очень скоро маленькие ладошки оказались на груди Хана, размазывая этот чертов гель для душа. Мочалка была жутковатого сиреневого цвета и создавала очень много пены, но Ли зачем-то использовал и вторую руку, о которой Джисон старался не думать. — Точно не грязь, а очаровательное родимое пятно! — со знанием дела заявил Феликс. Он все проверил, разве что не на зубок. А может, стоило? — повернись. Джисон покорно повернулся, было что-то повелительное в тоне Ликса, что всегда вынуждало следовать его указаниям. Пока Феликс намыливал ему спину, Хан невольно думал об этих маленьких аккуратных ручках. Мозг постоянно подкидывал в голову сюжеты с участием лучшего друга, так что Джисон почувствовал, что ему снова придется думать о жуках. Но эти руки… Они бы ведь так хорошо смотрелись на его члене. Джисон невольно представляет, что на фоне маленьких ладошек Ли, его член казался бы более значительным. Потом он невольно вспоминает порно, которое посмотрел сегодня, когда дрочил. На нем миловидная блондиночка, придерживая у основания, насаживалась до лобка с удивительно довольным видом. Теперь в его мыслях миловидная блондиночка превращается в Феликса. Джисон решает, что больше он не будет смотреть порно с блондинками. И с блондинами тоже. Член постепенно начинает крепнуть, заинтересованно приподнимается. И Джисон чувствует себя полнейшим идиотом. А потом Феликс берет его за плечи и разворачивает к себе лицом. — Ох, — говорит Феликс, когда его взгляд натыкается на чужое возбуждение. — Миленько. — Миленько? — переспрашивает Хан, который смотрит на свой член в духе «он не мой, меня подставили». По крайней мере, на лице у него именно такое выражение. — Да, миленько, — подтверждает Феликс, — у тебя милый член, бро. — Бро? — Ага. Тебе никто этого не говорил? — Хан помотал головой, так что Феликсу осталось только пожать плечами. — Странно. Можно потрогать? — Что? — еще больше вытаращил глаза Джисон, так что они начали выглядеть комично огромными. — Бро, душ это такое место, где может стоять, это нормально. Ты еще скажи, что не ссышь в душе, когда моешься один. — Э… А это не по-гейски? — Нет конечно, мы же бро, — сказал Феликс и накрыл член своего лучшего друга ладонью. Головка уперлась прямо в середину ладошки и он задвигал ей на члене, из-за чего тот окреп полностью. Джисон застонал. Движения Феликса не были навязчивыми или агрессивными. Рука, как и в мыслях Хана, смотрелась на его члене маленькой. Он закрыл глаза и попытался представить, что ему дрочит не лучший друг, а какая-нибудь милая девушка с милым бантиком на шее. У Джисона всегда стояло на таких особенно крепко. Но, удивительно, мысли все равно возвращаются к Феликсу и его руке, накрывшей головку. Из-за влажности было немного трудно приблизиться к оргазму: вода — далеко не лучшая смазка. Поэтому Хану приходилось самому толкаться в руку Ликса. Кончает Джисон позорно быстро, закусывая губу, чтобы снова не застонать. Ему так чертовски неудобно перед Феликсом, но, раз тот сам предложил дружескую руку, Хан не посмел себе отказать в удовольствии воспользоваться этим предложением. Только вот, кажется, теперь Джисон точно не сможет выкинуть лучшего друга из своих фантазий. Чувство вины затопляет все существо Хана: вопрос о том, как он теперь будет смотреть в глаза Феликсу, встает особенно крепко. — Ты как? — спрашивает Ли, и Джисон заходится кашлем. Феликс хихикает и продолжает: — Ого, ты так обильно кончил. Мило! Джисон чувствует, как его щеки опаляет жаром. Он видит, как Феликс смывает белую жидкость с пальцев под душем, а потом направляет воду на него, чтобы смыть остатки мыла с груди и спермы с живота. — Ой, — фыркает Хан. Вода, касаясь только что излившегося члена, доставляет странное удовольствие, так что живот Джисона поджимается и на нем проступают кубики пресса. Конечно, не такие четкие как у Феликса или того же Чана, но, кажется, Ликса это совершенно не волнует. Он с довольным лицом тыкает в поджавшийся живот, а потом гладит его: — Ты такой милый тут. — Ты какие-то еще слова знаешь? А то для тебя и мой член милый, и пузо, — дуется Хан. — И родимое пятно, и щечки. Ты весь милый, — говорит Ликс и обхватывает собственный член рукой. Только теперь Джисон замечает, что у того стоит, и с грустью осознает, что в возбужденном состоянии у его лучшего друга больше, чем у него. Чтобы не смотреть на то, как Ли доводит себя до пика. В конце концов, они в душе не для того, чтобы дрочить друг другу, а для того, чтобы мыться. И Хан вчера, вообще-то, так и не помыл голову. Джисон на автомате открывает шампунь, распределяет средство по волосам и смотрит в пустоту. Есть так много вещей, которые ему нужно обдумать. Мысленно перебирает тех девчонок, которые всегда были не против залезть на хороший член (свой собственный Джисон считал как минимум неплохим). Одна была блондинкой, другая слишком сумасшедшей (тоже блондинкой), третья недавно вышла замуж… И она тоже была блондинкой. Черт. Хан мылит волосы, когда чувствует, как что-то горячее разлилось по пояснице. На осознание нужно несколько секунд. — Ты обкончал меня! — отчаянно возмущается Хан. — Ну это ты ко мне задницей повернулся. Джисон сглатывает. Блять. Феликс смущенно улыбается и целует в щеку. Хану кажется, что он влип.