***
Он теряет сознание все чаще. Глаза западают, нос и скулы заостряются, халаты сползают с худых плеч. Он почти не ест, но в словах все еще много полновесной, отчаянной ярости. Олег не знает, что чувствует, доставая из ящика бумажный пакет, пахнущий летним лугом. Готовит отвар и ждет положенные двенадцать часов. — Выпей. — Это яд? — Он усмехается, но в глазах мелькает что-то похожее на страх. — Решаешь проблему радикально? Олег вдыхает. Выдыхает. — Это средство, чтобы общаться с вами обоими. — Почему мы должны тебе верить? — Ты убиваешь это тело. — Олег намеренно игнорирует его «мы», обращаясь только к Другому. — Тебе нужен Серый, чтобы поддерживать в вас жизнь. Не притворяйся, что сам этого еще не понял. Другой делает вид, что задумывается. Протягивает руку. А в следующий момент чашка летит на пол и разбивается вдребезги. Отвар впитывается в ковер. Олег шипит от досады. Сколько там этих трав, хватит ли еще на несколько попыток? В следующий раз он заходит в спальню с термосом. Отставляет на стол вне досягаемости. Другой приподнимается на постели, сверкает глазами в ореоле черных кругов. Олег пытается не обращать внимание на жутко похудевшие руки, когда по одной освобождает их от ремней. — Если ты говоришь, что занял тело добровольно, почему оно отвергает тебя, м? — Олег с легкостью отбивает удары ослабевших кулаков и перехватывает его запястье, чтобы обработать гноящиеся ссадины. Другой шипит и болезненно хмурится. — Мы сами об этом позаботимся. — Ты его убьешь. И ты это знаешь. Выпей. — Заставь нас. — Он выгибает бровь, смотрит слезящимися красными глазами: сосуды полопались от напряжения. — Я не буду тебя заставлять. — О, не надо играть в милосердие. Милый заботливый Олег, который дует на наши ранки и поит нас лекарствами. Чем быстрее ты уйдешь, тем быстрее нам станет лучше. Как минимум, не придется больше нас связыва-ай! — Он вскрикивает, когда Олег снова затягивает ремень. — Ебаный садист! Ты сейчас изводишь троих! Или, может, четверых? Интересно, он мучается, твой Альваро? — Язвительного тона хватает только на эту фразу, а дальше — снова забытье. Еще одна попытка. Олег собирает остатки травяной пыли, отмеряет на кухонных весах. — Интересно, кстати, почему ты просто не сделаешь это, пока мы без сознания? Глотание — довольно примитивный рефлекс. А еще можно использовать зонд. Или ты можешь пытать нас, чтобы заставить выпить твою дрянь. — Другой теперь уже только шепчет, но в этом шепоте все еще вдоволь змеиного яда. — Я не хочу, чтобы это было недобровольно. — Какой ты герой, — голос все тише, Олег уже едва может различать слова. — Ты сейчас опять отключишься. И неизвестно, когда придешь в себя. Прошло три дня с тех пор, как мы последний раз говорили. — Лож-ш-шь! — Он вскидывается, пронзает Олега яростным взглядом. — Сегодня среда, — он включает и поворачивает к Другому дисплей телефона, — в прошлый раз ты бесился от того, что внизу на улице громко орут в микрофон. Эти экскурсии идут по воскресеньям, и ты это знаешь. Другой на миг кажется обескураженным. И это выражение так и застывает у него на лице, но Олег встряхивает его за плечо. — Ты ненавидишь меня за то, что я сделал. Он, вероятно, тоже, но я хочу хотя бы попрощаться. Последнее желание перед смертью, которую ты ему очень скоро устроишь. — Последнее желание загадывает тот, кто умирает, — он все еще защищается, но Олег буквально видит трещину сомнения, которую пустили его слова. — Ты думаешь, я долго протяну, зная, что он умер из-за меня? Темные глаза вспыхивают, выцветают. Олег не может отвести взгляд. — Олег, — это больше похоже на слабый стон, чем на настоящее слово, но Олег тут же бережно поддерживает его голову. Серый тянется к нему, не замечая связанных рук, — что про… — Ты очень болен. Из-за меня. — Помоги… Олег. — Светлые, по-настоящему светло-голубые глаза смотрят с пониманием. Олег наливает отвар в чашку термоса. — Выпей, пожалуйста. И мы поговорим. Серый послушно пьет, пока Олег придерживает его голову, а потом откидывается на подушку. Он смотрит куда-то поверх, но осмысленно и ясно. Олег, помедлив, садится рядом. Губы у него слабо шевелятся, но Олег ничего не может разобрать. Серый хмурит брови, жмурится и качает головой. А потом поворачивает голову к Олегу. — Мне начать объяснять, что произошло, и переходить к извинениям? — осторожно спрашивает Олег. Серый, подумав, качает головой и говорит смущенно: — Можно мне чего-нибудь поесть? Умираю с голоду.Black Plant
14 мая 2024 г. в 14:00
Это его обычная удача: в том, что Олегу удается оттащить бесчувственное тело вниз, в машину, и не привлечь внимание соседей. Удается довезти до дома. Снова поднять, еще три пролета по лестнице, и не сорвать спину. Сгрузить на кровать в спальне.
Он связывает Серому руки, ненавидя себя за это. Все повторяется в ужасающем, извращенном, изломанном виде, и они снова танцуют на тех же граблях. Лишь однажды они говорили об этих мерах безопасности — вскоре после пожара в музее. Серый сам начал этот разговор, и, как обычно, издалека. Мол, я проверял, в этом доме есть подвал, бывшее бомбоубежище, довольно надежно, как думаешь? Может, арендовать его, скажем, на год?
— Не воспринимай это как клетку для меня, ты можешь просто хранить там свой мотоцикл. — Он неловко улыбнулся.
— У меня нет мотоцикла, — недоуменно отозвался Олег.
— Ну, я тебе его куплю.
До аренды так и не дошло, впрочем, конкретно об этом Олег сейчас не жалеет. И так кажется, что он берет Серого в заложники. Знакомый интерьер спальни мог бы хоть немного смягчить это ощущение. Но не смягчает, конечно.
Он успевает как раз вовремя — заканчивает и отступает на шаг, когда Серый открывает глаза: очень темные, будто поблекшие.
Другой смотрит исподлобья. Смеется шипящим смехом, дергает связанными руками, намеренно сдирая кожу о ремни.
— Ты все разрушил, Олег. Собственными руками.
— Дай мне поговорить с Серым.
— Он не будет с тобой говорить. Он не хочет.
— Не хочет или не может?
— Я его единственный друг. — Он с наслаждением наблюдает, как Олега передергивает, — и уж конечно, я бы не стал держать его взаперти, даже для его же блага. Нет. Он ушел глубоко, чтобы не слышать тебя. Чтобы забыть тебя. И надеется, что на этот раз у него получится. Зачем ты вернулся живым, Олег? Ты же хотел умереть, мы ведь помним. Ему было бы лучше, если бы ты умер.
— Замолчи.
— А что не так? Ты и сам это знаешь. Ты обманывал его, ты предал вашу дружбу. Ты, который обещал, что будет рядом, помнишь, тогда, в Германии?
— Тебя там не было.
— Ох, разве? А с кем ты говорил, когда тебе казалось, что твой дорогой Серый больше тебя не узнаёт? Кто приходил вместо него терпеть уколы, которые он ненавидел? Кто не спал, охраняя его сон? — Он делает паузу и мстительно добавляет, глядя прямо ему в глаза, — кто никогда не сожалел о пяти пулях?
— Ты не Птица.
— О, нет. Я Другой. Тот, кого он боится едва ли не сильнее.
— Отпусти его! — Олег говорит громче обычного, но на этот раз голос подводит, и он хрипло закашливается.
— Ну надо же, у кого-то прорезался голос. Целитель подсобил? Поэтому ты лег под него? Теперь уходи, Олег. Беги к своему Альваро, уезжайте далеко-далеко и молитесь, чтобы мы нашли вас не сразу. Мы знаем, чью сторону ты занял. Этого мы не забудем.
— А ты интересно говоришь «мы». Решаешь за него? — Олег сдерживается из последних сил.
— Всё уже давно решено. Он смири… — Его душит кашель, глаза снова закатываются.
Хлопки по щекам не помогают, хотя в какой-то момент, забывшись, Олег отвешивает ему полноценную пощёчину. Нашатырь тоже не дает эффекта — Серый (или Другой?) слабо стонет, но не открывает глаза.
Олег уходит из спальни. Мечется по квартире, то порываясь собирать вещи, то вертя в руках бесполезный телефон. Куда они могут поехать? Кому он может позвонить? Начинает набирать номер на +4 и сбрасывает вызов. Они были в Германии слишком давно, и, конечно, он может побеспокоить герра Рихтера, который был так добр и гостеприимен к ним. Но он не поможет сейчас. А кто поможет?
Серый приходит в себя только к вечеру. Точнее, все еще не он.
— Поешь, — Олег ставит на прикроватный столик тарелку овсянки и берет ложку.
— Иди к черту. Убирайся.
— Не кради мои реплики, — Олег пытается оставаться спокойным, но едва может сдерживаться.
— Ты его не вернешь. Твоего Серого больше нет.
— Врешь.
— Скоро не будет, — он делает поправку с издевательской усмешкой. — Ты прекрасный катализатор, Олег. Все, к чему ты прикасаешься, обречено. Прирожденный убийца.
— Который пытается убить вас ложкой овсянки, — Олег не ведется. Так уже было. Угрозы, язвительность, крики, обвинения, снова крики, но уже о помощи. Он пройдет через это снова. Он сможет.
— Видишь, и ты уже говоришь нам «вы». Ты скоро привыкнешь. Но лучше все-таки уходи. Оставь нас. ~Нам~ не нужен предатель и трус.
Покончив с оскорблениями, Другой кокетливо наклоняет голову и слизывает овсянку с ложки. Олег кормит его молча, автоматически, вытирает его губы салфеткой, перецепляет ремни наперед, чтобы отвести его в туалет, откуда он предусмотрительно убрал вообще всё, кроме банки шампуня.
— Ничего не напоминает?
Олег не отвечает, молча раздевая его. Серый кажется странно, стремительно похудевшим. Они давно не виделись, и да, Олег в последнее время чаще оставлял еду в холодильнике и находил ее нетронутой, возвращаясь домой. Но он не думал, что всё так плохо. Он переживает новый укол вины и новую волну подколок. Отводит Другого в спальню и привязывает снова, проверяет, закрыты ли окна и, уходя, запирает за собой дверь. В голове все еще звучит меткое и хриплое «Так кто начал убивать его первым?»