***
– Я присяду? – радостно уточнил Осаму. Фёдор смерил его нечитаемым взглядом. – Всё равно Агата и Шибусава вместе решили сесть, ну знаешь, п… – Садись, – нехотя кинул он, прерывая тираду. – Они наверное теперь всегда вместе сидеть будут… – неуверенно, будто прощупывая почву, продолжил говорить Дазай. – Только если я не обижусь на Агату. Хотя, в то, что она решила меня просто так кинуть я не поверю. Думаю, или ты подговорил её, или она настойчиво пытается нас сблизить. – И чего ты такой умный, а? – справедливо поинтересовался японец, в ответ получив уничтожающий взгляд. – Будь я тупым, тебя бы не заинтересовал, – спокойно выдал Достоевский. У Дазая в голове забегали маленькие купидоны, настойчиво крича: "Есть прогресс! Есть прогресс!". – А я бы тебя не заинтересовал, если бы не принёс чай? – Да задолбали, флиртуйте тише, голубки хреновы, – зашипел кто-то сзади. – Чуя, в тебе ни капли романтики! – ужаснулся Осаму. – О турнире думай, а не о учениках Хогвартса, придурок, – добавил Накахара с забинтованной рукой, но уже тише и на японском. – Действительно, было бы куда лучше, если бы ты обратил внимание на возможное участие, – на чистом японском согласился Фёдор. Чуя от удивления даже забыл выдать колкость, а Осаму восторженно улыбнулся. – Но меня ведь не выбрали, – пожал плечами он. – Ясно, как день, что или ты, или Шибусава, – закатил глаза рыжий. – У вас единственных мантии полностью золотые. – Тебя чего это волнует? Главное, что ты на участие уже не способен, – рассмеялся Дазай, указывая на гипс. – А я участвовать не хочу. Делать мне нечего. Гарантирую, меня не выберут, – хитро ухмыльнулся он. – Ты, что ли, имя не вкинул? – удивился Чуя. – Совсем из ума выжил? – А ты кинь своё, – предложил Дазай, уходя от ответа. – И я уверен, что в Махотокоро вернётся уже восемь. – Скучаю за Агатой, Николаем и Сигмой, – себе под нос сказал Достоевский, а громче добавил: – Многие не выживают. Если ты, Осаму, додумался имя не кидать, то возможно твой уровень интеллекта выше, чем я полагал. Я читал историю прошлых турниров. Чемпионы правда погибают с незавидным постоянством. У тебя, Осаму, все шансы пополнить их список. – Я не придурок, чтобы на верную смерть идти. Особенно пока не завоевал твоё сердце. – А по-моему на придурка похож, даже очень. – Он чё, реально тебя чуть ли не оскорбляет каждые пять минут, а ты за ним бегаешь? Ну и идиотина ты, Дазай. – Сказал Накахара, который был отшит девчонкой на свой день рождения, – елейным тоном, противно улыбаясь, высказался Осаму. Лицо Чуи тут же приобрело красноватый оттенок, а губы сжались. – Нашёл, что вспомнить, – с еле скрываемой обидой ответил он. – Мне было тринадцать, дурак. – Сути не мен… – Да сколько можно! – заорал профессор, которого, кажется, звали Грюмом. В учеников тут же полетели три куска мела. Каждый достиг своей цели. – Ты, Достоевский. Ответь, какие есть непростительные чары? – Авада Кедарва, Имериус и Круциатус, – спокойно ответил Фёдор. – Это программа третьего курса, что ли? – Четвёртого, – скривился преподаватель. – Способы защититься? – От Авады можно закрыться чем-то материальным. Не подействует она и если созд… – тут Достоевский осёкся, и замолчал, закусив губу. Как ни в чём не бывало продолжил, но от профессора заминка не ускользнула. – Для защиты от Империо нужна банальная сильная воля. От Круцио мо… От Круциатуса нет защиты. – А что ты говорил там про создать? – требовательно переспросил мужчина. – Создать материальный предмет перед собой, – уверено ответил Фёдор. – Я лишь подумал, что невелика разница между созданием предмета и выставления перед собой уже готового, вот и не стал повторять. – Так интересно ты заклятья назвал. Империо и Круцио. А ведь это формула произношения, но принято говорить Империус и Круциатус, – с подозрением продолжил допрос Грюм. – Я много читаю. – Что же ты читаешь, что знаешь о таких деталях? – никак не отставал профессор. – Учебник наперёд прочитал, Бога ради. Вы в чём-то меня подозреваете? – откинувшись на спинку стула, лениво уточнил Достоевский. – Не в чём подозревать тебя, ладно. Если услышу хоть слово ещё, за шкирку из класса вытащу. Продолжим… – Простите, выйти можно? – тут же выкрикнул Накахара. Тут послышался тихий голос его соседки. – У нас в туалетах есть бумага, не тащи ты этот кусок пергамента… – снисходительно улыбнулась гриффиндорка. – Остроумно, Анджелина, давайте все посмеёмся, – самым пресным из всевозможных тонов снова подал голос слизеринец. – Теперь понятно, почему Гриффиндор не любят, – кивнул вдруг Осаму. – Выйти можно! Вы трое, Достоевский, его сосед и Джонсон – тоже вон из класса! Я предупреждал, предупреждал ведь? Накахара, испугавшись, что праведный гнев настигнет и его, пулей вылетел из кабинета. Фёдор и с места не сдвинулся. Только получив второе наставление уйти с глаз долой, Достоевский, не выразив ни малейшего недовольства, неспешно поднялся, осмотрел парту, на которой не оказалось даже учебника и невозмутимо поплёлся к выходу. Джонсон, кажется, начала умолять остаться. Дазай поспешил за соседом, надеясь ещё догнать. Где-то один Шибусава подумал, что это соседство со слизеринцем на пользу другу не пошло.***
– А куда мы идём? – на ходу спросил Осаму, еле поспевая за брюнетом. – Изучать тёмную магию, – раздраженно бросил Фёдор. Тут-то шатен додумался промолчать, чтобы чудо не спугнуть, хотя спросить хотелось многое. Преодолев как минимум шесть коридоров, а также не менее четырёх лестниц, если японец правильно посчитал, ни разу не отвлекшись на потрясающий вид слизеринца сзади, неприкрытый мантией, висящей на руке, в итоге, пришли парни к стене. – Почему мы остановились? – после минуты молчания решил всё-таки спросить Дазай. Вид Фёдора, пристально смотрящего в стену, начинал его нервировать. – Здесь дверь, – с важным видом заявил Достоевский. – Но здесь нет никакой двери. – Подожди, не отвлекай меня, – отмахнулся от Осаму русский. – И хватит пялиться мне в спину, или… Или не в спину. Я не хочу знать, куда ты смотришь, но это напрягает. Тут Фёдор сменил занятие, и трижды прошёлся мимо стены. Вдруг коридор действительно претерпел изменения. Стена стала преображаться, в конечном итоге образовав дверь. Маг довольно хмыкнул, отворил замок заклинанием, и с победным выражением лица впустил внутрь Осаму. Комната оказалось библиотекой. Шкафы с книгами оказались не такими высокими, как в главной библиотеке Хогвартса, зато сделанными не из обычного дерева, а тёмного камня, вычурно украшенного различной резьбой. Стеллажей было немного, если сравнивать с огромными общественными хранилищами книг, где большая часть являлась если не мусором, то мало полезной макулатурой. Здесь же каждая книга выглядела бесценной. Некоторые были украшены золотом, или же серебром. Часть имела просто причудливые обложки, расписанные витиеватыми узорами. Осаму даже не сомневался, что любая книга здесь – кладезь знаний о тёмной магии. И всё, что есть на этих полках, не прочитать, кажется, и за десяток лет. – Да, Осаму, это впечатляет. К слову, вряд ли ты успел заметить, но тут есть диван, так что не стой, – и действительно, переведя взгляд, Дазай заметил небольшой кожаный диван и кофейный столик. Оба предмета мебели были чёрными, будто напоминая, что это место – сосредоточение всего мрачного. – Чувствуй себя как дома. Но если книгу испортишь, наложу какие-то особо болезненные чары. – Я так хотел сюда попасть, а теперь даже не знаю, с чего начать, – грустно вздохнул японец, разглядывая разнообразные книжки. – Печально, – не смог не согласиться Фёдор. Ухватив черную книгу, с силуэтом человека, проткнутым двумя мечами, уселся читать. – А что конкретно тебя интересует? – Всё. Абсолютно. – Ну, тогда начинай с любой, – пожал плечами Достоевский. Японец, решив более не отвлекать слизеринца, поднялся с дивана. Прошёлся возле стеллажей раз, потом второй. Вдруг взгляд зацепился за темно-красную книжонку. Подцепив корешок пальцем, Осаму присмотрелся к обложке. На ней красовалось анатомическое сердце, а ниже была уже наполовину вытертая подпись. Приняв это за добрый знак, Дазай уже хотела открыть книгу и приступить к чтению, но Фёдор, который всё и всегда видел, не дал этого сделать. – Осаму, если ты думаешь, что это книга с любовными приворотами, то ты ошибаешься, – преспокойно произнёс он. – А что это? – нахмурился Осаму. – Это пособие по увеличению магической силы, посредством съедения сердца другого волшебника, – тем же незаинтересованным тоном ответил Достоевский. – А где книги с какими-то мощными приворотами? – насторожено спросил Дазай, от греха подальше возвращая книгу на место. – В приворотах смысл есть, когда человек не заинтересован в тебе. А если, посмею предположить, привороты ты решишь испытать на мне, то ничего не изменится. Наблюдая за удивлённо вытянувшимся от такого признания лицом Осаму, Фёдор вдруг поднялся на ноги, и, ни слова не говоря, приблизился. – Иными словами, привороты тебе не сдались, Осаму. – Так оно и есть, наверное, – улыбаясь, согласился шатен, всё ещё не до конца понимая, что это значит. Слизеринец, глядя на парня перед собой, разрывался между желанием врезать ему за то, что он действительно стал первым, кто растопил лёд, и за это же… Нет, о втором Фёдор решил не думать. Подавляя желание отскочить на три метра назад, по своей природе не тактильный Достоевский рукой потянулся к волосам Дазая, заправляя за ухо. Тот от такого действия испытал шок, а на лице буквально читалось "ошибка, не поддается обработке". – Это… Значит, что мы перешли на новый уровень отношений? – неловко уточнил Осаму. – Пожалуй, – кивнул Фёдор, и, понимая, что стоять так близко и ничего не делать уже нельзя, легко, почти невесомо коснулся чужих губ своими. Японец не успел ни ответить, ни осознать происходящее в полной мере, когда его уже укусили и оттолкнули. – Это… – начал парень, но тут же замолчал, не найдя, что ответить. – Не обольщайся, – строго сказал Фёдор. – Это демонстрация того, что привороты тебе не нужны. Не более. И вообще, нам пора. Следующий урок скоро начнётся.***
Губа, довольно сильно укушенная Фёдором, немного саднила, когда Осаму, сев на привычное место, в ожидании устаивался на кубок. День пролетел на удивление быстро. Фёдор, вопреки подозрениям, после произошедшего не стал его игнорировать, или же вести себя холоднее. Не посчитал, что это была ошибка. Тем более так не считал Дазай. Это уже не "лёд тронулся", а "айсберг растаял". – …и чемпион Хогвартса – Седрик Диггори! – крикнул директор британской школы. Ученики вяло захлопали, за исключением, конечно, стола пуффендуя. Тут кубок загорелся вновь, извергая второй клочок пергамента. Дамблдор налету поймал ровную бумажку. Развернув, огласил: – Чемпион Ильверморни – Фрэнсис Скотт Кей Фицджеральд! – громко проговорил директор вновь. Наконец, настала очередь Махотокоро. Татсухико застыл в ожидании. Осаму, абсолютно не переживая, закинул в рот кусок огурца. Дзёно не волновался, но вовлечено наблюдал. Тэтте с искренним восхищением ожидал, когда объявят имя. Теруко была уверена, что выберут её. Рампо и Акико были уверены, что выберут не их. Куникида со сдержанным интересом посматривал в ожидании. Чуя выглядел слишком тревожно для человека, который даже не кидал своё имя. Фёдор и Агата надеялись, что выберут Шибусаву, но не более. Если Кристи ещё была в предвкушении, то Достоевский, понимая, что Дазай даже не кидал своё имя, смотрел вяло. – И чемпион Махотокоро… – директор, схватив неровный клочок пергамента, прищурился. – Дазай Осаму! – Какого хера? – только и выдал Шибусава, чьи эмоции значительно превосходили привычное выражение лица камня.