В гробу, или со слизеринской принцессой

– …что? – только и смог выдать Фёдор, находившийся на данный момент в ещё большем ступоре, чем когда появился четвёртый чемпион. – Ты меня так прижал и… – Осаму неоднозначно хмыкнул. – Я думал, что могу расчитывать на продолжение?  – Ты ещё пол часа назад даже касаться меня боялся, – с лицом, выражающим что-то между поражением и сомнением напомнил Достоевский. – Опасался, – поправил его Дазай. – И это ты меня беспринципным сделал. Пожинай плоды, как говорится, – двусмысленно добавил он. – Как себя чувствуешь? Головокружение есть? Слабость? – предпринял попытку перевести тему брюнет, всё ещё нависая над японцем. Похоже, первого это нисколько не смущало. – Чувствую, что стал ещё более аморальным, чем ранее. Головокружение. Слабость… Частично. Но уверяю, это не от твоей тёмной магии, – честно признался шатен.  – Тогда от чего же? – скептически поинтересовался слизеринец.  – Не делай вид, будто не понимаешь, – хищно улыбнувшись, произнёс Осаму. Надеясь, что Фёдор не отошёл от шока, он попытался податься вперёд, а точнее вверх, но был прижат коленом обратно.  – Очень бы хотел не понимать. Почему мне вообще кажется, что турнир волнует не тебя, но всех вокруг? – Потому что я не могу думать о турнире, когда ты прижимаешь меня к дивану коленом и находишься так близко, – совершенно бесстыдно ответил участник Турнира. На ученика Хогвартса это подействовало. Он спешно отстранился, оказываясь уже с другой стороны дивана.  – Поднимайся, лафа закончилась. Будем занятия начинать, Осаму, – строго и бескомпромиссно приказал Достоевский, скрестив руки на груди. – А что, собственно, изучать будем? – заинтересовался Дазай, усилием воли прогоняя мысли, мешающие поглощению знаний. – Для начала, мне бы хотелось создать что-то вроде мощной тёмной защиты, – деловито начал брюнет. – Есть определенный ритуал. Он основан на том, что маг связывает себя с тёмной магией, тем самым легче её распознавая. Другими словами, обнаружить иную тёмную магию не составит труда. Да и не только тёмную. Если цитировать книгу… Всё скрытое становится явным.   – А делать-то что? – нетерпеливо переспросил японец. Слизеринец лишь тяжело вздохнул. – Ты ведь уже практиковал тёмную магию? – решил переспросить он. – Самую элементарную, – пожал шатен плечами.  – Это не имеет значения, – махнул рукой парень, лёгким движением палочки призывая ритуальный кинжал. Затем, ещё одним взмахом отодвинув стол, протянул руку. Ученик Махотокоро уставился в недоумении. – Мне нужна твоя кровь. – Я думал, это всё легенды да сказки про ритуалы на крови, – легкомысленно улыбнулся Осаму, таки протягивая руку. – Это генетический материал, – спокойно ответил Фёдор, медленно глядя на протянутую ладонь. Но через пару секунд на его лице появилась ухмылка человека, совершенно точно что-то замышляющего. – С другой стороны, я могу срезать твою кожу и растворить в специальном веществе, а затем начертить пентаграмму получившимся раствором, – медленно начал рассказывать он. – Или, вместо кожи, это могут быть мышцы. Ещё в теории, пентаграмму можно попробовать начертить синовиальной жидкостью. Для этого прийдется позаимствовать у тебя кость. А также можно вырезать печень, и попытаться извлечь желчь. Правда это ни разу не закончилось удачно. Я читал о подобных экспериментах. А вот о чем я ничего не слышал, так это о использовании в ритуалах стекловидного тела. Но это будет интересно проверить. Можно твой глаз?        У парня, слушавшего это, в глазах отразился весь ужас, на который он только был способен. – Давай лучше кровь, – тут же согласился Дазай. Кости и глаза были дороже, уже не говоря о печени. – То-то же, – хмыкнул Достоевский, одним ловким разрезом вспарывая руку. Тут же он принялся выводить круги, затем замысловатый узор. Довершали пентаграмму витиеватые надписи на странном языке, точно не на латыни. – Значит, теперь вставай в круг и говори: Изг ас бурз баур лат, бурз гот… Мабадж джашат изиш латоб пам агх латоб скут. – Это какой язык? – решил задать вопрос "подопытный", кем, собственно, парень себя и считал. – Это не имеет значения. На нем просто удобно писать ритуалы, – с чувством собственной важности ответил маг. Но под ожидающим ответа взглядом сдался: – Я выучил его только потому что надписи на нём выглядят необычно и красиво. Ты посмотри, – брюнет указал в соответствующем направлении. – Нет ни одного языка, в котором ответвления букв будут длиннее. Название не скажу. Тебе всё равно это ни к чему. – Допустим, я тебе доверю, – сказав это, японец уверенно прошагал в круг, и прикрыв глаза, по памяти начал повторять: — Изг ас бурз баур лат… Бурз гот мабадж… Джашат изиш… Латоб пам агх, латоб скут.       Как только последние слова было произнесено, вокруг закружились тени. С трудом сконцентрировавшись, шатен попробовал их посчитать. Получилось плохо. Те невнятно что-то пробормотали.  – Дементоры? – выдал первое перешедшее в голову парень. – Ну почему сразу дементоры? – возмутился слизеринец. – Агата тоже подумала, что дементоры. Вам как тёмные тени, так сразу дементоры, неучи. Не трогай их, они безобидные. Для нас. – А как бы я их тронул? – удивился японец. – Палочка-то у тебя.  – А вдруг от страха начнёшь с голыми руками кидаться? – задал встречный вопрос Фёдор. – Ты переоцениваешь уровень м… – скрывая опаску, начал Осаму, но в миг прервался. – А куда они делись?  – А ты думал, они тут останутся? Может ещё чай попьют с нами? – огрызнулся слизеринец. – И вообще, сейчас это не важно.  – Тебя послушать, так вообще ничего не важно. И значит, ритуал завершен? – Нет конечно, неразумное создание, – русский очень красноречиво закатил глаза. – Теперь используй какие-то тёмные чары. К примеру, чары всепоглощающего ужаса.  – Я таких не знаю, – сделав вид,  то обиделся на оригинальное оскорбление, отвернулся шатен. – Это же самое простое, что только есть, – недовольно прокомментировал Достоевский. – Какие тогда знаешь? – Призыв ядовитых пауков, – задумавшись, ответил японец. – Или… Империус. – Ха-ха, – покачал головой ученик Хогвартса. Но видя серьёзное лицо всё ещё стоящего в круге, по-настоящему поражено округлил глаза. Осаму до последнего сомневался, что Фёдор на подобные эмоции способен. – Ты это серьезно? – Ну я же тогда не знал, что нашёл, – почесал подборок Дазай. – Увидел у отца книжку, а на обложке было что-то про тёмную магию. Вот я и решил взять.  – Ни пауков, ни империуса. Улукрукхус, относительно простые, но полезные чары. Сделай движение палочкой, будто очерчиваешь горизонтальный овал, – парень нарисовал в воздухе соответствующую фигуру, демонстрируя движение. – Представь вокруг себя завесу чёрного тумана, и искреннее пожелай чтобы все вокруг, в данном случае я, не могли от страха даже сдвинуться.  – А… – А я способен себя защитить, Осаму. Заодно, это будет неплохим началом обучения, – с этими словами Фёдор сделал очередной размашистый жест палочкой, создав вокруг себя полупрозрачный красный щит. – Я не буду спрашивать, почему твоя защита цветом напоминает кровь, – осторожно заметил Осаму, поднимая палочку. – Улукрукхус.       По ногам прошёлся холодок, над полом начали сгущаться тени. Брюнет смерил происходящее невпечатленным взглядом, и пару раз взмахнул рукой, возвращая комнату в прежнее состояние. – Слабо, но чтобы завершить ритуал достаточно. Хорошая новость: Ты не безнадёжен. Плохая новость: Мы пропустили несколько уроков. – Да мы тут явно дольше, чем сорок пять минут, – согласился японец. – Но ничего страшного я в этом не вижу. – Удивительно. Ещё за завтраком ты и один урок пропустить боялся. Ну да ладно. Что боюсь пропустить я, так это обед. Там сегодня черничный пирог. – А откуда ты знаешь? – на всякий случай уточнил шатен. – Николай рассказал, – дал простое объяснение слизеринец. – А он откуда?  – А он украл план блюд ещё седьмого сентября.

***

– Чему он тебя научил? – накинулся Татсухико на парня, как только Осаму зашёл в шатёр.  – Это была не совсем учеба, – уклончиво ответил Осаму. – Мы начали с ритуала, который, как сказал Фёдор, всё тайное делает явным. Но даже не надейся, что покажу. Я в жизни не повторю это снова, уже не говоря о черчении пентаграммы. Язык сломать можно. Тут лучше самого себя прикончить Авадой, чем учить подобное. – Имеешь что-то против латыни? – вскинул брови Шибусава, третий год изучающий язык углубленно. – Латынь? Да если бы. Тот, кто изобрёл этот язык, определенно пытался насолить какому-то полиглоту с завышенным эго. А полиглот, наверное, изучая этот самый язык, умер. – Но Достоевский же как-то выучил, – не смог не заметить блондин. – Он сказал, что выучил только потому, что этот язык очень красив в написании, – нахмурился чемпион Махотокоро, никак не способный понять этого. – Ну не всем же чуждо чувство прекрасного, как тебе. Как-то попроси его написать пару слов. Даже интересно, что за язык. – Если тебе что-то интересно, то это ни что иное, как чудо, – фыркнул Дазай, парируя колкость. – Кстати, ты не знаешь, есть ли место, где можно попрактиковаться в магии? Без лишних глаз.  – Значит, был не только ритуал, – сделал вывод парень, впрочем, решив больше не докучать вопросами. – Если надо, могу на время покинуть шатёр.  – А ты где будешь?  – Я договорился о встрече с Агатой, – объяснил Татсухико, спеша покинуть палатку, в надежде избежать лишних вопросов. – Слабо, значит? – обратился Осаму то ли к самому себе, то ли к воображаемому Фёдору. – Да я такой всепоглощающий ужас сотворю, что всем ужасам будет ужас.       И Дазай, очень надеясь, что сосед ушёл на всю ночь, или хотя бы на несколько часов, твёрдо вознамерился довести заклинание до идеала. Чтобы, не дай Бог, не разочаровать новоиспечённого преподавателя.