Мышемедведь

После утреннего урока немецкого Чарльз пошел вести свои уроки. Все было спокойно, на удивление, сегодня обошлось без каких-либо взрывов, травм учащихся или самых простых пожаров. У Ксавье появилось ощущения затишья перед бурей. Перед одним из уроков к нему подбежал Ник, он хотел перевести то загадочное слово, но Чарльз прервал эту попытку, сказав, что то, что было на уроке, было шуткой. На вечер было запланировано интервью с новой ученицей и ее родителями, эти люди заслуживали уважения, они старались помочь дочери несмотря на все сложности. Интервью шло хорошо. Девушка и ее родители оказались очень вежливыми людьми, старались узнать, чем могут помочь школе и в целом разговор приносил только удовольствие. Все было хорошо ровно до тех пор, пока не попросили продемонстрировать мутацию. Это оказалась способность управлять электричеством и молниями. Как только ученица попыталась создать маленькую молнию между своими пальцами, как у нее порой получалось по случайности, все вышло из-под контроля. Она все еще не понимала, как управлять этим. Получившаяся молния была слишком большой, она ударила в люстру висевшую прямо над всеми. Лампочки тут же разлетелись в дребезги посыпав всех стеклянным дождем, а во всем здании погас свет. — Надеюсь никто не поранился? — раздался голос Чарльза в полной темноте спустя пару секунд. Все оказались в порядке. Но девушка рассыпалась в извинениях за произошедшее, в то время как профессор пытался уверить что все хорошо и подобное случается часто. Спустя пару минут в кабинет заглянул Эрик. В руках у него был подсвечник с несколькими горящими восковыми окурками, таких свеч хватило бы максимум на полчаса. Он дал пару фонариков. По его словам, Хэнк и Рэйвен сейчас раздавали остальным учащимся по одному фонарику на комнату. Он помог убрать разбитое стекло и проводить посетителей к и их автомобилю. С этой непростой ситуацией все справлялись легко. Некоторые ученики собрались в главном зале, все у кого были способности, связанные с огнем или любым другим выделением света, показывали небольшое представление довольно ярко освещая помещение. В школе был генератор для экстренных ситуаций, но он был рассчитан только на бункер, он не смог бы питать все здание. Все договорились, что они оставят эту проблему Хэнку на завтра, а пока можно и понаблюдать за представлением. Леншерр помог Чарльзу пересесть с кресла на диван. Кто-то из детей притащил из своей комнаты акустическую систему и теперь по комнате разливалась какая-то глупая песня про любовь. Было и правда красиво, по всему залу летали огненные светлячки и бабочки из мягкого теплого света, которые время от времени садились на некоторых из зрителей. Эрик тоже поймал одну и показал Чарльзу вблизи немного разжав ладонь. Затем он отпустил ее и она растаяла в темноте. Как оказалось, некоторые ученики увлекаются огненным шоу, даже без способностей к управлению огнем. И судя по их движениям все было отрепетировано не один раз, и, теперь понятно, кого винить в последних семи поджогах за один месяц. В главном зале танцевала группа из трех человек с веерами из огня, точно попадая в каждый такт песни и освящая комнату словно рассветное солнце. Вихри из огня разгорались, кружились, потухали и все начиналось с начала. Им помогали остальные, посылая разные огненные фигуры, искры, пламенные кольца и другие горящие украшения. Команда чувствовала каждое движение друг друга, подходя идеально точно, чтобы не обжечь. Порой они переплетали руки в необычных и явно сложных движениях. Пылающие веера то взмывали вверх, то стелились почти по полу, едва не поджигая ковер под ногами. Огонь красиво блестел вокруг, но все, на что обращал внимание Чарльз это то, как огонь отражался в глазах Эрика. То, как он играл на его лице. То каким красивым тот был в данную секунду, под очередную глупую песню о любви и мерцанием огня на его скулах. Чарльз быстро отвел глаза, как только понял, что он откровенно пялится. Песня закончилась. Раздались овации. Танцоры потушили все атрибуты, поклонились и разбежались по комнатам до того, как их поругали бы за столь опасные действия. Дальше шоу продолжилось в менее пожароопасном и энергичном русле. Спустя где-то час ученики начали расходиться, а главный зал тускнеть без их магии. Эрик предложил партию в шахматы Ксавье. Они не говорили о выступлении, не желая рушить волшебство момента. Играть при свете одних свечей им еще не приходилось. хорошо, что в кладовке нашлась еще парочка восковых палок. Желто-оранжевый свет падал на доску и фигуры, подсвечивая искусную работу мастера, сделавшего эти шахматы много лет назад. Они вновь были в кабинете Ксавье. Во время миттельшпиля Чарльз пожертвовал своим слоном, забрав вражеского. — Как прошел твой день? — поинтересовался Эрик. — Не так уж плохо, если не считать отключение электричества вечером. А у тебя? — Думаю дети сведут меня с ума рано или поздно. И это скорее будет рано. Не представляю как ты находишь общий язык с каждым, — он изнуренно усмехнулся — порой кажется, что они меня специально изводят. — Ну нет, сошедший с ума учитель мне не нужен. Как насчет парочки бокалов скотча? Они не пили много, но алкоголь быстро ударил к голову. Ходы стали менее обдуманными. В какой-то момент Чарльз расслабился настолько, что начал фоном слышать мысли Эрика. — «Ну же, der Spatz, поставь C1 на C4, и ты как раз попадешь в мою ловушку» — подумал Леншерр. Чарльз воспринял услышанное им как слова, сказанные вслух. — Я вижу твою ловушку, и говорить о ней в слух довольно странно — флегматично проговорил Ксавье — что такое «Spatz»? — он передвинул пешку на клетку вперед. — Я не произносил ничего в слух, и подслушивать мысли — это жульничество, — возмутился Эрик. Чарльз выпрямился в кресле, напрягся, он постарался сконцентрироваться на своих способностях, они слишком вышли из-под контроля. — Я не специально, просто ты очень громко думаешь и скотч оказался крепче, чем я думал, — собравшись с мыслями Чарльз перестал слышать мысли и даже эмоции своего оппонента, — так как там переводится? — Что-то типа дорогого друга, — соврал Эрик, надеясь, что его мысли больше не подслушивают Чарльз и не заметил подвоха, не чувствуя эмоций друга. Партию они так и не закончили, решив, что играть в таком состоянии очень тяжело и лучше продолжить на трезвую голову завтра. Они перешли на кухню. Эрик заварил цейлонский чай, разлил его по чашкам и разбавил с молоком. Чай Чарльза был в его любимой кружке, Эрик специально запомнил. Чай они пили в тишине, опять задумавшись о своем. Молчать друг с другом было легко, это не было неловко, а тишину редко хотелось заполнить пустой болтовней. Признаться, Чарльз самую малость разочарован. Он надеялся, что те слова, которыми к нему обращается Леншерр были более… личными? Он надеялся, что он более особенный чем какой-то дорогой или близкий друг. Но он не мог ничего поделать с мнением Эрика, точнее мог, но не хотел. Раз он считал его близким другом, то пусть так и остается. Эрик же думал в своем der Spatz. Думал о своем воробушке. И опять немецкий язык использовал животных, как прозвища для людей. По сути, воробушек в данном случае означает «дорогой», без приставки «друг». И сейчас Эрик думал о том, что хотел бы сказать настоящий перевод этого слова Чарльзу, но, пожалуй, пока что он не был готов. И неизвестно, когда он будет. Он не хотел рисковать их дружбой. Эрик проводил Чарльза до его комнаты оставив ему одну из свеч. — спокойной ночи, — сказал Эрик. — спокойной ночи, Spatz — ответил Чарльз, улыбаясь и немного радуясь тому, что запомнил новое слово на немецком. К этому моменту Чарльз опять расслабился и начал терять остатки контроля над своими силами. Все, что он услышал от Эрика перед уходом того, была одна единственная мысль — «мило», крутившаяся в голове вновь и вновь. Никто не проронил и слова, опять стараясь сохранить момент. Эрик старался отпечатать в голове фразу Ксавье навечно, а Ксавье свыкнуться с тем, что его считают милым.