Тысяча и одна ночь

      Ему срочно нужно в душ.       В холодный.       Нет — в ледяной. Только это его спасет.       Сириус влетел в заброшенный класс и, грохнув за собой дверью, сполз по ней на корточки. Спрятал в ладонях раскаленное лицо и вымученно застонал.       О Мерлин, ну зачем он туда пошел? Вот как, скажите на милость, теперь это развидеть?       Ведь даже сейчас, стоит только зажмуриться, перед глазами возникает тот самый образ. Теперь он навсегда выжжен на обратной стороне его век клеймом всепоглощающей похоти.       Горячая волна снова прокатилась от горла до самого паха.       Возбуждение было почти болезненным. Рука сама по себе потянулась вниз.       Он дернулся.       Нет.       Нет-нет-нет!       Поднялся на ноги, заметался по кабинету. Остановился. Зарычал, скорее уже от бессилия.       Это все просто, нахрен, за гранью добра и зла. Что же делать? Как мне быть? Но… быть может, если спустить пар один раз… то отпустит?       Подумал еще.       Сдался.       Сцепил зубы и, сгорая от мучительного стыда, рывком дернул ширинку. Прохладная ладонь на члене принесла такое облегчение, что второй пришлось опереться на парту, чтобы не упасть.       На пробу провел ладонью…       Ох!       Резкий выдох был похож на лавину, спускающуюся с гор, а в ушах набатом гремела кровь. Сириус сам себе напомнил оголенный нерв, готовый взорваться от ощущений — даже одежда сейчас терлась и раздражала кожу.       Как же хорошо, черт возьми! Так никогда еще не было, ни с одной девчонкой.       И как же это стыдно… а во всем виноваты они!       Перед внутренним взором снова появился аккуратный член, гладко блестящий в свете луны от обильно покрывающей его смазки.       Сириус закусил губу, чтобы не застонать.       Сжал свой в кулаке и двинул рукой в том же темпе, в котором пенис того, другого, медленно скрывался внутри жаркой, алчущей, тугой глубины.       Он сам так потек, пока был там, что на джинсах теперь расплывалось пятно.       Но как же это было прекрасно…       Картинка сменилась: теперь в свете луны он видел, как энергично и размеренно двигаются чужие бледные бедра, нашедшие нужный угол.       Так же размеренно сейчас двигалась и его собственная рука. Заброшенный класс заполнили пошлые влажные звуки, дыхание сорвалось, от тока собственной крови Сириус почти оглох.       Если бы сейчас сюда кто-то вошел, он был бы не в силах остановиться. Казалось, что все его существо сейчас сконцентрировалось на остром наслаждении под ладонью.       Так мокро от предэякулята ему еще никогда не было.       Да он и в принципе многого о себе, как оказалось, не знал до сегодняшнего вечера.       Хотелось немного продлить это безумие, и он замедлил движения. Провел кончиками пальцев по головке, потер уретру.       Бляяяя…       Как же сладко… в ушах музыкой зазвенел протяжный стон, раздавшийся в момент, когда длинные пальцы впились в чужие бедра.       Сириус всхлипнул. О, как же он хотел бы оказаться в этот момент там.       Двое в его голове стонали в голос, не стесняясь, встречались губы, будто схлестывались волны в штормовом море, закатывались в экстазе глаза.       Ритм стал яростным, почти рваным.       В ответ у Сириуса сперло дыханье. Он обхватил ствол всей ладонью и начал размашисто дрочить, подаваясь навстречу своей руке, представляя, как сам мог бы плавиться под этими сильными длинными пальцами.       Блэк задышал часто и судорожно. Зажмурившись, на выдохе не сдержал короткого стона, видя перед собой прямые черные волосы, длинный любопытный нос… и бурно, очень бурно кончил, закусив кулак, чтобы не перебудить весь Хогвартс, заорав от переизбытка ощущений.       Все тело дрожало. Таким удовлетворенным и одновременно несчастным Сириус не чувствовал себя никогда.       Мерлин… о, Мерлин! Блэк едва не плакал. Лицо горело невероятно.       После такого нужно отдышаться. И, определенно, нужно выпить. Вискаря. Сейчас.       И никогда, никогда не рассказывать об этом Джеймсу.       Убирая за собой все и покидая заброшенный класс, он решил, что обязательно освоит окклюменцию.       Никто. Никогда. Не узнает… что сегодня ночью он дрочил на подсмотренный секс своего главного школьного врага и так хотел…       Эту постыдную тайну он унесет с собой в могилу.       Никто. Никогда.       Клянусь.