Исповедь

Скромная каменная часовня, выстроенная ещё во времена правления первого из Тюдоров — Генрихе VII, тихо покоилась среди вековых дубов, окружённая молодой, сверкающей зеленью. В объятиях мощных ветвей скрылись обветшалые башенки и полуразрушенные кресты. Время беспощадно обошлось со святыней, только вид из окон оставался прежним, прорывался сквозь века в своём мрачном великолепии. Здесь, меж душистой листвой, открывался вид на весь особняк и забытый мраморный фонтан, вода в котором струилась тихо, мерно, и по-своему успокаивающе. Казалось, будто природа вокруг этого места погрузилась в безмятежный сон. В убаюкивающем шёпоте ветра, в колыбели теней, дремала и сама часовня, забвенная столетиями. Сколько человеческих историй хранят в себе её холодные стены? Молчаливыми свидетелями они наблюдали за тайным венчанием влюблённых, чей союз заранее был обречён. Немыми слушателями внимали шёпоту коварных заговорщиков, головы которых, сутками позднее, оказывались на плахе. С неизбывной скорбью наблюдали за кровными убийствами и их жертвами, нашедшими в этой земле свой последний, вечный покой. Божественным утешением обращались для заблудших душ, в исповеди раскаявшихся в самых скверных грехах. Выкроенная из чужих воспоминаний и постепенно разрушающаяся часовня, схоронит с собой эхо человеческих судеб, их радости, горя и любви. Услышит ли она ещё чьи-то секреты до того, как обратится в сплошные руины? Кристиан считал, что старую часовню давно пора снести. Из-за внешней ли неприглядности или хозяйственной ненадобности, она казалась ему объектом лишним и в крайней мере бесполезным. Постройка эта утратила свою практическую надобность в далёкие, былые годы, когда критическое мышление стало вытеснять из человеческого разума чрезмерную набожность. Предпринимательство, во всяком случае, всегда казалось людям более заманчивым делом, чем молитва. С приходом паровых машин, с построением первых фабрик, всё дальше во времени растворялся религиозный и аскетический идеал человека. Теперь и он, и значимость часовни в поместье лорда, оставались в туманном и невозвратном прошлом. Тут больше не молятся, не скорбят и не каются. В самом деле, в чём смысл святыни, лишённой людской веры? Однако, несмотря на отсутствие бытовой потребности, де Клер никак не решался приказать разрушить эту обветшалую, богом забытую часовню. Здесь, под фамильной кровлей, в освежающей весенней прохладе, мысли собирались в единое логическое целое. Тишина не давила на слух, напротив, усмиряла головные боли. Один лишь приглушённый шёпот листвы за окном выдавал окружающую реальность. А тут, наедине со стёртыми бесцветными иконами и крестами, думалось действительно проще и отчего-то легче. Спокойствие обволакивало разум и приносило сердцу желанный покой.

***

Открывая массивную двустворчатую дверь, Кристиан надеялся провести лишний час в одиночестве. В это намоленное предками место он часто сбегал в детстве, коротая время за книгами и наблюдая за невесомым полётом маленьких, хрупких белянок. Они безмятежно парили около каменного подоконника, приковывая к себе внимание на целые часы. Так продолжалось до тех пор, пока старший Де Клер не решил отдать мальчика в пансион. И маленькому сыну всегда казалось странным то, что его суровый, воспитанный в строгой морали и набожности отец, никогда не посещал этой часовни. Да и священника он никогда там не видел. Действительно, забытое и скорбное место. Однако смутные ощущения летнего тепла и шершавых книжных страниц с незамысловатыми иллюстрациями всё ещё всплывали в памяти. Именно они сохраняли в воспоминаниях ностальгически приятный образ его прежнего пристанища. Сейчас, повзрослевший и возмужавший, он приходил сюда после тяжёлых рабочих будней и во время коротких недомоганий. Чёртова мигрень. Сделав пару шагов вглубь помещения, Кристиан неожиданно остановился, оторопело глядя вперёд себя. Там, повернувшись лицом к окну, неподвижно стоял стройный женский силуэт. Девушка, обхватив себя руками, наблюдала за плавной игрой листвы и ветра. Каштановые волосы мягкими волнами струились по покатым плечам, золотом переливаясь под солнечными лучами. Сапфировый шёлк сари путался в ногах, скрывая их от утреннего сквозняка. Показалось, будто она и не услышала скрипа петлей и отчётливых шагов у порога, однако спина её тотчас напряглась. Словно в ожидании непременной опасности, женские пальцы лишь сильнее впились в смуглую кожу. Кристиан, прожигая чужой затылок взглядом, сложил руки на груди. В это мгновение он был готов поверить в то, что зрение обманывает его. Должно быть, утомлённый разум ниспослал ему бредовое видение. — Доброе утро, госпожа Шарма. Я и не думал, что вы так быстро и охотно захотите принять нашу англиканскую веру. Впереди послышался медленный выдох. Давящую тишину прорезал тихий, озлобленный голос. Не обернувшись, девушка ответила: — Побойтесь гнева Тёмной Матери, господин де Клер, и надейтесь, что вам не отрежут ваш гадкий язык. Если я и обращусь к вашему Богу, то только за тем, чтобы проклясть вас и весь ваш род. — У вас проблемы с юмором. — О таком не шутят. Кристиан аккуратно прикрыл дверь, лишив помещение основного источника света. Показалось, что в помещении упала температура. Диалог с самого начала не задался. Молчание начало тяготить, лорд поспешил продолжить беседу: — В таком случае, надеюсь, что хотя бы мой приём показался вам достаточно радушным. Вам передали моё послание? — Разумеется, — хмуро отозвалась Дивия. — Именно поэтому я здесь. Надеялась, что тут то вы меня и не достанете. Сомневалась, что люди подобные вам часто посещают такие места. Видимо, ошиблась. Не ожидала, лорд, что вы окажетесь таким набожным. — Ваша проницательность меня поражает. Однако же, я лишь надеялся провести утренние часы в спокойной обстановке. В доме, где постоянно снуют люди, исполнить подобное проблематично. А эта часовня весьма благоприятно влияет на моё самочувствие. — И что же вас беспокоит? — Спрашиваете из искреннего сочувствия? — усмехнулся де Клер. — Считайте это формальной вежливостью. Деви наконец опустила руки и выпрямилась в полный рост, всё также отказываясь поворачиваться к собеседнику. Ладони непроизвольно сжимались в кулаки, подрагивая то ли дуновений ветра, то ли от неконтролируемого раздражения. Хотелось скорее покинуть помещение. Выдержав паузу, она заключила: — Не буду вам мешать. Оставлю вас наедине с самим собой и вашими недомоганиями. В конце концов, мне ещё готовиться к вашему визиту. Непременно стоит приготовить вам горячего чая. — Нет, Дивия, вы останетесь здесь, — нахмурившись отозвался Кристиан, — и мы продолжим наш увлекательный диалог. О ваших чаях и занимательных приёмах пищи я уже наслышан. Впрочем, — задумался на секунду лорд, — разве эта беседа не показалась вам увлекательной?