Исповедь

Со стороны особняка доносились звуки беспокойной возни: во двор заводили борзых. Собаки противились, оглушая территорию поместья надрывным лаем и сдавленным рычанием. Их приводили обратно с парфосной охоты. Вернувшись без добычи, израсходовав силы лишь для чьей-то забавы, животные вели себя крайне агрессивно и враждебно. Всё утро они гоняли по лесу диких зверей, чтобы утолить людскую скуку. Беспорядочный шум постепенно затихал, пока закрытая дверь псарни не заглушила их окончательно. Деви прикрыла глаза. Наверное, сегодня охота велась на лань. В голове мелькнула мысль о том, что чувствует зверь, когда его загоняют в угол? Продолжает ли он бежать от преследования из последних сил, пока не упадёт замертво? Борется ли его измождённое тело за свою жизнь или смиренно принимает кончину? И почему людям так хочется наблюдать за чужой беспомощностью? Опомнившись, Дивия тряхнула головой. Её собеседник всё ещё ожидал ответа. С трудом сохраняя самообладание, она неприязненно ответила: — А разве вам не показалось, что я не желаю продолжать разговор с подлецом? — Почему вы считаете меня таковым? — Зачем же считать? Вы, де Клер, им и являетесь. Кристиан прошёл вглубь зала, остановившись у каменных полок. Медленным движением смахнул с мраморного креста пыль. Прикоснулся к выступающему граниту, точно оттягивая момент, когда придётся дать ответ. Совсем рядом на стене отражалась подрагивающая девичья тень. Вновь посмотрев на Дивию, мужчина произнёс: — Всё же вы бесцеремонны. Не подскажете ли, чем я заслужил ваше презрение? — Неужели у вас хватает дерзости задавать мне этот вопрос? Моё присутствие в этом поместье и ваше нахождение рядом — вот источник моего отношения к вам. Или, по-вашему, я должна благосклонно благодарить вас за своё нынешнее положение? — Я не выкрал вас с родной земли и не привёз сюда насильно. В сущности, даже не участвовал в вашем путешествии. На протяжении всего пути вас сопровождали представители из Дюжины. Вы как никто были осведомлены о том, что я собираюсь вступить в брак с представительницей уважаемого индийского рода в качестве политического союза между сторонами. Однако, я не принуждал вас насильно соглашаться на помолвку. Деви стремительно обернулась. Серые глаза застилала пелена гнева и негодования. Судорожно выдохнув, отошла от окна и тихо заговорила, вкладывая в свой тон всю скопившуюся злобу: — Не принуждали? Да вы не удосужились даже поговорить со мной, неожиданно покинув Индию. Я понимаю, что брак со мной — это дипломатический шаг, но хоть бы слово, де Клер, одно слово. Вместо этого молчание и ваше полное отсутствие. Девушка криво усмехнулась. После смерти Кайраса стало очевидно, что заступиться за неё некому. Из путешествий вернулся её дядя, так смысл теперь от младшей Шарма? Она ведь не Басу. Кто станет с ней возиться, обучать? Нет, обузой ей быть не хотелось. — Да и многое ли мне оставалось? — продолжила она. — Скажите, был ли у меня выбор после того пожара? В пепле я похоронила брата, там же оставила всякие надежды. Так что не пытайтесь обелиться и казаться благородным. Вам не пришлось принуждать меня, вы и так понимали, что соглашусь. И вот я здесь. Но вы не удосужились за всё время моего пребывания в вашем доме даже прийти ко мне. Неужели появились бы только на алтаре? Держали бы взаперти, чтобы вновь не попыталась сбежать? — Я покинул Бенгалию, чтобы решить вопросы, касавшиеся графства и приготовить поместье к вашему приезду. Меньшего вы не заслуживали. Здесь же я узнал о трагедии в резиденции. Не лукавьте, в свои комнаты вы бы меня не пустили и не стали слушать. Да и я бы не перешёл их порог без вашего согласия. Не выставляйте меня тираном, заключившим вас в цепи. Вы считаете, что я насильно повёл бы вас под венец? Не марайте свою честь ложными выводами и обвинениями. Деви подняла стеклянный взор на мужчину. Последняя фраза острой иглой вонзилась куда-то внутрь, раскрывая кровоточащие годами раны. Вся ярость и обида теперь сочились губительным ядом. Контролировать себя больше не хватало сил. Девушка тотчас подкралась к мужчине. — Что вы хотели этим сказать? И как вы, — она указала на него дрожащей ладонью, — можете о подобном судить? Дивия вплотную приблизилась к собеседнику, впечатав палец в его грудь. — Вы подлый, гнусный, надменный человек, — выдавила она, — настоящий гордец! С каждым словом она стремилась всё сильнее ткнуть в него пальцем, наступая всё ближе, точно маленькая, хищная, разъярённая птица. — Своим статусом вы, ваша страна, подавляете волю и свободы другого народа. Наживаетесь на нас, богатеете за счёт нашего труда и даров. Точно стервятники. Так знайте же, что вся ваша родина и ваше личное благополучие, — Деви порывисто обвела взглядом помещение, — построено на крови невиновных. И не будь ваших людей на моей земле, ни о каком браке не шло бы и речи. Пытаясь отдышаться, девушка резко вдыхала холодный воздух. Обычно шелковистые, гладкие волосы окончательно растрепались и спутались. Ноздри прямого носа гневно раздувались. Ладони, остававшиеся на крепкой мужской груди, дрожали. Смело подняв голову, она с вызовом посмотрела в голубые, ясные глаза. Хотелось говорить больше, высказать всё, что скопилось. Вылить на этого гордого, неприступного человека всю боль. Заставить его прочувствовать ту же горечь и несправедливость, с которой она, Дивия, сталкивалась ежедневно. Постоянные запреты и невозможность самостоятельно распоряжаться своей жизнью. Как можно? И если этот добросовестный англичанин никогда не был и не побывает на её месте, пускай разделит сейчас её ярость и обиду. — Вы ко всему относитесь с холодным расчётом и равнодушием. Вся ваша деятельность сводится к собственному благополучию. — зло прошипела Деви сквозь зубы. — Так что не смейте говорить мне о чести, не вздумайте посягать на мою свободу. Вы, человек, которому знакомо лишь честолюбие и вкус изнеженной власти. Не думайте и впредь пользоваться своим положением, считая, что я стану смиренно соглашаться с вами. Подавить мою волю всё равно не получится. Не дамся. Кристиан сжал губы. Неужели действительно равнодушен? С немым восхищением глядел он на эту молодую, хрупкую женщину. Как умещается в ней эта безудержная гордость? Кто воспитал в ней этот стальной характер? Как много вопросов ему хотелось задать ей. Как долго жаждал он поговорить с ней. Спокойно выслушав девушку, не нарушая зрительного контакта, он медленно произнёс: — Не обвиняйте меня в честолюбии и жажде к власти, госпожа. В моей биографии вы могли бы найти грехи посерьёзнее. Да и в целом не говорите о вещах, в которых окажетесь несведущи. Да, я чужак, отправленный в Индию управленцем. Управленцем Дивия, а не деспотом и душегубом. Я составляю торговые сделки, слежу за государственным порядком, но не граблю и не затравливаю людей. Думаете, я наслаждаюсь результатами тех бесчинств, что творились в Бенгалии до моего становления на новом посту? Как вы считаете, кто сглаживает все последствия недавних трагических событий? Поймите же, я не хочу вражды. Семьи Дюжины не являются моими соперниками. Я стремлюсь к союзу. А вам, — мужчина аккуратно убрал женские ладони со своей груди и крепко заключил в свои, — я не желаю зла. А уж тем более лишать вас свободы. — Вы воспользовались своим положением, не оставив мне выбора. Кристиан сильнее сжал пальцы девушки. Деви недовольно сморщилась, продолжая бросать злые взгляды на собеседника. — Воспользовался вами? Бросьте, Дивия. Перед вами у меня лишь один грех. Вы говорили, что брак с вами — лишь дипломатический шаг? Пусть так. Его свершение — прямое предложение высших членов Дюжины. Видя, что Деви не перебивает его, продолжил: — Ведущие семьи Бенгалии желали сохранить остатки своих привилегий в регионе, вы прекрасно об этом знаете. Узнав о моём приезде в качестве нового генерал-губернатора, некоторые главы родов не упустили возможности вступить со мной в тайное соглашение, чтобы расширить те политические возможности, которые я изначально мог бы им предложить. Торговые льготы, повышенные ставки, таможенные привилегии, сохранение культурной идентичности — всё это оставалось приоритетом для Дюжины. Тогда, вступив на новую должность, я неожиданно получил предложение о совместном союзе с крайне странным ультиматумом: индийская жена взамен расширенной автономии. В качестве скрепления дипломатических отношений диким, но от того не менее действенным способом. Дюжина стремилась получить больше торговых и политических свобод? Я дал им их. Пускай и из личных мотивов. Деви впилась ногтями в тыльную сторону мужской ладони. — Лжёшь. — Вы можете увидеть наши письменные переговоры. Всю переписку, как вам будет угодно. Если и это вам покажется недостаточным — отправьте им письмо самостоятельно. Думаю, ответ вас удивит. Де Клер с напускным внешним спокойствием смотрел на Дивию. Её обычно прямой стан будто съёжился, покрылся мелкой дрожью. Дрожали и губы, словно отказываясь подчиняться хозяйке. Глаза немигающим стеклянным взором впились в пуговицу на мужской рубашке. Тяжесть осознания и чужого разочарования застыли в воздухе. Отвратительная правда невыносимым грузом осела на плечи, точно сдавливая к земле и ниже, прямо в преисподнюю. Кристиан, тяжело выдохнув, продолжил: — Такая возможность оставалась с самого момента вашего прибытия. Если бы вы не устроили этот по-детски затворнический протест… Выражение лица Деви заставило его умолкнуть, не завершив фразу. Неуёмная обида читалась во всех её чертах. Подняв на него немигающие, вопрошающие глаза, она одним взглядом заставила его замолчать. Кристиану показалось, что излишние объяснения потеряли свой смысл. Смотрел на неё сверху вниз, не имея возможности забрать хоть часть её страданий. Больше она не возмущалась, не выражала негодования и не бросалась оскорблениями. Кривая, болезненная усмешка прорезала её уста. И более всего де Клера поразило эта странная, неожиданная реакция. Дивии не требовались пояснения лорда, она сама всё прекрасно поняла. Теперь ей стали ясны странные, пристальные взгляды старшего Дубея и вкрадчивый тон Видии Басу, когда та обращалась к ней. Безусловно, они заранее думали о таком исходе событий. Быть может, представляли подобную сцену. Очевидным становилось неловкое, избегающее поведение остальных членов Дюжины при разговорах с ней. Наверняка, они что-то подозревали и не решались произнести свои догадки вслух. Значит, пожар в Гималайской резиденции стал последней каплей. Все негласно и безоговорочно понимали, кто теперь займёт место подсадной супруги англичанина. Воспользовались гибелью её брата и чужим душевным смятением, чтобы задобрить ею чужеземного зверя? Чтобы не разжигать внутренней вражды и расколов в клане, чтобы не допустить распространения английского влияния вокруг ослабленной Дюжины, отправили как можно дальше за границу? Без сомнений. Без её ведома отдали не только чужаку, но и отослали в его логово. В самом деле, неужели она всерьёз полагала, что сама совершает осознанный выбор, соглашаясь на брак? Даёт своё одобрение тогда, когда всё уже, в сущности, решено? Наивно, подло и горько. Дипломатический союз для блага Бенгалии и спокойствия Дюжины, но не ради её собственного благополучия. Лишь политический ход, а там, где главенствует политика, никогда не находится места для человеческий чувств. Да и для самого человека. Он лишь орудие для свершения более возвышенных, общественно важных дел и целей. Индивидуализм втаптывается в землю, оказываясь там, где уже лежит обречённая свобода и право на выбор. За эти ценности, на протяжении всей жизни, Деви вела неравную борьбу. Протест объявлялся не конкретному человеку, а всему обществу. Держа в руках узду и братский клинок, она проявляла не детские капризы, а отчаянное доказательство того, что сама может решать, чем ей заниматься и как себя проявлять. Упорно стояла на том, что невзирая на социальный статус и положение, у неё сохраняется неотъемлемое человеческое право: свобода. И тогда, соглашаясь на вынужденный брак, не видя иного исхода событий, ей всё же казалось, что она совершает этот шаг осознанно и самостоятельно. Закованная во внешние обстоятельства, но всё же маленькая свобода. Однако, как же жестоко порой умеет шутить судьба. Приведя беспокойные мысли к логическому умозаключению, Дивия несколько раз глубоко вздохнула, медленно выдохнула и устало тряхнула головой. Всё это время Кристиан продолжал наблюдать за ней. — Отпусти меня, — тихо, но достаточно чётко попросила Деви. Зыбкая тень от холодных, каменных сводов помещения, пролегла на её юном лице. Старый гранит часовни окружал неприступной, суровой стеной. Безмятежный шелест дубов звучал отдалённо и непривычно приглушённо, точно отрывая священное место от окружающего мира. — Сначала пообещайте, что мгновенно не накинетесь на меня, — тут же отозвался де Клер. — Отпусти, иначе исцарапаю тебе ладони. Кристиан осторожно, мягко огладил девичьи пальцы. — Попрошу вас не прибегать к излишнему насилию. Отпустив наконец кисти её рук, мужчина стал аккуратно поправлять рукава своей рубашки. Деви принялась неспешно растирать затёкшие конечности, бросая косые взгляды на собеседника. Каждый занимался своим делом, однако тишина неизбежно приводила их к тревожным, невыносимым мыслям. Думать не хотелось. Да и терпеть молчание тоже. Кристиан, всё это время сохранявший мнимую невозмутимость, возвёл голову к мрачному, украшенному лепкой, потолку. Многочисленные барельефы резали зрение, отягощая воображение сценами из бытия святых. Внутри окончательно оборвалась какая-то незримая, связующая нить. Вдруг он подал напряжённый, тихий голос: — Я действительно виновен перед вами, но не в тех грехах, которыми вы меня так щедро осыпали. Сокрытие условий, при которых вы всё же согласились на брак с британским монстром — вот моя единственная ошибка. Я не прошу вас понять меня. Не сейчас. Однако, на то была своя причина. Де Клер медленно оглядел помещение вокруг себя. Лики на древних иконах глядели беспристрастно и отрешённо, отдавая всю власть в человеческие руки. Глубоко выдохнув, он продолжил: — Я не жалею о содеянном. Не жалею, но раскаиваюсь в том, что заставил вас испытать лишние страдания. Право, этого вы не заслужили. Наверное, просить вас о чём-то сейчас — это абсолютное бесстыдство. И всё же, не окажете ли вы мне маленькую услугу? - Какую? - Выслушайте мою исповедь. Думаю, мы в подходящем месте. Деви подняла на него растерянный, недоумённый взгляд. Нервно хохотнув, ответила: — Я не умею отпускать грехи. — А я не прошу молиться об их искуплении. — Слушаю. — Спасибо.