Иллюзия — подаренная им

Гермиона проснулась посреди ночи. В комнате было темно. Она скинула одеяло, встала, и продолжительно долго стояла напротив двери, а потом коснулась прохладной ручки и открыла её. Вышла в коридоре, а там было светло, потому что множество светильников на стене освещали коридор. Девушка не знала куда идти и пошла прямо, свет дрогнул и погас. Пройдя до конца коридора она увидела приоткрытую дверь, а на полу дрожала полоска света. Толкнув её, она вошла в комнату со светлые стенами: на которых висели картины и фотографии, стояла большая кровать, и он на кровати. Теодор читал книгу. Он даже не заметил как она вошла или ей показалось, что не заметил. Гермиона смотрела на него несколько секунд, даже больше, а потом он опустил книгу и внимательно посмотрел на неё в ответ. — Я ждал тебя, но ты не приходила. Я же не запираю больше дверь. Гермиона переминалась с ноги на ногу и теребила свои серые, широкие шорты. Закусила губу. — Мне одиноко и страшно. И я постоянно вижу сны. И не понимаю происходящего. Я так хорошо помню свою жизнь, а эти картинки… Всё так по-настоящему. Все воспоминания, абсолютно все, кажутся моими. Помню как вышла замуж, друзей, но я так же хорошо помню как держала сына и… — Какого сына? — Что значит какого? Я не понимаю… Нашего! Гарри! Я вспомнила как держала его на руках, как мы с тобой выбирали имя. Точнее как я предложила. А ещё я помню... — Гермиона, послушай, — перебил её Теодор. Он встал, отложил книгу, откинул одеяло и подошёл к ней. Он взял её за плечи и посмотрел в глаза. — У нас нет с тобой детей. — Что? — Она дёрнулась, но он крепко её держал. — Что ты такое говоришь? Ты же сам говорил, что есть! Ты мне говорил про наших детей, говорил, что им очень тяжело. И я видела их! Я помню их. И дочь, и сына… — Все твои воспоминания ненастоящие. — А что же тогда настоящее? Может быть вообще этого ничего не существует? И меня тоже! — она не сдерживалась — кричала, ощущая как слова причиняют ей боль. — Я существую. Этот дом. Мы с тобой вместе — это всё наша реальность. И наша с тобой жизнь. — Ты же мне говорил, совсем недавно, — снижая голос, начала она, чувствуя, что её трясёт. Она не понимала, что происходит и как такое возможно. — Ты же мне говорил, сам! Что у нас двое детей. Рассказывал о них. — Гермиона, я тебе этого не говорил. Ты живёшь в нескольких реальностях. И порой не отличаешь их. — Как я могу тогда понять, что настоящее, а что нет? Теодор обхватил ладонями её лицо и прикоснулся к губам. Он целовал её нежно, прижимая к стене. И она чувствовала его. Его тёплое тело, ритм сердца. Он прижался к ней лбом, останавливая поцелуй. — Я настоящий. И моя любовь к тебе. Всё, что между нами двумя — это настоящее. Нет ничего реальнее того, что происходит сейчас, здесь. В эту самую секунду, И он снова принялся её целовать. Девушка чувствовала как дрожит, и ей казалось, что она сходит с ума, прямо сейчас, но его поцелуи останавливали её, оставляя в этой реальности. И самое удивительное, что она хотела, чтобы они продолжались. Чувствовала его язык, его силу, тело и, обняла его. Казалось, что без этого она упадёт, и всё перестанет существовать, буквально всё. И она исчезнет, как и всё это. Гермиона уже не знала, что было иллюзией, а что нет. У неё кружилась голова. И единственное, что она чувствовала — это его тёплое тело, кедровый запах, исходящий от его нежной кожи и волос, и его ласковые поцелуи. Теодор взял её на на руки, и она почувствовала как её босые стопы оторвались от пола, и головокружение. Как он вместе с ней оказался на постели, его пальцы, что прошлись по её лицу, убирая волосы. Теодор смотрел ей в глаза. — У нас обязательно будут дети. Вспомни, как мы с тобой всегда этого хотели. Смерть твоих родителей заставила тебя страдать и тогда-то ты и ушла в себя, не разговаривала со мной, а потом… Потом ты захотела ребёнка, но у нас не получилось. Но не время для отчаяния. У нас обязательно будут дети. Мы ещё молоды. — Сколько мне лет? — вдруг спросила она. — Я не знаю точно, ведь я думала, что мне тридцать. — Нам по тридцать лет. — В моей голове столько воспоминаний, но я не знаю какие из них настоящие. — Ты помнишь меня? Гермиона не знала ответа на этот вопрос. Она помнила Рона, помнила свою, как оказалось выдуманную жизнь. Но она также помнила и детей: Гарри и Луну, помнила как кормила грудью Гарри, как расшибла коленку Луна и так долго плакала, а они вместе с Теодором держали её на руках, утешая. Эти воспоминания заставили её плакать. Она почувствовала, как скатилась первая слеза по щеке, потом вторая… А Теодор гладил её по волосам, и смотрел в глаза. Сейчас всё было реальным. Она обхватила ладонями его лицо, а потом зарылась пальцами в его таких мягких, шелковистых волосах, и отдалась ему в поцелуе, прижимаясь к его телу. Ей уже было всё равно, потому-что всё перемешалось в голове: прошлое, настоящее, реальное и выдуманное. Всё это не имело никакого значения, всё, кроме того, как его пальцы скользнули по её телу, как быстро и ловко снял её трусики, как погладил тыльной стороной ладони по лобку, как раздвинул её ноги, разрывая поцелуй, и стал медленно рассыпать поцелуи по её шее, груди, обошёл языком сосок, вобрал его в рот, сминая её вторую грудь, лаская и очерчивая языком ареол соска. Он рассыпал поцелуи по животу, спускаясь ниже, ниже… Проходясь по лобку. Она согнула ноги в коленях, закрыла глаза, продолжая пальцами теребить его кудряшки. Гермиона чувствовала, что её начинает сильнее трясти, и подобное ощущение она точно никогда не испытывала. Или забыла, что когда либо испытывала? Но она не могла этого вспомнить, пыталась листать воспоминания как картинки калейдоскопа, но ничего похожего там не смогла отыскать. Это ощущение было ей не знакомым.       Теодор коснулся языком её клитора, и она выдохнула, издавая тихий звук. Он вобрал его в рот, нежно посасывая, и гладил пальцами по её бёдрам. Гермиона вцепилась в его кудряшки, картинки калейдоскопа остановились, и она открыла рот, ощущая тепло и дрожь. Ощущая его язык, который ласкал её плоть, посасывал клитор. Всё сильнее и сильнее заставляя её дрожать, а потом он оказался над нею. — Смотри на меня. Открой глаза и смотри. — Гермиона открыла глаза. — Я люблю тебя, и всегда любил и буду любить, чтобы не случилось. Я всё делаю от любви к тебе. Абсолютно всё. Теодор вошёл в неё не полностью, и девушка вскрикнула, вцепившись пальцами ему в плечи, но он продолжил медленно входил, а потом остановился, продолжая смотреть в её глаза. — Не закрывай глаз, пожалуйста, любимая, не закрывай глаз. Он почувствовал как его сердце будто выпрыгнет из груди. Этот момент был особенно непередаваем. Теодор чувствовал как его трясёт, вместе с ней. Нашёл её руки, сплетая пальцы, сжал их, не теряя зрительного контакта. — Не останавливайся, — на выдохе попросила она. Это было сигналом для того, чтобы он начал двигаться быстрее. Сначала набирая темп, нарастая его, и принимая её тепло. Теодор двигался всё быстрее и быстрее, растворяясь в глубине её карих глаз и ощущая её трепет и дрожь. Чувствуя её бесконечную любовь. Хотелось кончить прямо в неё, чтобы его сперма растеклась в ней и она забеременела, чтобы у них появился ребёнок. Но он не мог этого сделать. И Теодор вытащил член и кончил ей на живот. — Я тебя люблю, слышишь меня? Я люблю тебя, Гермиона. — Тео, я когда-нибудь вспомню всё? — Да, — с какой-то печалью сказал он. — Всё хорошо? — спросила она, уловив его интонацию, и наконец повернулась к нему лицом. Ему хотелось сказать то, что тревожило его. Хотелось рассказать ей всё, сказать правду, но это правда закопала бы его навсегда, перекрыв возможность быть с ней рядом. Ведь она не знала, что это не она сошла с ума, а он. — Всё хорошо, любимая, — сказал он, притягивая её за поцелуем.

𓆙𓆙𓆙

Гермиона проснулась, потянулась, открыла глаза и, вспомнила то, что происходило сегодня ночью. Она села в постели и осмотрелась: белые стены, а на них картины и фотографии. Это были изображения природы, которые не двигались. Она сжала одеяло, и посмотрела на место рядом с ней: оно было пустым. Снова рухнула в постель. Схватила подушку, что лежала рядом, и положила себе на лицо. Глубоко вдохнула кедровый запах, что был более чем реальным, и вспомнила его прикосновения, поцелуи, проникновение… И ощутила просыпающиеся желание. — Проснулась! Доброе утро, — вдруг услышала она его голос, и сжав подушку, зажмурилась. Она почувствовала как постель прогнулась. Это Теодор сел рядом, и содрал подушку с её лица. — Ты стесняешься меня? Как будто у нас был первый секс. Гермиона почувствовала как краска, окрашивает её щёки. — Для меня это действительно было как в первый раз, а какой он был наш первый раз? — Тогда мы ещë учились в школе, — тихо сказал он. — Это случилось в школе? —открывая глаза, спросила Гермиона. — Нет, конечно нет. Это происходило у меня дома. — Мы жили в Лондоне, верно? Да, там. Ты говорил в прошлый раз. А кто твой отец? — Я сирота. Мой отец умер. Он был коллекционером и антикваром. — Как умер? Ты говорил, что отец где-то рядом и дети у него. Я же помню как ты это говорил. — Гермиона, послушай, — он взял её руку, — мы родились и выросли в Лондоне. Вместе учились в школе, были соседями. Вместе строили планы, рано поженились. Жили полгода с моим отцом, потом он умер от сердечного приступа. Ты утешала меня, стала единственным близким человеком для меня, а через год погибли и твои родители. И ты не смирилась. Закрылась от меня. Тогда тяжёлый был год, но ты вдруг сказала, что хочешь стать мамой. Так мы решили, что нам пора завести ребёнка, но ничего не получалось, и ты стала закрываться в себе снова. Тогда-то, ты мне впервые и рассказала про Хогвартс, про своих выдуманных друзей, и про влюблённость к рыжему мальчику. Именно тогда ты захотела назвать детей Гарри и Луна. Гермиона, ты жила в этом мире и тебе было хорошо, и я был согласен с этим, только чтобы ты не страдала, но я больше не хочу этого. Я хочу жить в реальности, а не в грёзах и иллюзиях. Ты хотела переехать в другой дом, хотела жить у моря, но здесь тебе не стало лучше. Даже наоборот. Давай переедем куда-то в другое место, начнём всё сначала и будем жить среди людей, например в большом городе, хочешь? — Хочу, — вдруг сказала она. — Давай больше никогда не говорить про эти иллюзии. — Он забрался в постель, скинул с неё одеяло, а под ним она была полностью обнажена. Тео ладонью коснулся её тела и она вздрогнула. — Я хочу наслаждаться тобой, пока ты не вошла в свой мир снова. Я хочу чувствовать тебя, хочу любить. Почему-то в этот момент Гермиона чувствовала его слова, ощущала их физически. Ей хотелось, чтобы он прикасался к ней, и его ладонь оказалась ниже и пальцы коснулись клитора, надавливая на него. Гермиона выдохнула. — Нравится? — Да-а. Теодор ласкал её пальцем по кругу и надавливал чуть сильнее с каждым оборотом. И чувствовал как она каждый раз дёргается, улыбнувшись, притянул её за поцелуем и она сама потянулась в ответ. Поддаваясь его пальцам, губам. Он скинул одеяло на пол, чтобы оно не путалось. Продолжая целовать её, ласкать клитор, а потом погрузил два пальца во влагалище, и она дёрнулась, а он засмеялся, ощущая нарастающее удовольствие. — Я хочу... — слова терялись, — чтобы ты... — облизала губы, кажется нуждаясь в его поцелуи, — чтобы ты вошёл. Теодор закрыл глаза. Принимая слова. Ощущая ликование и возбуждение. — Скажи это ещё раз. — Я хочу, чтобы ты вошёл, — порывисто повторила она. Теодор вытащил пальцы, обхватил член и медленно зашёл в неё. — Для меня всё это как в первый раз. С тобой в первый. — Как второй, Гермиона. — Второй, да второй... Скажи мне ещё раз, что... Что ты любишь меня. — Я люблю тебя. Гермиона чувствовал, что её накрывает тёплая волна удовольствия, а Теодор становился быстрее, и целовал её в губы, щёки, шею... Она дышала ему на ухо и он чувствовал, что сейчас сорвётся, но останавливал свой собственный оргазм, чтобы причинить удовольствие ей. Её потряхивало, и не контролируя своë тело, она обхватила его ногами, и тогда зарычав он кончил в неё, не останавливаясь, продолжая двигаться, и ощущая как его сперма, до последней капли, остаётся у неё внутри и растекается по её стенкам; чувствуя её горячее дыхание на коже, и открыв глаза увидел её карие. Гермиона хотела ему что-то сказать, он чувствовал как эти слова рвались наружу, но она молчала, а он целовал её до изнеможение, пока не откинулся на спину и не покинул её влагалище. — Я хочу, чтобы ты родила мне сына. Она закрыла глаза. И больше в её голове не было никаких картинок, никаких воспоминаний. Ничего не было, кроме него. Он полностью заполнил её —собой.