Ужастики Повседневного Бытия

      Этот очень зловещий денек начинается с черной-черной кошки, которая бежит Лололошке наперерез, важно помахивая хвостом. Лололошка, конечно, не придает этому значения, потому что все эти суеверия придумали дураки, которые, засмотревшись на черную кошку, наступили в лужу. Или врезались в прохожего. Или словили бродячий летающий пакет в лицо в очень ветреный день. Но виноватой сделали, конечно, кошку. А Лололошка вовсе не дурак. Поэтому он не обращает на кошку внимание и идет себе дальше. Настроение у него удивительно хорошее, да настолько, что ему даже хочется насвистывать какую-нибудь незамысловатую мелодию, однако всегда, когда он так делает, обязательно находится какая-нибудь пожилая барышня со своим «Денег не будет!» и недовольной рожей. Поэтому Лололошка молчит и старается не испортить себе настрой перед предстоящим… Лололошка думает о слове «свидание», однако не до конца уверен, можно ли так назвать их встречу. Просто свидание – это когда ужин при свечах в дорогом ресторане; баркаролы под гавайскую гитару на арендованном катере; прогулки по мосту со множеством навешанных на него замочков; ну или на худой конец, пицца и какой-нибудь ужастик. А когда тебе звонят со словами «Ты когда-нибудь вызывал приведение?» – это уже клиника. Однако в случае Джона Дейви Харриса клиника – это еще цветочки. Когда пойдут ягодки, этот отпрыск современной науки будет на ушах плясать от осознания своей гениальности. Впрочем, Лололошка привык.

***

      Не то чтобы Джон был любителем заморачиваться с праздничной атмосферой. Да и вообще любителем праздников. Ему вполне достаточно в одно прекрасное утро (примерно четыре ноль-ноль) очухаться и с улыбкой до ушей обзвонить всех знакомых и незнакомых с напоминанием: «Вообще-то, у меня день рождения!» Обычно в этот день все на ушах ходят.       Или вот, например, Новый год. Быстренько напугав всех детишек историями про Крампуса или случайно залетевший в окошко фейерверк и странными словами типа «ипотека», от которых рыдают даже взрослые, Джон вприпрыжку шел сметать с полок мандарины.       Или вот, Хэллоуин, например. Обыкновенно Джон раздавал детям тригонометрические уравнения вместо конфет и кошмарил Лололошку теорией комплексных чисел, однако в этом году на его столе появилась очень подозрительная тыковка. Подозрительная она потому, что кто-то выгреб из нее мякоть, вырезал на кожуре зубастую рожу и запихнул внутрь фонарик. И Джону очень не хочется признавать, что это сделал он сам.       Так он еще и гирлянды в виде паучков по комнате развесил! Экий бездельник!       И тут вдруг – бум-бум-бум!       Сколько бы Джон ни говорил Лололошке о том, что можно просто открывать дверь и заходить, тот все равно не врубался и продолжал стучать. Даже когда Джон вот вообще был не в состоянии ему открыть. Например, когда в одной руке у него пробирки с лекарством от рака; в другой – аккордеон, на котором он спонтанно захотел научиться играть; в зубах – спицы с пряжей; а в духовке взрывается ядерный реактор. Или, например, когда Джон изучает состав освежителя воздуха, сидя на белом коне. Короче, Лололошка всегда стоял на пороге по полгода, однако сейчас дверь распахивается с рекордным количеством секунд между стуком и «Ну наконец-то, солнце ты мое, соизволил явиться! Я уж думал, ты утонул по дороге в луже!»       Лололошка на такое приветствие реагирует со своей обыкновенной долей сарказма:       – Я пришел минута в минуту, это у тебя понятие времени искажается твоей гиперактивностью.       Джон хмурится, окидывает его скептичным взглядом и в конце концов тяжело вздыхает.       – Ладно, – говорит он. – проехали!       И отходит с прохода, пропуская гостя к себе. Лололошка делает шаг. Останавливается. Крутит головой и ничего не понимает.       Последний раз, когда он был дома у самого Джона Дейви Харриса, ему пришлось лицезреть страшный бардак в виде пола, исчезнувшего под завалами бумаги; кружек из-под кофе, аккуратно расставленных шеренгой вдоль края стола; и томно плавающей в воздухе пыли. Впрочем, все так и осталось, за исключением некоторых хэллоуинских атрибутов и расчищенного в виде круга пространства на полу. В центре круга сидит плюшевый медведь, и Лололошка окончательно убеждается в том, что у Джона едет крыша.       – Ты че это? В детство впал? – язвит он.       Джон от него только отмахивается:       – Ну ты меня слушал вообще? Призрака вызывать будем, говорю. В научных целях, разумеется.       Ну да, – думает Лололошка, – слова «призрак» и «наука» абсолютно всегда стоят рядом. Тем более у Джона, который и в тараканов-то не верит. Говорит, что если в них не верить, они не заведутся.       – Чай предлагать не буду, – говорит Джон. – А то Бабадук больно страшный, а ты дите малое…       Лололошка хочет возмутиться несмешной, оскорбительной и вообще неправдивой шутке, однако цепляется за другое. И спрашивает:       – Кто?..       Джон закатывает глаза и повторяет по слогам как для ребенка:       – Ба-ба-дук! Страшный, ужасный призрак, который очень любит маленьких мальчиков! Ну… кушать, в смысле.       Лололошка только обреченно кивает и так же обреченно соглашается. Очень обреченно проходит в комнату и очень обреченно вздыхает. Спрашивает:       – Ну и че делать?       – Для начала дождемся полуночи. Ну, знаешь, Хэллоуин… ужастики всякие, духи, монстры… ты понял, короче. Наука.

***

      Если выбирать между каноничными хэллоуинскими ужастиками и «Такси» – выбор очевиден. Вот так и получилось, что призрака приходится вызывать под впечатлением от драйвовых выкрутасов главного героя и Джоновского «Какие же они все тупые!». Лололошка, наверное, уже представил, как отпинает любое чудище под играющий в голове саундтрек.       Однако дальше действо принимает какие-то мистические обороты.       Джон выключает свет во всем доме и сам же шутит про бабайку.       Джон, подсвечивая фонариком телефона, обматывает красную нитку вокруг шеи плюшевого медведя и сам же шутит про БДСМ.       Джон берет картонную коробку, садит в нее медведя и сам же шутит про похороны.       В конце концов Джон говорит:       – Лезь в шкаф.       Лололошка удивляется:       – Зачем?       Джон абсолютно невозмутимо отвечает:       – От Бабадука прятаться.       Лололошка не врубается:       – Че от него прятаться? Я его, – он встает в боксерскую стойку и пару раз ударяет кулаками воздух. – раз-два – и в нокаут.       Джон только бьет себя ладонью по лбу.       – Лезь, говорю. А то не придет.       Лололошка пожимает плечами и покорно лезет в шкаф, пока в рот ему лезут многочисленные шмотки Джона.       В шкафу он сидит спокойно ровно до тех пор, пока с недовольным «подвинься» Джон не втискивается между ним и какими-то коробками. Предположительно, из-под кроссовок «Найк».       Лололошка недовольно вздыхает. Джон его игнорирует и говорит:       – А теперь три раза – «Бабадук приди». Вместе.       Лололошка снова вздыхает:       – Ну в самом деле, нам же не десять лет!       Джон шипит на него:       – Говори.       И Лололошке ничего не остается, кроме как послушаться.

***

      Воздух в шкафу не бесконечный. Поэтому дышать со временем становится сложно. А еще становится ужасно душно. И жарко. Однако никакой Бабадук все не появляется.       Но покинуть шкаф Джон не дает, накрепко зажав Лололошку между собой и стенкой. Это могло бы быть нормальными объятиями, однако Лололошка вдруг выдает:       – Ты как Бабадук.       Джон удивляется:       – Страшный?       – Мальчиков любишь.       И тогда приходится Лололошке еще и рот затыкать, чтобы своим диким хохотом всех духов не распугал. Ну и чтобы поменьше думал о Джоне как о ком-то, кто будет воспринимать их вынужденное нахождение в замкнутом пространстве как какое-то дурацкое клише из фильмов типа того… ну того, что с цифрой пятьдесят в названии.       А потом вдруг – бум-бум-бум!       Даже Лололошка затыкается.       Что-то скребется о двери шкафа. За ними слышится тяжелое дыхание кого-то огромного. Оно рычит:       – Ба…       Хрипит:       – …ба…       И воет:       – …дук!