***
Если все состязания, произошедшие в этом городе, до этого были похожи по уровню на какие-то школьные турниры, то теперь начинались воистину интересные и сложные партии, где каждый из соперников чего-то стоил и отстаиваил своё звание. Фредди просчитывал очередной ход, отмечая краем сознания, что последние несолько суток почти без нормального сна явно не собираются способствовать верным решениям и душевному равновесию. Всё-таки заведя очередного противника в угол, Фредди поднялся, с привычной улыбкой выходя из зала. Он знал, что сейчас снова на него обрушится этот ходячий кошмар, знал, что должен держать лицо, и… знал, что и без них голова готова треснуть по швам, и усталость захлёстывает с безумной силой. Гвалт чужих голосов в этот раз просто оглушил, едва не сбивая с ног. Фредди стоял, чувствуя, как изнутри стало подниматься что-то давно забытое и до жути ледяное. От вспышек его начало мутить, и он отступил на шаг назад, едва не наступив на кого-то. Шум давил на уши, этот напор со всех сторон… Фредди смотрел на всех затравленным звериным взглядом, чувствуя эту удавку на шее, которую так ненавидел. Колени стали подгибаться, и он упал бы, если бы не чья-то рука, поддержавшая в последний момент. Фредди слепо вцепился в чужую ладонь, вскидывая мутный взгляд. Увидев копну рыжих волос и отчего-то слишком быстро узнав, он сдавленно заскулил, но поддался, когда его потянули через толпу. Глоток свежего воздуха стал спасением. Как и относительная тишина ночного города. Фредди упёрся ладонью в стену какого-то здания, жадно глотая прохладный воздух и шипя от головной боли. — Чем я могу вам помочь? — раздался позади робкий женский голос. — Вы уже помогли. Спасибо, — Фредди прекрасно осознавал, что никогда не стал бы благодарить того, кто увидел хоть единую его слабость, но в нынешнем состоянии… — Хотя завтра всё равно напишут во всех газетах о странном поведении и шатком здоровье Трампера. И вас туда же приплетут, не сомневайтесь. — Значит, вы всё же Фредерик Трампер? — Да, — он наконец повернулся к ней, вернув себе хоть какое-то самообладание. — А я Флоренс Васси, — представилась та. — Я с интересом наблюдала последнюю неделю за вашей игрой. Ваши приёмы и ваша тактика совершенно не похожи на те, что я видела раньше. Каждый ход весьма продуман. — Благодарю. За всё. И с вашего позволения я удалюсь. — Но, постойте. Вам уже лучше? Быть может поискать врача? Вы слишком бледны. — Нет! Всё в порядке, просто забудьте. Фредди поспешил исчезнуть, не желая видеть обеспокоенность в чужом взгляде. Не нужна ему ничья помощь, а жалость уж тем более. Он всего сам добился в этой жизни и золотой закон давно вывел — не привязывайся и не доверяй. Никому. Никогда. Фредди ему следовал всегда.***
Новая страна. Новый город. Новые лица. Новый опыт. Новые соперники. Старая проблема. Фредди уже давно научился не выказывать своих слабостей перед людьми, но моменты, когда он оставался один, убивали его. Страхи настоящего, разожжённые комплексами и болью прошлого, детства, оживали, душили, не давали сделать даже крохотного вздоха такого необходимого воздуха. Фредди привык к этим срывам, но всегда боялся, что однажды просто не дойдёт до закрытой комнаты, где никто не увидит его метаний. Однажды он и не дошёл. После особенно сложной и неудачной партии он почти силой растолкал назойливых журналистов, вырываясь из когтей прессы, чтобы отдаться собственному, личному кошамару. «Вы проиграли почти что с позором. Что будете делать теперь…?» «Фредерик Трампер, вы всё ещё сохраняете надежду возвратить себе титул, или он навсегда потерян?» «Вы уйдёте из спорта теперь? Сдадитесь?» «Видимо вашему успеху пришёл красивый конец…» «Считаете ли вы это несмываемым позором на своей репутации и карьере?» — Твари, стервятки, падальщики… — прохрипел Фредди, чувствуя, как ему стало нечем дышать. Он прислонился к стене какого-то здания, обессиленно сползая по ней на асфальт. Хотелось спрятаться, исчезнуть, сбежать, но… сил не было. Услышав чьи-то шаги, Фредди закрылся руками в защитном жесте почти на уровне инстинкта, словно тот мальчик, который боялся и прятался во время особенно громких ссор родителей… — Фредерик? Фредерик, что с вами?! Фредди вскинулся, вскочил и замер, затравленно бегая взглядом и ища выход. Он узнал голос, но не осознавал до конца ничего. Просто хотелось спрятаться. — Фредерик? Он всё же сфокусировал на ней взгляд. В её взгляде вихрились и потерянность, и настороженность, и страх, и… желание помочь? В последнее Фредди не верил. Стоило Флоренс приблизиться, как он тихо, но угрожающе зарычал, почти что по звериному. Она остановилась, вскидывая руки, словно показывала, что безоружна. — Я просто хочу помочь тебе, — мягко проговорила она, делая плавный шаг. — Не бойся. — Мне не нужна помощь, — сипло отозвался он. — Нужна. Но пока ты в этом признаешься сам себе, уже будет поздно. Тёплые руки легли на напряжённую спину, и Фредди неестественно замер. Он не доверял, но и не оттолкнул. Было слишком плохо, чтобы просто оттолкнуть. Ладони стали плавно растирать напряжённый позвоночник, гладить болезненно вывернутые крылья лопаток, и параллельно своим действиям Флоренс шептала всякую успокаивающую чушь, которая странным образом помогала. Фредди медленно расслаблялся, чувствуя, как все внутренние инстинкты буквально вопили об опасности, но сил на что-либо просто не осталось. Он сломанной куклой повис на чужих руках, и так и не развившаяся до конца истерика, напоследок перетряхнула его судорогой.***
Очнувшись, Фредди не сразу понял, что лежит в кровати в своём гостиничном номере. Он почти не помнил, как добрёл сюда, почти что целиком и полностью опираясь и полагаясь на почти незнакомую девушку, которая — он огляделся — сидела в кресле и молча за ним наблюдала. — Зачем ты решила помочь мне? — тихо спросил он. — Потому что больше помочь тебе было некому. Ты же ведь во всём один, хотя и прав во многих своих мнениях. Ты… одинок. И я знаю, каково так жить. Фредди не прогнал её. Они проговорили всю ночь, поведав друг другу добрую половину своих жизней.***
Фредерик Трампер больше никогда не показывал своих слабостей, научившись контролировать их целиком и полностью, или же обращать в приступы некотролируемых вспышек эмоций, которые почти всегда удавалось успокоить его секунданту — девушке, появившейся рядом с ним весьма незаметно и, как казалось многим, ненадолго, а кому-то напротив — навсегда. И никто кроме неё не видел иных срывов, когда величайший шахматист представал перед ней разбитым и изломанным жизнью мальчишкой, вечно лезущим по этой жизни, обдирая кожу и ломая под корень ногти. Никто не видел разбитых до мяса костяшек и не слышал болезненного, почти что звериного воя, загананного толпою в угол человека.***
Когда за Флоренс закрылась дверь, и в гостиничном номере отеля в городе Мерано наступила тишина, резко констрастирующая с криками и спорами, звучащими всего минутой ранее, Фредди понял, что отныне — снова, но теперь и навсегда, один. Не привязываться, не доверять. Никому. Никогда.