На доске собственной жизни

      Сейчас весь мир ухоит на задний план. Сейчас у Фредди есть она и только она. Та, которую могут ненавидеть и любить, завидовать, презирать или же восторгаться. Та, которую он любит.       Флоренс Васси. Изящная, красивая, огненно-рыжая. Как из заезженной сказки вышла, только вот она здесь с ним, наяву, в жестокой и холодной реальности, становящейся куда более приятной и терпимой рядом с ней.       Он привык быть иным с женщинами. Обычно они оказывались ведомы им и его образом вечно ледяного и наглого американца с острым, пронзительным взглядом. Теперь же всё совсем иначе.       Они сталкиваются с нескрываемым удивлением во взглядах во время очередной перепалки в игре, одновременно понимая, что это больше не игра для них. Двое с характерами. Двое, не привыкшие уступать. Одна — едва только начавшая куда-то выбиваться шахматистка; другой — со славой упрямо и дерзко лезущего везде и всегда юноши.       Они злятся. Неумелая страсть, распалённая вечным противостоянием, откровенно мешает работе, на которой всей душой и головой немного помешаны оба, и в которой удовольствие находят тягучее и приятное до дрожи.       Они всё же сходятся. В каком-то ресторане, устав от беготни и волчьих взглядов, посылаемых друг другу. Теряются оба.       Не в любви, нет. В непонимании.       Флоренс, привыкшая мужчин понимать и даже отчасти управлять ими, натыкается на холодно-стальное «я» в зелени радужек. Фредди, привыкший легко играться женской симпатией, чуть ли не рычит от неприклонности в серости взгляда напротив.       Они… учатся, пожалуй. Понимать друг друга. Осознание, что они весьма и весьма похожи накрывает постепенно, растворяя в себе. Фредди рядом с Флоренс теряет свою вечную маску уверенности, и лёд во взгляде тает, смягчая колкость фраз. Флоренс осторожничает с выбором тем для разговоров, опасаясь сильно в душу лезть и привыкает с трудом к тому, что её от нападок теперь есть кому защищать.       Неожиданно для самих себя они в этом новом находят удовольствие. «Есть перед кем хоть немного обнажить слабость», — звучит тихим шёпотом у обоих в мыслях неозвученное.       А люди пытаются их разгадать, выстраивая самые разнообразные теории. Порой (чаще всего), откровенно бредовые. Флоренс и Фредди подставляются под лучи света общества так же медленно, как и крепнет обоюдное доверие. Светская критика неожиданно сближает сильнее, чем что бы то не было. А критики и элементарного чужого вмешательства всегда хватало. Сколько людей теперь может посудачить, с кем спит Фредерик Трампер и развить продолжение этой темы себе в угоду.       А им хорошо вместе. И как-то обоюдно становится наплевать на плещущий ядом мир. Они есть друг у друга, так что помолчите орущие одиночки.       А они всё же любят друг друга, мотаясь вслед по городам и весям и вместе смеясь над переполохом, что ими же и создан. Вместе ведь уже не так страшно.       Вот только они не понимают, что всё это — лишь новая игра, и вся жизнь — шахматная доска. Придёт ещё день, когда сломается хрупкое счастье, и страхи, и привычные маски вернутся. Главное, чтобы в тот день не сломались они сами.       А пока что они любят друг друга и на весь окружающий мир им пугающе всё равно. Не забыли бы они только, что этот самый мир их и кормит, причём не только в денежном плане, но и эмоциями, любовью и ненавистью своими уникальными, которые добрую половину их самих составляют.       А пока… Пока в их жизни наступает лето.