На доске собственной жизни

                    Флоренс сидит в кресле, устало откинув голову на мягкую спинку и рассеянно перебирает пальцами в воздухе. Спина едва ощутимо ноет, напоминая о целом дне стояния и хождения. Безумно хочется спать, но мысли пока ещё догорают в голове, а с этим дотлевающим костром заснуть явно не получится. Флоренс это уже знает. Проверяла как-то раз.       Она слышит шаги всего парой секунд раньше, чем в комнате появляется Фредди и, бросив на неё короткий, осоловелый взгляд, проходит к соседнему креслу, падая в него и в точности повторяя её позу. Флоренс негромко смеётся и прикрывает глаза, слыша тихий расслабленный полувыдох, полустон рядом.       Уютную, немного вязкую и ленивую тишину разрушать совершенно не хочется. Флоренс и так догадывается обо всём, что могло бы сейчас прозвучать, и это явно не стоит того, чтобы отбирать у них мгновения столь редкого спокойствия.       Из-за вечной беготни и постоянной сотни пристальных взглядов они уже успели забыть каково это: не играть. То есть совсем не играть. Быть самими собой, простыми людьми, а не мистером Трампером и мисс Васси. Не притворяться только лишь коллегами и никем более, чтобы сохранить свою репутацию, и без того хорошенько загрязняемую без всякой помощи с их стороны.       Флоренс открывает глаза и на долгую минуту замирает, глядя на уязвимо-расслабленного Фредди, успевшего явно задремать. Она тихо усмехается: вот человек, никакие мысли его не тревожат - когда устаёт, просто выключается сразу.       Она руку тянет, тыльной стороны чужой ладони самыми кончиками пальцев касаясь, по костяшкам, сильно выступающим, гладит. Фредди едва ощутимо вздрагивает, но от прикосновения не уходит. Флоренс его по щеке гладит, на шею сильную спускаясь ладонью, и внутри умирает немного, когда он ей доверчиво горло подставляет. Она, улыбнувшись, его под подбородком чешет, как кота.       — Пойдём спать, — зовёт, сама поднимаясь с неохотой и потягиваясь всем телом. — А то скоро мурлыкать начнёшь, как кот.       — Я иногда очень хочу быть котом, — бормочет Фредди, приоткрывая мутные от усталости глаза. — Чтобы меня все любили, кормили, гладили, а я спал целый день. Ну или птиц гонял.       Флоренс за время, проведённое с Фредди, видела его разным. Видела, как он может холодно и бесстрастно общаться с людьми, вынуждая их ёжиться от остроты серой зелени радужек. Видела, как он разгромил в порыве безотчётной ярости полквартиры, взбесившись и едва не рыча на неё. Видела, как он сдавленно мечется по кровати, попавшись в тенёта собственного кошмара, наверняка в очередной раз вынуждающего его пережить всё то, что так хотелось забыть. Все эти состояния были ей знакомы.       Но самое ценное, то, когда он был самим собой, не пытаясь закрываться, прятаться, — именно этих моментов было так мало, и Флоренс так плохо знала его самого. Настоящего.       Флоренс возле него на кровати лежит, неосознанно какие-то узоры кончиками пальцев на перевитых тёмными венами запястьях рисуя, и думает, что у неё ещё всё впереди, и она ещё сумеет узнать его, настоящего, надо только подождать…       …И спрятать этот чуть плывущий, усталый, до бесконечности открытый взгляд, как можно глубже в своей душе, чтобы никто кроме неё не добрался и воспользоваться этой открытостью светлых радужек не смог.