Мы похоронены на Невском проспекте

    — Да ебаный же в рот, ты можешь хоть секунду смирно постоять? — ворчит Мирон, подпирая то и дело норовящего поцеловать грязный асфальт Карелина. Учитывая разницу в росте, картина наверняка выглядит комично – выглядела бы, будь поблизости хоть кто-то, чтобы наблюдать. В третьем часу ночи набережная блаженно пуста, ни запоздалого прохожего на горизонте, ни долгожданного такси.     Слава выскальзывает из кольца рук, делает неверный шаг назад и с размаху садится на задницу. Шарит по карманам, невнятно ругается и, выудив на свет пачку сигарет, издает довольный возглас.     — Вот скажи мне, — он затягивается и выдыхает дым, запрокинув лицо к беззвездному небу. — Почему пили мы одинаково, а ужрался только я, а?     На экране телефона Мирон видит, как такси медленно приближается из-за поворота.     — Ты просто меры не знаешь.     И это правда — отчасти. Меры Слава действительно не знает ни в чем, он пугающее непонятное существо, будто из другого теста вылеплен. Кажется, что в нем и тени страха нет, явись перед Карелиным хоть сама смерть во плоти, он и бровью не поведет, разве что отпустит какую-нибудь очередную дебильную шуточку. То ли это дурь, то ли смелость, то ли и то, и другое в равной пропорции. Слава хорош уже тем, что из детских травм у него разве что шрам над бровью – и это у мальчишки, принявшего Дар Яги! Ни мрачных предзнаменований, ни жуткой инфернальной семейки, ни, наверняка, неотступных ночных кошмаров.     — Нет, просто ты же этот… Труполюб ебаный. Все у вас не как у людей, — ласковым голосом сообщает Карелин, разглядывая тлеющий огонек на кончике сигареты.     До квартиры Мирона всего ничего, только три квартала. Всю дорогу таксист нервно глядит в зеркало заднего вида, и своим беспокойством за чистоту салона неимоверно бесит. Федоров откидывается на сиденье и мысленно молится, чтобы починили лифт, чтобы Карелина дотащить до кровати, и самому поскорее рухнуть хоть куда-то, хоть на пол рядом. Голова гудит как растревоженный улей, а ни одной внятной мысли нет.     В квартире блаженно пусто и тихо — Порчи уехал еще утром. Слава закрывается в туалете на добрую четверть часа, выходит оттуда бледный, но будто протрезвевший. Мирон лежит на кровати, разглядывая белый потолок. Карелин стягивает через голову толстовку, зашвыривает в дальний угол, и с протяжным стоном плюхается рядом. Матрас под ним прогибается так, что Мирону приходится отодвинуться на самый край, чтобы не скатиться вплотную к мальчишке.     — Я думал, у некромантов всюду черепа и простыни черные. А у тебя ничё так, не склеп, — сонно сообщает Слава.     Через пять минут его дыхание замедляется, становится глубоким и спокойным. Мирон закрывает глаза и считает мерные выдохи, пока сам не проваливается в сон.     В эту ночь ему ничего не снится.