***
Рома возвращается спустя десяток минут — они с Любой свою часть отрапортовали, сейчас в эфире Тиша и Саша, а после уже очередь Димы с Серёжей. И это может стать проблемой. Рома оглядывает зал в поисках ребят: он бы не удивился, сбеги они куда-нибудь в поисках укромного уголка, все же не виделись уже прилично, но нет: чинно сидят на диванчике и тихо разговаривают. Ему даже неловко их беспокоить, разрушая идиллическую картину, но ничего не поделать: последние наставления, и вперед — с песней!***
С Серёжей творится что-то странное. Нет, он ничего кроме этой ядреной фигни из баночек не пил, Боже упаси, и эффект слабо похож, но то ли он правда засыпает от усталости, то ли что-то еще, потому что чувствует, как плывёт, слабо соображая, что он должен делать в каждый конкретный момент времени и как реагировать на чужие слова и действия. Буквально. Вот Дима перекидывает руку за спинку дивана — и ему приходится до боли прикусить губу, чтобы побороть желание откинуть назад голову и коснуться затылком тёплой ладони, вот он разворачивается к нему корпусом, а Серёжа таращит глаза, хлопает ресницами и до боли, до полулуний на ладонях сжимает кулаки, только чтобы не наклониться к нему и не уткнуться лбом в жесткое плечо. Пиздец. А это только начало. Впереди еще десять минут пытки этим далеко-близко, собственными путаными эмоциями и реакциями, а ему же еще надо что-то кому-то на что-то отвечать. Он бездумно улыбается в камеру: Господи, помоги!***
— Даже не думай. — Да что опять?! — он смотрит на Рому, как на врага народа. — Дыру в нем прожжешь. Дима фотографируется с ребятами из команды Комик кона — сейчас его очередь, а групповые фото уже отсняли. — Смотреть уже нельзя? — Ты так смотришь, что сейчас глаза сломаешь. Никуда он не денется — нам еще на презентацию ехать. А. Да. Это когда-нибудь закончится вообще или нет?***
В машине Рома предусмотрительно садится между ними, учитывая процесс безбожного залипания Серёжи на Диму и Димину на эту ответную реакцию. Как школьники, ей-богу. — Сиди вон, в окошко смотри, — дает совет друг. — И чего я там не видел? - фыркает парень себе под нос. — Ты ж экскурсоводом заделался, может, расскажешь, чего интересного? — Приехали! И Дима туда же. — Да ну вас всех, — он съезжает на сиденье ниже, когда они трогаются, и прикрывает глаза, надеясь хоть пару десятков минут подремать. Но не тут-то было. — Серёж, не спи, — это Дима тормошит его, перегнувшись через Рому, — потом совсем варёный будешь. Немного уже осталось, правда. Серёжа смотрит в его светлые глаза и кивает. Он, как всегда, прав. Дима напоследок сильнее сжимает пальцы на его плече, и прежде, чем Чеботарёв отнимает руку, Сергей на миг накрывает его ладонь своей. Где-то сзади понимающе вздыхает Тихон. Но хоть молчит, и на том спасибо. Чуть позже, когда становится ясно, что в дороге, которая за счет неимоверных пробок растягивается на гораздо более длительное время, нежели планировалось, начинает кумарить всех, разве что, кроме водителя — Рома решает запустить эфир в инстаграме, чтобы хоть немного отвлечься и на чем-то сконцентрироваться. Степенью своей «предельной концентрации» и «серьезным подходом к вопросу» они в очередной раз поднимают на уши весь фандом и ни о чем не жалеют.***
Еще даже близко не начало, но набрасываются на них у самых дверей: жмут руки, фотографируют, с чем-то поздравляют, что-то спрашивают, желают удачной премьеры весной и вообще всего хорошего. «Здравствуйте», «пока не с чем», «потом сами увидите», «и Вам. И Вам всех благ». С этими людьми и со многими другими сегодня предстоит пообщаться, и Дима даже как-то не против, только Серёжку вот жалко. Он совсем растерянный какой-то был. Стоп. А где он, кстати? «Да ладно?». Серёжа глазеет по сторонам. «Кофе? Тут есть кофе?». Действительно, чего бы ему не быть? А названия-то, названия! Просто живот надорвать. «О, Боже! Какой-какой Волков? Бодрящий?! Дайте два!» Бодрящий Волков помогает на время, пока не заканчивается. Зато не менее бодрящий Чеботарёв находит его взглядом минут через десять, мигом оказывается рядом, хмуро глядит на стаканчик в руках, но ничего не говорит. И рядом он теперь просто постоянно, кстати, в отличие от так быстро закончившейся дозы кофеина. И слава богу: тормошит, толкает в бок и обещает, что еще немного и «финита ля комедия». Вот только еще где-то через минут сорок Серёжа понимает… что от этой близости у него скоро пар из ушей повалит. Двое суток на ногах — это вам не шутки, но усталость сдает позиции перед проблемой: куда деть ни с того ни с сего разыгравшееся желание и как этот пар, собственно, спустить? Вот так вопрос на миллион. Велосипед изобрести он не пытается. Он пытается придумать, как бы уволочь Диму подальше от остальных: людей и камер, и чтобы никто не заметил. Сначала идет сложно: они в центре внимания, кругом вездесущие блогеры и журналисты. Позже — показ материала, и эта дистанционная рассидка тоже ни черта не помогает, а затем, когда всю команду приглашают на сцену — Дима становится рядом с Серёжей, и они постоянно переглядываются. Похоже, Чеботарёв что-то чувствует. Кажется, он тоже заебался держать себя в руках. Кажется, Серёжа сейчас сойдёт с ума. Он не выдерживает. Ближе к концу вечера, пока продюсеры общаются с медийщиками у пресс-волл и комментируют давешнее действо, он кивает Диме, мол: «можно? на пару слов». Когда тот подходит к нему, притаившемуся в одиночестве в сгустившихся тенях за высоким рекламным стендом, Серёжа хватает его, ничего не понимающего, за рукав плаща и под локоть тянет куда-то по узкому коридору вглубь помещения. Дальше — хлопок двери и все — они отрезаны от многоголосого гомона и, наконец, одни. — Серёж, серьезно? В туалете? Серёжа в ответ качает головой и улыбается. — Заткнись, я тебя прошу. Будто ты против. — Он вскользь пробегает взглядом по помещению, благодаря небеса, что никому больше не приспичило. Ничего не приспичило, в смысле. — Может, и не против, только я, честно, не ожидал, — веселится Дима. — Я заебался. — Ты до дома потерпеть не можешь? — У меня сейчас крыша улетит, — он выдергивает Димину футболку из-под ремня джинс, прижимается ближе и тяжело дышит в шею, будто только что кросс на время бежал. — Да, по-моему, уже. Только будь тише, а то придется давать внеплановое интервью, только уже сидя на крышке унитаза. С виду тут действительно пусто, они одни, но мало ли: Дима ответственно сам проверяет первые две кабинки, медленно шагая дальше. В третью его нагло заталкивают. — Серёж, ну совсем обалдел? — Да! — он щёлкает замком, резко разворачивается и, шагнув вперед, сминает его губы своими. Серёжу кроет по всем фронтам. Его лицо — то лик великомученика и заломленные брови, то развязная ухмылочка поехавшего маньяка. Бедный мальчик. Все это нервное напряжение последних дней, помноженное на физическую усталость, играет с ним злую шутку и дает эффект разорвавшейся бомбы. И непонятно как это все может сдерживать тонкая светлая кожа, только лишь в глазах сверкают фейерверки, а Дима… Диму тащит за ним ударной волной. Честно говоря, тут не просто тесно, а катастрофически, чудовищно мало места для двух взрослых мужчин. Но Серёжу это, кажется, не сильно волнует. Он поднимает руки. Дима вдруг чувствует резкий толчок в грудь и приземляется прямо… на крышку унитаза. «Вот уж точно «ничего себе», — думает он, пока еще может вообще что-то там думать, потому что в следующий момент мысли заканчиваются — Серёжа усаживается ему на бедра. Да, не так уж много существует вариантов того, как им сейчас сбросить напряжение, но и их вполне предостаточно. И каждый из них Дима прогоняет у себя в голове, пока Серёжа ерзает у него на коленях ощутимо втираясь пахом в пах. Лезет холодными руками под выпростанную футболку и прикусывает кожу за ухом. Димины ладони сами собой, не спросив хозяина разрешения, устраиваются на крепкой заднице: подтягивают выше, ближе. Вот так. Так хорошо. Дима снимает очки у него с макушки, стараясь аккуратно выпутать дужки из прядей, и убирает себе в карман плаща — целее будут. Когда он чувствует, как щёлкает пряжка ремня, решается помочь, отзываясь на Серёжин нетерпеливый вздох: в такой позе у него откровенно мало что получается. Дима помогает: лезет руками между их животов и наощупь расстегивает свой ремень. Он пытается отстранить и Сергея, чтобы дотянуться до застежки его брюк, но тот ерзает постоянно и отвлекает горячими мокрыми поцелуями куда придется: в шею, в висок, в ухо. Ничего не выходит. — Встань. Встань, Серёж, так ничего не получится. Серёжа худо-бедно понимает, что надо сделать, только когда Дима пытается приподняться прямо вместе с ним, сидящим на бедрах. Он встает и тут же оказывается развернутым кругом и прижатым к закрытой двери кабинки. Клепки на куртке звенят перезвоном по обитому пластиком тонкому дереву. Дима, притиснувшись сзади, уже отщелкнул пряжку его ремня и расстегивает молнию на брюках. Как у него все так ловко выходит — Серёжа только диву дается, у него самого сейчас мозг шипучкой бурлит и пенится. Но резинку белья он, выгнувшись приспускает сам пару мгновений спустя, пока слушает шуршание чужой одежды. Что-то громко шелестит и мелькает темным пятном на периферии зрения — это аккуратист Дима снял плащ и повесил бережно на крючок сбоку. Ну, оставь он его, был бы риск выйти на люди в одежде в многозначительных пятнах, поэтому Серёжа с улыбкой прощает ему эту заминку. Тем более, что ждать его больше не заставляют — прохладные ладони касаются поджавшегося от перепада температуры живота, гладят по ребрам и бокам, а теплое желанное тело прижимается сзади. Он складывает руки перед собой и утыкается в них лбом, предусмотрительно прикусив губы, чтобы не заорать от осознания того, чем они сейчас заняты и где. Что это Дима навалился на него сзади, вжимая грудью в тонкую дверцу кабинки туалета, а где-то там в холле сотня-другая людей, которые заняты своими делами и им абсолютно никакого дела нет до двоих сумасшедших идиотов. Он чувствует какое-то торжество. От того, что дорвался, от осознания, что Дима согласился вот так, что… что ничего для них двоих сейчас не имеет значения. Вот только Дима не дает ему совсем расслабиться: он быстро расправляется со своими джинсами, держит за плечи, чтобы не дергался сильно, скользит влажным уже членом по бедру и накрывает ладонью губы, крепко зажав рот, когда вторую чуть позже опускает на Серёжин и крепко сжимает пальцы. Серёжа вот не понимает, к чему это, потому что — ну, да, не заорал, но кровь в ушах бухает так, что этот набат явно слышно из-под двери. Он и Димину речь из-за этого гула разобрать не может. — Повернись, давай, — просит он. Серёжа не слышит, просто чувствует, как его дергают за локоть и поддается, развернувшись лицом, едва не запутавшись в съехавших к коленям брюках. Так еще лучше: Дима прижимает его спиной к дверце, вжимается ртом во влажную шею, царапая бородой чувствительную кожу под ухом, то ли целуя, то ли кусая одними губами. Серёжа пытается было дотянуться до своего члена, но его запястье перехватывают. Дима сам принимается за него, да так, что искры из глаз: Серёжа бьётся затылком о дверцу и стонет совсем не от боли: Чеботарёв уверенной хваткой зажимает в пальцах уже оба члена. — Тише. Тише, Серёж. Давай руку, — он тяжело дышит и говорит отрывисто, будто каждое слово ему очень тяжело выдыхать из объятых жаром легких. Берет дрожащую Серёжину ладонь и устраивает поверх своей, навязывая медленный, плавный ритм. А еще через секунду — целует, сминая губы, и жадно вылизывая рот, переплетая пальцы с его на плотно прижатых друг к другу членах. Так и сдохнуть недолго. Кажется, что все вокруг — вакуум, пустота, есть только они и всё, никого больше. И Серёжа чуть позже готов поклясться, что кончил от ощущения оцарапывающих голую кожу под задранной толстовкой ногтей и абсолютно натурального рыка в ухо.***
Диме все еще трудно поверить, что он повелся и дал себя раскрутить на эту авантюру, и вообще вот-вот буквально только подтянул штаны после непотребств в туалете. Но сытая леность и расслабленность во всем теле говорят сами за себя. Ну и Серёжина довольная ухмылка, конечно. Вот он, рядом: споласкивает руки в умывальнике, пытаясь выморгать все еще пляшущие под веками фосфены. Перед выходом в коридор, Дима дергает его за подол куртки, критически оглядывает, приглаживая торчащие дыбом волосы у виска и водружает извлеченные из кармана очки на их законное место. — Да уж. Ну и видок. — По-моему, как обычно. — Серёжа краем глаза косится в зеркало. — Никто даже не догадается. — Еще бы, — отвечает Дима, саркастически хмыкнув. — Кому такое может прийти в голову. Чтобы не привлекать лишнего внимания, они решают выйти по очереди — так и поступают. Сначала Серёжа. Через пару минут после — Дима, и первое что он видит — все того же Горошко, только уже заламывающего руки и брови, и Рому, крутящего пальцем у виска, даже не пытающегося замаскировать раздражение. — Вас где носит вообще? С ума сошли? — Ром! Ром, нормально всё, мы на месте. — Дима подходит ближе и примирительно ему улыбается. — Извини. — Да ну… вас обоих! — бросает Рома. — Чем вы вообще там занимались? Серёжа было открывает рот, но его перебивают. — Это риторический вопрос! И знать не желаю! Что я вообще вожусь со всем этим? Махнув на них рукой, он уходит к выходу в зал, но через пару метров останавливается и оглядывается, грозно сдвинув брови. — Про интервью вы забыли, конечно? — Мы… помним, — немного замешкавшись отвечает Дима. — Уже идем. То, что он врёт и даже не краснеет, Рома, само собой, понимает. Серёжа же только кивает усиленно, точно неваляшка — его очки сейчас того и гляди свалятся с макушки и разобьются от такой встряски. А Рома… он будет просить прибавки к жалованию за вредность работы. Вот прямо завтра с утра и начнет.***
Интервью, да. Чтоб его! Сколько бы Серёжа ни делал жалостливые глаза и бровки домиком, оно не рассосется. Обещали же. Они совсем забыли, но… По итогу выходит ничего так. Не интервью даже — так, ни к чему не обязывающая беседа «о том, о сем». Они несут лютую ересь, шутят напропалую и смеются сами. Серёжа даже выныривает из случившего с ним вновь анабиоза, чтобы поучаствовать. Ага, лучше бы молчал. Ой, ну ладно, вам, весело же! Пока Дима что-то вдохновенно, как умеет только он один, рассказывает про знакомство с фандомом, Серёжа смотрит на него со смесью нежности и смущения на лице. Кажется, никого этим уже не удивить. Кажется, что не кажется. Ну и ладно, надо просто делать вид, что так и задумано — и дело в метафорической шляпе. Потом снова его очередь отвечать, и Серёжа пытается завести любимую шарманку: авось проканает. Броманс? Ха! А что это, простите? Какой твиттер? Вы о чем, собственно? Дима смотрит на него, обаятельно улыбаясь, и поддакивает, не сводя при этом глаз. Раззадоренный Серёжа седлает любимого конька. Лукавство в глазах ничем не перекрыть, и все ясно, в принципе, как белый день. Это даже имеет какой-то особый шарм. Вот так говорить ни о чем, но чтобы все всё сами додумывали. Дальше Дима еще пару раз серьезно их обоих выручает, вытягивая беседу, потому что под конец Серёгу совсем развозит, и он трет глаза, как младенец, пытаясь не вырубиться, и тот все, конечно же, видит. Пока он говорит, Серёжа, убаюканный интонациями его голоса, пару раз действительно теряет нить беседы и хлопает глазами, как пыльным мешком стукнутый. Все вокруг для него — картинки в калейдоскопе: моргнул, и оп, уже другая, еще раз, и… а? Что вы спросили? Дима качает головой мягко улыбаясь: как можно в один момент быть таким вдумчивым молодым человеком и рассуждать серьёзными словами о серьёзных же вещах и таким… таким повесой? Говорить витиеватыми сложноподчиненными предложениями, а в другую секунду нести несусветную белиберду? Он, наверное, никогда не прекратит удивляться и восхищаться этому сочетанию — ядреной смеси несовместимых, казалось бы, качеств. В этом Серёжин шарм, и это подкупает. Дима и сам так на крючок попался, только этот рыбак-недотепа сразу даже не сообразил, в чем дело, и осторожное внимание вкупе с долгими изучающими взглядами сначала принял за досужий интерес учёного, изучающего диковинную зверюшку. И тихо бесился, оказывается, взращивая в себе ответное чувство, выразить которое мешал страх быть непонятым и непринятым. С горем пополам разобрались, но даже невооружённым глазом видно, что они слишком разные. И это не имеет абсолютно никакого значения. До тех пор, пока Серёжка так тепло на него смотрит, Диме плевать на все различия и возможные сложности. Жизнь вообще сложная штука, разберутся как-нибудь.***
В один момент Серёжа вдруг обнаруживает себя на улице. Темень уже непроглядная, даже фонари почему-то тускло светят. Это же надо так… потерять связь с окружающим миром. В пальцах дотлевает сигарета, и он ищет взглядом урну, чтобы затушить и выкинуть окурок. Дима обнаруживается рядом, он тихо говорит с кем-то по телефону и посматривает в ответ хмуро. В одной руке у него полным-полно пакетов со всяким добром, им обоим за день презентованным, а на плече — Серёжин рюкзак, с которым тот приехал. Блин. Он уже размыкает губы, чтобы сказать, что Дима может отдать ему половину вещей, но вместо этого вдруг широко зевает, едва не порвав рот. Дима сбрасывает звонок и поворачивается к нему, сардонически задрав брови: так, что морщинки поперечные собираются. — Давай ты хотя бы до такси дойдешь? А там уже и спи, если так рубит. Еще и тебя я просто не дотащу — рук не хватит. — Да нормально. Серёжа забирает вещи и растерянно оглядывается. Дима, между тем, продолжает восстанавливать в его, видимо, отключившемся от усталости и переставшем воспринимать окружающую реальность сознании потерянные минуты. — Нормально, да. На автопилоте уже минут пятнадцать. Рома сейчас чуть ли не щелкал пальцами у тебя перед лицом, а потом просто забил. Все уже разъезжаются, — тут он меняет гнев на милость, понимая, что бесполезно… да и за что ему на Серёжу-то злиться? За то, что тот от усталости с ног валится? Скорее за то, что так себя загнал в очередной раз. И на себя еще, хотя и понимает, что в этом вопросе бессилен. — Пойдем. Машина ждет. — Я просто устал, Дим, все нормально. Мы к тебе? — Наверное. А ты не хочешь? — И почему ты так решил? Пока они идут к такси, Серёжа чуть впереди — оглядывается через плечо, лукаво стреляя глазами. Дима только качает головой. — Потому что ты спросил. — А я думал, что ты злишься. — Я? — Да. — Я злюсь. — Да? Серёжа резко разворачивается, и Дима едва на него не налетает. — Да. Он смотрит устало, но в глазах проглядывают смешинки. Свободной рукой он щиплет его за щеку, нагло пользуясь тем, что у самого Серёжи теперь заняты обе руки: в одной — пакеты, в другой — рюкзак. — Ауч! Ну, зачем? — Затем. Не жалеешь себя совсем, вот я и злюсь. — Да ладно. Все же уже, теперь легче будет. — Точно? — Вроде… бы. — Серёж, поехали, а? — Так к тебе? На улице темно, и Дима уже обогнал его и успел подойти к машине — один только силуэт видно, но Сергей живо представляет себе, как тот закатывает глаза. — Ну, а куда еще?***
На удивление, он не засыпает в такси. Они с Димой сидят на заднем сидении, обложившись хрустящими бумажными пакетами и соприкасаясь коленями. Серёжа представляет, как они доберутся до Диминой московской квартиры, примут душ, перекусят чего-нибудь, а потом… а потом он чувствует, как жар бросается в лицо, и крепко прикусывает губу, чтобы не расплыться в дурацкой мечтательной улыбке. В салоне темно, но то ли Дима видит что-то, то ли просто чувствует и удивленно спрашивает, наклонившись к нему ближе: — Что? Серёжа только мотает головой, продолжая улыбаться и немного жалея о том, что пришлось вынырнуть из сладких грез. Вот только теперь лицо Димы близко, и он видит многообещающую улыбку. Конечно, он всё понял. И почувствовал.***
Рюкзак скинут в угол вместе с пакетами, и пора приступать к первой части плана. Он хотел бы и Диму утащить с собой в душ, но ответ «мы там сейчас вместе или заснем, или навернемся» притупляет его рвение. А Димино заверение, что он, пока Серёжа плещется, сообразит что-то поесть, окончательно убеждает оставить попытки. Поэтому он так быстро, как может, ополаскивается и выходит, завернувшись в Димин мягкий махровый халат, чтобы оказаться на кухне и вгрызться в трехэтажный бутерброд. — Госфадикакоефястье! — Не говори с набитым ртом, а? — Угу. Серёжа жуёт с таким аппетитом, что сердце одновременно и радуется… и болит. Вот он там вообще в своем Питере ест? На бутерброд вон накинулся. — Серёж, и салат. — Ага! — Я быстро. Дима, проходя рядом, ловко заправляет влажную прядь ему за ухо. — Давай, — Серёжа, привстав со стула, аккуратно, чтобы не измазать, клюет его в щеку. Ну и измазал бы, подумаешь, все равно мыться идет. Все то время, что Дима отмокает в душе под горячими струями воды, Серёжа успевает объесться и позалипать в телефон, устроившись, наконец, в кровати, а когда старший появляется на пороге спальни… парень уже сладко сопит в подушку. Ну, вот и оно — многообещающее продолжение вечера. Дима улыбается, когда подходит с чужой стороны кровати и укрывает спящего одеялом. Такой спокойный. Сколько же они не виделись? Пусть себе спит, он не собирается будить, нет. Только посмотрит немного и ляжет рядом.***
Ближе к утру Дима просыпается от возни сбоку, но старается не двигаться. Сейчас Серёжка пошебуршится немного, перевернется и успокоится. Так обычно всегда бывает. Он потом обязательно или перекинет руку поперек торса, или придавит ногу своей, согнутой в колене — не перевернуться, вообще не пошевелиться. Ни возможности… ни желания, если честно. Вот и сейчас: Дима легонько поглаживает предплечье, покрытое тонкими светлыми волосками, лежащее на своей груди, крупную, но довольно изящную кисть с длинными пальцами, обводит обветренные выпуклые костяшки. Аккуратно. Лишь бы не потревожить. Лишь бы он выспался наконец-то. Тихо. Просто лежать и не двигаться. Когда еще такое будет? Когда он теперь еще приедет и сбежит от соскучившихся родных и московских друзей сюда, к нему? И поскребется тихо в дверь, будто не уверенный, что его здесь ждут… Дурачок.***
Просыпается Дима от шума, который доносится, кажется, сразу со всех сторон. Серёжа носится по комнате в одном носке, не застёгнутых брюках и с расчёской в волосах. И при этом пытается найти вчерашнюю толстовку. — Я будильник проебал! Ты не видел кофту? — Ты на диване ее бросил вечером. — А! — он исчезает в проеме коридорчика, ведущем в гостиную. — Будильник не звонил, кстати, — кричит ему вдогонку Дима. — Я его вообще не поставил, прикинь. Отрубился и все. Вернувшись, Серёжа снова замирает в дверном проёме. Мнётся и всё кусает губы. — Дим, прости. Дима осторожно встает и разминает затекшие плечи: так и пролежал в одной позе до самого утра. Он хмурится, глядя в ответ: не совсем понимает, в чем дело. — Ты о чем это? — Ну, блин, — Сергей всплескивает руками, будто то, что он имел в виду, так очевидно. — Я хорошо если раз в пару недель приезжаю и… А. Так вот что за беда. — Серёж, — щелкнув его по носу, Дима мягко смотрит в глаза, — глупости не говори. — Не злишься? Опять двадцать пять. — А похоже? — Нет. Нет, я просто… — Собирайся просто, ага? Тебе кофе сварить? — Ты лучший, знаешь? — Теперь знаю. Спустя короткий поцелуй Дима медленно бредет в ванную — умываться, и тихо вздыхает. Опершись на раковину, он глядит на второю щётку в стаканчике на полочке, замечательно обосновавшуюся рядом со своей собственной, как будто там всегда и было ее место. А потом идет на кухню, чтобы сварить-таки кофе, который у этого неугомонного создания, видимо, уже по венам течет.***
— Куда звонишь? — Машину надо вызвать. — Я отвезу. — Зачем ты будешь по пробкам туда-сюда мотаться? Я на такси… — Слушай, — Дима берет его за руки и говорит тихо и спокойно, точно уговаривает, — я знаю, ты любишь спорить, но давай не сейчас? Сказал же, что отвезу. Я хочу. — Ладно, — соглашается Серёжа. — Ладно, хорошо.***
На вокзале уже спозаранку людно, и все спешат по своим делам, каждый — к своему месту назначения. Посреди этой многоголовой толчеи Дима крепко прижимает его к себе за плечи. — Эээй, — тихо шепчет Серёжа, — ну, ты чего? На нас уже люди смотрят, — а сам под локти ему ладонями ныряет и холодным носом в шею утыкается. — Им на нас абсолютно плевать, — Дима легко и осторожно, будто боясь спугнуть, гладит его между лопаток на прощание. — Я бы хотел. Я бы хотел не уезжать совсем, веришь? Остаться вот так здесь, с тобой. Но я не могу, ты же понимаешь? — Все в порядке. Пока ты возвращаешься ко мне, я буду ждать, — говорит ему Дима. От его теплого дыхания у Серёжи по шее к ключицам бегут мурашки. — Просто давай постоим так еще. И они стоят. Стоят, пока не остается уже и пяти минут до посадки, и Серёжа летит к своему вагону на десятой космической, перепрыгивая через сумки и чемоданы в зале ожидания. Поезд еще не тронулся, а он уже строчит Диме сообщения в вотсапе: «Уже скучаю!», «А ты — не скучай!», «Скоро вернусь»; скроллит ленту соцсетей, а потом добивает издыхающую батарею глупой игрушкой, лишь бы занять чем-то голову и руки. Где-то на полдороге он пытается засунуть в карман разрядившийся и бесполезный уже телефон, но понимает, что что-то мешает. Сунув руку внутрь, Серёжа извлекает на свет незнакомую ему связку ключей с одиноким брелоком-лисичкой. Впрочем, сразу понимает, что к чему. «Ну вот зачем, Дима?! Зачем так?!». Теперь он просто обязан повесить туда еще и волчонка.