По алфавиту

Лёша открыл глаза и вялым взглядом обвел комнату. Дежурно поставленные на подоконник цветы в хрустальной вазе, на тумбочке у кровати – книги и ворох бумажных пакетов, как всегда, из одного из которых свисал край испачканного губной помадой галстука, непонятно, как оказавшегося именно там, но имеющего свою интимную историю. Щербаков будто смотрел на всё сквозь марлю, чувства были притуплены, ему казалось, что он как бы отсидел ногу, точнее не ногу…это образно, а всего себя. Это можно было сравнить с наполненной водой ампулой, которая треснула где-то изнутри, и всё кануло в небытие. Сознание только начало возвращаться, тепло лениво растекалось по телу. Глаза машинально захлопнулись. Вдруг дверь скрипнула, послышались шаги. Сквозь полуоткрытые веки блондин видел дребезжащий свет. "Не могу я сейчас никуда идти!" - казалось, Нурлан подал голос из пустоты. Его слова эхом отозвались в голове, вдарив по всем нервным окончаниям. Щербаков прижал пальцы к вискам. Усилием воли открыл глаза. Сабуров стоял, оперевшись на край кровати. Лёша заметил, что по его лицу пролегло немного щетины, сохраняемой ради имиджа ли, или от лени – неизвестно доподлинно. - Я вижу, тебе нездоровится, - от дикой моральной и физической усталости и "заспанности" ощущений он не уловил в его голосе беспокойства. Но почувствовал другое – от тона Нурлана веяло теплом, как от сентябрьского ветра за окном. - Совсем ничего не чувствуешь? - с доброй иронией сказал парень. Он закатил одеяло наверх, до груди, и провёл рукой по обратной стороне бедра Лёши. Такой "жест" не вызвал особого возбуждения, как и…отторжения – все рецепторы "спали". Брюнет поначалу хотел растормошить его, потряся за плечи, но, воодушевлённый спокойствием Лёши, которое, скорее отвечало его желаниям, взял обе его руки за запястья и положил их к себе на плечи, так что пальцы рук непроизвольно обвили его шею. Он, с трудом сохраняя невозмутимость, ласкал ухо блондина горячим дыханием, отчего тот то ли прыснул, то ли фыркнул – было непонятно, да и сам Лёша пока слабо воспринимал происходящее. Что (и это может показаться странным), не оставляло равнодушным Нурлана. Ему теперь уже хотелось расшевелить чувственность парня, заставлявшего напрягаться всё внутри и…кое-что снаружи. Сабуров чувствовал, что для того, чтобы прийти в себя после этого бесноватого юбилея Рустама, пожалуй, мог бы тягаться с ночью на Лысой горе, нужно небольшое потрясение. Встряска, так сказать. Он медленно освободил Щербакова от одеяла, с нескрываемым вожделением любуясь его телом. Нурлан провёл ладонью по его руке от плеча до кисти, и стиснул пальцы, продев между своими, как прутья решётки, другой рукой начал расстёгивать свои тугие джинсы, высвобождая рвущийся на свободу член. Тёплая ладонь Лёши, ведомая рукой Нурлана, накрыла его… - Давай… - проговорил брюнет, теряя голову от нарастающего желания, усиленного открывшейся его взору недавно панорамой красивого тела, а факт нахождения руки Лёши на его члене заставил "снизить громкость" до жаркого дрожащего шёпота: - Оххххорошо... Лёша продвинулся ближе, положа голову на плечо казаха. Подушечки пальцев уже сами прихватывали и приспускали крайнюю плоть, он не выдержал и захватил ртом мягкие губы блондина, но целовал медленно и как-то механически, вероятно, озабоченный сейчас больше тем, что происходило у него внизу живота. Парень потянулся навстречу, захватив всей пятернёй член, и, возможно, сейчас бы уже "проснулся для жизни" от возбуждения, но его мучало противоречивое чувство – с одной стороны механичность действий Нурлана казалось странной, но с другой – тот делал сейчас ему так приятно… И он не знал, что больше заставляло его, теперь уже отстранившегося от губ и ещё пуще увлечённому игрой с членом, ласкать Сабурова – зацепил ли его срывающаяся мольба: "Помоги…", или то, что ему доставляло невообразимое удовольствие прикасаться к Нурлану. Стон брюнета отозвался гулким эхом. Лёша вжался в его плечо, Нурлан широко распахнул глаза, закричав не своим голосом… Тело получило долгожданную разрядку. Они одновременно повернулись друг к другу, и долго не были в силах отвести взгляд. Ещё не отошедший от посторгазменной судороги, но подстёгиваемый желанием "не остаться в долгу", брюнет сморгнул первым, опустившись на колени. Он водил губами по наливающемуся кровью члену Лёши, нежно теребил языком уздечку, прикрывая глаза от удовольствия, целовал весь ствол. Щербаков, постанывая в голос, прижимал рукой голову к широко разведённым ногам, поглаживая спину. Единственное, чего ему хотелось сейчас, это слиться с ним, стать с ним одним целым, неразделимым существом, живущим по своим законам, раствориться в нём телом и душой. Лёша корчился, истекал, безумно истекал смазкой, едва крепился, ещё несколько движений этого искусного языка…. Блондин дёрнулся, издав истошный крик, и тут же очутился в руках Нурлана, бешено целующего его лицо. Мир обрёл привычные очертания, но воздух оставался наэлектризованным. Лёша, устало вздохнув, опустился на кровать, увлекая за собой Нурлана, и расположил свою голову у него на груди. "Верно, нужно набраться сил, ведь завтра последует продолжение", - подумал казах. Блондин словно прочёл его мысли – по его лицу проскользнула улыбка.