Академия

— Стоп! По новой. Учитель смотрит недовольно, сводит вместе брови, выразительно опирается на трость, и Синяя чувствует, что краснеет. Это уже четвертая попытка, и уже четвертый раз она спотыкается на одном и том же месте. Они встают на исходные в пятый раз. Начинает играть музыка, все приходят в движение. Первый круг, второй, прыжок, поворот… — Стоп! Сквозь вечное недовольство Учителя сквозит холодная ярость. — Синяя, всю связку одна. Начинай. Синяя старается собраться. Вчера же все получалось, значит и сегодня должно. Надо сделать, иначе… Начинает играть музыка, и в этот раз Синяя даже вступить не успевает в такт. — Стоп! — Учитель с досадой стучит тростью об пол. — Репетиция окончена. Дома, как и вчера, отрабатываем новую связку. Все свободны. Синяя, остаешься на дополнительный урок. Синяя смотрит непонимающе. Неужели… — Учитель, урок будет прямо сейчас? — А у вас есть сегодня еще занятия? — Нет, но… — Тогда не вижу проблем. Идите, готовьтесь. — Просто я бы хотела немного отдохнуть после репетиции… — Чтобы сегодня отдыхать, вчера нужно было со всеми работать. Я жду. Спорить бесполезно. Синяя понимает это, и понуро идет в раздевалку. Пока все ее сокурсницы одеваются и обсуждают планы на вечер, она снимает с себя майку, колготки и гетры, возвращает на место юбку и снова идет в зал. Сочувствия к ней не видно даже у подруг, и это не удивительно — у всей группы сегодня было слишком много проблем из-за нее. Учитель стоит там же, где и был, когда она уходила, даже позу не поменял, будто из камня высечен. На секунду хочется, чтобы так и было: статуи хоть не умеют пороть. Но Учитель — не статуя, и, стоит Синей подойти, сразу оживает, смотрит внимательно, будто изучая. От одного этого взгляда хочется провалиться под землю. Стоишь тут перед ним, в одной юбке, которая и прикрыть ничего не способна, и ждешь команды. Потом целый час делаешь все, что он скажет, после чего получаешь сам «урок», ради которого Учитель и оставляет всех провинившихся. И если к боли Синяя привыкла, то к унижению — никак. — Давай только честно, ты работала дома? Синей хочется сказать «да», но она понимает, что смысла нет. Она же и правда не работала, понадеялась, что сможет и так. — Вчера же на репетиции получалось, — вместо этого чуть слышно шепчет она. — Конечно, получалось, потому что делали медленно, изучали. А сегодня в связку поставили — и все, ты посыпалась. Давай на исходную, будешь отрабатывать, пока не сделаешь идеально. Синяя пытается считать попытки, но на втором десятке сбивается. Выполнить элемент отдельно получается хорошо с третьего раза, а вот в танце… Некоторые попытки Учителя устраивают, и он лишь дает небольшие замечания, другие же прерывает еще на начале. Только минут через сорок Синяя слышит: — Да! Наконец-то! Все так, как и должно быть. Разумеется, Синюю это радует, но радует недолго, потому что Учитель почти сразу добавляет. — Перерыв. Вставай на пальцы, руки на щиколотки, и жди. Эта поза ужасна. Мало того, что мышцы в ней напряжены до предела, а ноги, и так уставшие после всех репетиций, моментально начинают ныть, так еще и видно в этой позе абсолютно все! К моменту, когда Учитель возвращается в класс, Синяя уже готова расплакаться, и слезы начинают щипать глаза еще сильнее, когда она замечает, что Учитель принес розги. Пять тонких, гладких прутьев — они выглядят почти изящно, и Синяя могла бы ими любоваться, если бы они не предназначались ей. Учитель зажимает четыре прутика в правой руке, пятый берет в левую. Взмахивает им, наполняя зал свистом. Синяя пугается, дергается, и почти сразу слышит: — Можешь опуститься на стопу, руки держи как сейчас. Это — поза для наказания, менять ее нельзя. Понятно? — Да, Учитель, — как можно увереннее произносит Синяя, выполняя команду и чувствуя облегчение в икрах и спине. — Отлично. Тогда начинаем. Кажется, Учитель говорит что-то про ответственность, старательность и лень, но Синяя плохо его слышит. Она сосредоточена на ударах, на свисте розги, на необходимости держать позу. А еще она старается как можно плотнее смыкать губы, чтобы из них не вырвался даже стон — хватит с нее унижений, кричать она не станет точно. Судя по интонации Учителя, он успевает прочертить по две полосы на ее попе за предложение. Судя по скорости отбрасывания прутьев, каждого из них хватает на три предложения. Синяя снова старается считать: вот упала на пол первая розга, вот полетела в сторону вторая. Небольшая заминка, снова удары, тихий стук третьего прута о доски. Осталось два… Противного свиста больше нет. Новых ударов тоже. Синяя понимает, что плотно сжимала не только губы, но и веки, и открывает глаза. Перед ними все плывет из-за пелены слез, но вытереть их пока нельзя — чтобы убрать руки нужна команда. Учитель смотрит на нее, не переставая удивляться упорству. Ей бы так учиться, как она молчит, цены бы не было. Но не пороть же ее сильнее за стойкость. Нужно работать иначе. — Можешь вставать. Синяя отрывает руки от щиколоток и успевает провести ладонью по лицу до того, как встает прямо. Конечно, Учитель наверняка видел ее слезы, но она не позволит ему увидеть, как она их вытирает. Сейчас закончат, она уйдет в раздевалку, и там прорыдает столько, сколько будет нужно, а пока надо держаться. — Надеюсь, урок ты усвоила, и теперь будешь учить все вовремя, а не надеяться на талант сверх меры. — Да, Учитель. я все поняла, — произносит она, надеясь как можно скорее сбежать. — Хорошо. Собирай прутья, и на исходную. Синяя не верит своим ушам, и Учитель видит ее удивление. — Да, а ты как хотела? Урок ты выучила, теперь будем закреплять. На завтра ведь тоже есть задание.