Академия

То, что с Учителем просто не будет, Сиреневый понял еще при поступлении в Академию. Учитель был единственным в комиссии, кто не хотел его принимать. Видите ли, растяжка слабовата. Эту же фразу он услышал от Учителя и сегодня, когда тот выстроил их в конце репетиции на «разбор полётов». — Сиреневый, растяжка слабовата. Будем работать. После занятий на дополнительный урок. Остальным до завтра. И вот Сиреневый идёт к раздевалке, понимая, что следующий час станет для него настоящим ужасом. Целый урок растяжки — это же ад! Да еще и наказание потом… Но ничего. Мама всегда говорит: «На бездарей время не тратят. Если заставляют работать, значит ждут результатов». Если Учитель хочет потратить время на его растяжку, значит не хочет от него избавиться. А остальное можно и перетерпеть. Заходить в зал к Учителю в одной футболке и пуантах Сиреневому оказывается неловко, но виду он не подает. Не хватало еще, чтобы Учитель считал его трусом. Сиреневый подходит к Учителю, встает в первую позицию, показывая, что готов работать. Учитель начинать не спешит, окидывает его недовольным взглядом, качает головой. — Когда я летом сказал, что у тебя слабая растяжка, а тебя все равно взяли в Академию, я надеялся, что тебе хватит сообразительности поработать над этим до начала учебного года, — выговаривает он наконец, отстукивая акценты в предложении тростью об пол. — Сегодня я понял, что надеялся зря. Учитель смотрит на Сиреневого, будто ожидая чего-то, но тот не находит, что сказать. Только молчит, прыгая взглядом с Учителя на пол. — Что же, отдыхать летом — твое право. Только вот теперь придется усиленно работать, если хочешь остаться в Академии и хоть чего-то добиться. Иди к станку. Сиреневый слушается, слушается беспрекословно. Он честно старается выполнять все задания Учителя, даже когда на глазах проступают непроизвольные слезы. Все тело дрожит, мышцы будто разрывают на части, а Учитель твердит: — Выпрями, наконец, колено. Сиреневый собирает волю в кулак, вытягивает ногу как надо, слышит: — Да что же ты скукожился? Спину прямо! Сиреневый сдерживает рвущийся наружу всхлип, расправляет позвонок за позвонком. Учитель командует: — Стопа — продолжение ноги, а не отдельная ее часть! Натяни носок как следует. Сиреневый пытается, но это оказывается выше его сил. Учителю, кажется, вообще невозможно угодить. — Я не могу, — шепчет он, чувствуя, как теряет остатки достоинства. — Что? Повтори, кажется, я не расслышал. — Я не могу, — послушно повторяет Сиреневый и совсем по-детски добавляет, — мне больно. Учитель кивает, будто подтверждая какую-то свою теорию. — Кажется, молодой человек, ты совсем не знаешь, что такое больно. Вставай. Сиреневый отрывается от станка, ненавидя себя за слабость. Учитель тратит свое время, а он… Учитель же показывает тростью на место чуть сбоку от него, говорит: — Встань тут, ноги вместе, руки на колени, спина прямая. Следит, как Сиреневый принимает позу, удовлетворенно кивает. — Стой ровно и думай, чего стоит танцовщик без растяжки. Думать Сиреневому удается не долго — первый же удар выбивает из его головы все мысли. На втором ударе из легких пропадает весь воздух. Боже, да никакая растяжка не сравнится с этой болью! К пятому удару Сиреневый готов просить вернуться на станок. На восьмом — признаться станку в любви. Все заканчивается на десятом ударе, и Сиреневый понимает, что готов делать все, выполнять любые задания, лишь бы не оказываться больше под тростью Учителя. — Продолжаем урок? Голос Учителя звучит строго, но уже без недовольства, и это приятно. Значит, он не разочарован в Сиреневом. — Да, Учитель. — Хорошо. Выпрямляйся и к станку. Сиреневый встает в ту позу, в которой в прошлый раз сдался. Правую ногу выпрямляет на станке, левую вытягивает вперед и ставит на пол, спина прямая. Учитель давит концом трости на носок, и в этот раз Сиреневый тянет его, заставляя ногу стать абсолютно прямой линией. Учитель удовлетворенно кивает, не без издевки уточняет: — Что, теперь тянуть носки не так больно? Сиреневый заливается краской. — Нет, Учитель. — Правильно. Потому что мышцы хорошо разогрели, — Учитель ухмыляется, заставляя Сиреневого смутиться еще сильнее. — Надо было давно запатентовать этот метод растяжки.