Академия

Золотая бежит к Академии, проклиная все вокруг. Черт бы побрал этот дурацкий будильник, вместе с его дурацкими, не вовремя севшими батарейками! И черт бы побрал автобус, который отъехал от остановки как раз в тот момент, когда она к этой самой остановке подбежала. До начала репетиции всего десять минут. К Учителю нельзя опаздывать, иначе… Вот уже крыльцо Академии. Золотая никогда бы не подумала, что будет так рада его видеть. Она взбегает по ступенькам, перепрыгивая, кажется, все кроме первой и последней, открывает массивные двери, совершенно не замечая их тяжести, летит по коридору. В раздевалке уже все готовы, болтают, обсуждают последние сплетни, ждут начала репетиции. Появлению Золотой они будто бы даже слегка удивляются. — Ты чего опаздываешь? — спрашивает кто-то, но Золотая не отвечает, нет времени на разговоры. Скорее к шкафчику, снимает уличную одежду, натягивает майку, юбку, гетры, собирает волосы на затылке, чтобы не мешались, смотрит на часы. Три минуты — успевает! Ныряет в сумку за пуантами… Их нет. Проверяет шкафчик, может уже выложила их, пока доставала вещи — там тоже пусто. События вчерашнего вечера пролетают в голове стремительным вихрем: вот Золотая приходит домой, достает пуанты из сумки, чистит их и кладет сушиться на окно. А вот уже сегодня Золотая просыпается от света, бьющего в окно, смотрит на время, пугается, одевается, хватает сумку и мчит в Академию. А пуанты так и лежат на окне… До репетиции остается минута. Ничего не поделаешь. Золотая заходит в зал в носках. Все уже строятся, Учитель скользит взглядом по рядам студентов. Переводит взгляд на Золотую, удивленно вскидывает брови. — Твое нежелание опоздать на репетицию похвально, но это не повод заявляться босиком, Золотая. Даю две минуты, иди и возвращайся готовая. Золотая краснеет. — Я не могу, Учитель. Удивление на лице Учителя усиливается. — Почему же? — Пуанты… Я забыла их дома. Учитель смотрит на нее, будто не веря, что такие растяпы вообще существуют. Неодобрительно качает головой. — К репетиции ты не допущена. Отработаешь после, на дополнительном уроке. Времени репетиции хватит, чтобы забрать пуанты и подготовиться? — Да, Учитель. — Хорошо. Тогда жду тебя. Золотой хочется плакать. Ну ведь успела же! Шансов почти не было, но она не опоздала. Если бы она собрала сумку с вечера, если бы утром проверила ее, ничего бы не было. Ох и крепко же ей теперь достанется. В прошлый раз Учитель наказывал ее почти год назад, за пятно на юбке. — Форма для балерины, как честь. Ее марать нельзя, — наставлял он тогда Золотую, обрушивая на ее попу трость. Но в тот раз форма хоть была, Золотая отзанималась с пятном всю репетицию. А теперь… Пуанты оказываются ровно там, где Золотая их вчера и оставила, лежат себе, чистые и красивые. Золотая берет их, и на мгновение ей хочется бросить их в стену, сломать их, будто именно они виноваты в ее проблемах. Успокаивается, аккуратно укладывает их в сумку. Сама же виновата, придется отвечать. В Академию она возвращается за двадцать минут до конца репетиции, а значит минут за тридцать до начала урока. Время еще есть, и Золотая вспоминает, что так и не позавтракала сегодня. Думает, не зайти ли в столовую, но отказывается от этой мысли, все равно сейчас не проглотит ни кусочка. Не перед уроком. Когда репетиция заканчивается, Золотая уже готова: снова в юбке, снова с собранными волосами. Только теперь еще и в пуантах. Одногруппницы, заходя, окидывают ее сочувственным взглядом. — Как ты так умудрилась-то? — спрашивает одна из них. — Сглупила, — только и отвечает Золотая. Для нее это сейчас наиболее правдивый ответ, вроде и с нее ответственности не снимает, но и слишком виноватой ее не делает. Вот бы и Учитель это понял… Золотая заходит в зал и снова натыкается на взгляд Учителя. Останавливается. — Рад видеть, что ты снова в форме, — кивает Учитель, будто не обращая внимания на ее ступор. — Объясни мне, как можно было забыть пуанты? Это ведь основной инструмент балерины. — Я чистила их вчера, Учитель, положила сушиться и забыла убрать в сумку. — И не заметила, что их нет, когда собиралась? — Я… Золотая замолкает, понимая, что сейчас сделает свое положение только хуже. Глубоко вдыхает, признается: — Я не проверила сумку, Учитель. Я проспала и торопилась… Учитель как-то очень несолидно закатывает глаза и издает звук, похожий на стон. — Может, мне теперь еще и проверять, легла ли ты спать и проснулась ли вовремя? Золотая не отвечает, только судорожно вдыхает, сдерживая всхлип. Учитель замечает это, но не комментирует. Массирует виски, уже спокойнее, без издевки, произносит: — За честность и стремление быть на репетиции без опозданий я дам тебе выбор: сначала урок, потом наказание, или наоборот? Золотая задумывается. Танцевать после порки — ужасно. Но ведь ждать порку еще хуже… — Можно сначала наказание? — шепчет она, заливаясь краской. Учитель кивает, как-то совсем по-доброму говорит: — Вставай у станка, ладони на него, ноги прямо. Золотая успевает заметить, как Учитель убирает трость, прежде чем встает в позу. И это ее радует. Что бы он ни взял, хуже трости быть уже ничего не может. Она чувствует, как взлетает вверх ее юбка, как по ногам и попе пробегает прохладный воздух. А потом она чувствует удар. Простые шлепки ладонью. Они, хоть и обжигают немного, боли почти не приносят. Да, неприятно, да, стыдно. Но не больно. Значит, Учитель не зол. Учитель же продолжает шлепать Золотую, наблюдая, как постепенно розовеют и нагреваются ее ягодицы. За подобную безответственность, конечно, стоило бы взять что-то повнушительнее, но честность Золотой его и правда подкупила. Он добивается равномерного оттенка на ее попе, наносит еще по шлепку на каждую половинку — сильнее и размашистее предыдущих, оставляя на ягодицах танцовщицы два ярких отпечатка ладони. Золотая дергается от неожиданности, скрещивает ноги и айкает, но быстро берет себя в руки, успокаивается, встает ровно. Учитель удовлетворенно кивает. — Можешь выпрямляться. Хватит с тебя. Разминайся, и давай начинать урок. Нам еще всю репетицию прогонять.