Академия

Учитель, кажется, готов взорваться. Каждый год одно и то же! Он только что вышел из медицинского кабинета, где оставил врачам рыдающую Мятную, и теперь направляется обратно в зал. Заходит, видит беспокойство на лицах танцоров. Так посмотришь — святые все, но ведь кто-то же это сделал. — С Мятной будет все в порядке, — говорит Учитель, чтобы успокоить и их, и себя. — Ей уже помогают. Он еще раз обводит танцоров взглядом, всматриваясь в лицо каждого. У всех видит облегчение, они правда рады, что все обошлось. Видимо, так просто понять, кто виноват, в этот раз не получится. — Я спрошу один раз, — продолжает Учитель. — Кто из вас намазал белье Мятной финалгоном? По рядам студентов пробегает замешательство. Конечно, они и подумать не могли, что среди них кто-то способен на такое. Учитель с самого первого курса учит их, что оставлять личные вещи в раздевалке нельзя, особенно форму. Но каждый год находится кто-то, кто либо забывает об этом, либо просто отказывается слушаться. И каждый год находится кто-то второй, кто этим пользуется. — Откуда вы знаете, что это именно финалгон? Учитель оборачивается на звук, не веря в свою удачу, и упирается взглядом в Фиолетовую. Вопрос можно было бы списать на любопытство, если бы в нем не было столько испуга. Учитель почти уверен — она. — Потому что я не первый год работаю в Академии, Фиолетовая, — говорит он. Фиолетовая вздрагивает, и уверенность Учителя становится абсолютной. — Значит, ты? — говорит он, чувствуя, как ярость, схлынувшая было ненадолго, возвращается. Зал замирает, все взгляды прикованы теперь к ним двоим: кто-то смотрит с осуждением на Фиолетовую, кто-то с восхищением на Учителя, кто-то с недоверием на них обоих. — Почему сразу я? — то ли пугается, то ли возмущается Фиолетовая. А потом добавляет: — Вы все равно ничего не докажете! Учитель шумно вдыхает, пытаясь побороть желание выкинуть Фиолетовую из зала за шкирку. — Идем, — говорит он и идет к двери. Фиолетовая, после некоторой паузы, следует за ним. Остальные студенты, не зная, относилась ли команда только к Фиолетовой, или ко всем, решают пойти тоже, но держатся на расстоянии, чтобы в случае чего Учителя не злить. Учитель проходит к женской раздевалке, заходит внутрь, оглядывает ряды шкафчиков и вешалок. — Где твоя сумка? — спрашивает он, даже не поворачиваясь к Фиолетовой. — Вы не имеете права меня обыскивать! — визжит та, разрушая теперь уже сомнения у столпившихся в дверях одногруппников. — Где вещи Фиолетовой? — рычит Учитель. Девушки переглядываются, решая, отвечать ли. — Справа от моих, — говорит в итоге Золотая, показывая на нужный шкафчик. — Здесь? — уточняет Учитель, берясь за ручку. Дожидается кивка Золотой, открывает дверь, отдает Фиолетовой ее сумку. Командует: — Доставай все вещи. Сама. Фиолетовая с мольбой смотрит на подруг, но на помощь ей никто не приходит. Она сокрушенно опускает голову, смотрит на сумку, думая, что теперь делать. Можно, конечно, попробовать отказать, но тогда Учитель может залезть сам, или позвать кого-то еще. Фиолетовая понимает, что выхода у нее нет, ныряет рукой в боковой карман и достает тюбик с мазью. Учитель кивает, будто говорит всем: «Так и думал». Фиолетовая снова смотрит на одногруппников, в надежде найти хоть один не ненавидящий взгляд. Находит — некоторые смотрят с отвращением. — Я не думала, что все будет так серьезно, — всхлипывает она, не обращаясь ни к кому конкретно. Учитель чувствует воцарившееся в раздевалке напряжение, дает Фиолетовой ощутить его в полной мере, и только потом цедит: — Все свободны. Фиолетовая, готовься и ко мне. Фиолетовая наблюдает, как Учитель выходит, как за ним удаляются все парни, как девчонки, наоборот, заходят внутрь. С ней никто не говорит, все только смотрят, и это еще хуже. — Я правда не хотела, — шепчет она, давясь слезами. Никто не отвечает. Фиолетовая как-то слишком поспешно стягивает с себя вещи, почти бежит в зал. Да, Учитель выпорет ее, но он хоть не молчит! Пусть он простит, тогда и остальным придется… Учитель встречает ее таким тяжелым взглядом, что Фиолетовой хочется умереть. Вот прямо сейчас, прямо здесь, лишь бы он не смотрел так. Лишь они все не смотрели. — Вставай на пальцы, руки на щиколотки, — только и говорит Учитель. Фиолетовая всхлипывает и встает. Ничего, после наказания Учитель точно простит. Надо только потерпеть. Фиолетовая видит, как Учитель берет какую-то доску. Большую, толстую, явно тяжелую. Наверное, реквизит какой-то. Она не помнит, чтобы кто-то про такую рассказывал, но испугаться не успевает — первый удар выбивает из легких весь воздух. Учитель слышит истошный вопль, видит, как вспухает большой прямоугольник на заднице Фиолетовой, но не чувствует жалости к ней. Мятную жалко, эту — нет. Второй удар сбивает Фиолетовую с ног, заставляя упасть на четвереньки. Учитель ничего не говорит, только ждет, пока Фиолетовая сама не поднимется в позу, а потом бьет опять. Он наносит удар за ударом, игнорируя крики, извинения, мольбы и слезы. Нет ничего хуже подлости. Он ее искоренит. Учитель бьет до тех пор, пока ягодицы Фиолетовой не начинают сливаться с юбкой. Будет чудом, если у Мятной не останется ожогов, значит и Фиолетовая должна запомнить урок надолго. Фиолетовая уже не может говорить, только воет. Она видит, как Учитель откладывает эту проклятую доску, но облегчения почти не чувствует — слишком больно. Учитель слушает, как Фиолетовая выравнивает дыхание, видит, как она косится на него, ожидая разрешения встать. Но не видит ни сожаления, ни раскаяния. Да даже стыда не видит. Фиолетовая наблюдает за тем, как Учитель берет в руку скакалку. Нет, нет, нет! Не может быть! От первой вспухшей петли Фиолетовая визжит так, будто ее заклеймили. Боль невыносимая, ноги и спина затекли, а Учитель продолжает смотреть как-то сквозь нее и пороть. Через несколько ударов Учитель понимает, что ярость не хочет утихать, и заставляет себя остановиться, пока еще может. Пересчитывает — семь петель. Фиолетовая снова ревет. Ладони уже на полу, а не на щиколотках, а он и не заметил, что она не держит позу. Учитель убирает скакалку на место, возвращается, снова смотрит на рыдающую Фиолетовую. Понимает, что не чувствует теперь ничего. — Я тебя наказал, и только поэтому выгнать из Академии не могу, — абсолютно безэмоционально говорит он, будто текст из энциклопедии читает. — Но подумай сама, стоит ли тебе тут оставаться. Примут ли тебя остальные после такого? Учитель не дожидается ответа. Он уходит, не обращая внимания на то, что плач Фиолетовой стал громче. Он уходит, надеясь больше ее не увидеть.