***
— Ты уверен, что тебе надо именно это? — спросил Хёнджин после озвученной просьбы с самого порога комнаты. — Я дважды повторять не буду: мне одного раза достаточно звучать глупо. — То есть ты признаёшь, что звучишь глупо? — выгнул бровь Хёнджин. Сынмин закатил глаза и скинул на кровать бесформенную джинсовку. — Я едва уговорил родителей привезти меня сюда, вместо того чтобы мы прямо сейчас всей семьёй поехали праздновать моё возвращение из лагеря. Так что прекрати пререкаться и давай за дело, пожалуйста! — взмолился Сынмин. — Это как они согласились на меня в обход их самих? Хёнджин открыл свой бездонный шкаф с одеждой и даже выглянул, чтобы лучше было видно на его лице печать крайнего удивления. — Они уже забирали меня на прошлых выходных. У Чанбина были соревы. Так что технически, с ними я уже виделся, хоть и ненадолго… Сынмин завалился туда же рядом с курткой, посмотрев на Хёнджина снизу вверх. Так он казался ещё более длинноногим. — И в чём Чанбин успел накосячить за те пару часов, что ты решил ему отомстить? — не отвлекаясь от выбора, закусил кончик ногтя на указательном пальце Хёнджин. Он всегда так делал, когда сильно на чём-то концентрировался. — С чего ты взял? — Ещё скажи, не так. Ты мне с порога заявил что? «Одень меня, чтоб с меня глаз не сводили». Если ты не про него на своём семейном ужине, то даже не зна-а-аю… Маму на свиданку позовёшь или отчима? — пошутил Хёнджин и едва увернулся от полетевшей в него мягкой игрушки. Дальше выбирали уже вместе. Сынмин выудил из шкафа чёрные брюки с цветком из люрекса на бедре до самого колена, Хёнджин — почти просвечивающую водолазку. Тоже чёрную. — Кстати, отчим подозревает, что я тоже гей из-за того нашего разговора про поцелуи, помнишь? — тихо спросил Сынмин, не мешая Хёнджину надевать на него кафф под золото в виде ветви с листочками. — А что, нет? — в нескольких сантиметрах от его лица спросил Хёнджин, серьёзно прищурившись. — Ну я к тебе же не чувствую влечения… — Ты сейчас серьёзно или стебёшься с умным видом? — всё ещё воюя с каффом, который так и норовил свалиться, спросил Хёнджин. — Я твой друг. И несмотря на то, что я гей, я не гей-радар. Нельзя просто посмотреть на меня и определиться со своей ориентацией. Это так, на заметку. Сынмин, я думал, ты умный мальчик… Чем у тебя голова набита, подскажи? Опилками? Ты буквально пытаешься вызвать у Чанбина чувство вины тем, что он просрал, я не прав? Мол, смотри, чё ты потерял… Сынмин едва воздухом не подавился от таких откровений, но всё равно закашлялся. — Стой спокойно. Так? — Я не знаю. Он меня обидел, ты прав. — Нет бы поговорить просто, балбесы… — Нет, — твёрдо отрезал Сынмин, протянув ему ещё вытащенную из шкатулки тонкую золотую цепочку с подвеской-кубиком, в центре которого был заключён бесцветный камень. — Вот это ещё надень. — У Чанбин-хёна точно челюсть отвалится сегодня. Только вот что ты потом будешь с последствиями делать, ума не приложу…***
У Чанбина-хёна челюсть действительно отвалилась при первом же взгляде на Сынмина — скрыть это он не сумел от слова «совсем», в то время как Сынмин обнял маму, которую не видел неделю, потому что забирал его только отчим, и пошёл вслед за ней, лишь скупо кивнув Чанбину без тени улыбки. — Выглядишь прелестно. У Джинни отличный вкус, — похвалила мама, взяв его под руку, когда Сынмин надел в помещении из-за кондиционера белый с чёрными лацканами пиджак. — Да, в этом он профи. — Как прошёл лагерь? Пригодилась бита, которую я подарил? — спросил отчим, когда они сели за забронированный столик. Сынмин сдержанно улыбнулся и из вежливости кивнул. На самом деле, нет. — Она оказалась довольно лёгкой для дерева, — выдал Сынмин факт за комплимент, хотя на самом деле уже много лет они пользовались алюминиевыми. Биту, что подарил ему отчим, он испробовал в руках ровно один раз, после чего отложил обратно в чехол, поняв, что переучиваться силе удара для неё придётся слишком долго. — Я старался. Мне говорили, она хороша, когда я выбирал. Надеюсь, она ещё тебе послужит. Разговоры о бейсболе всегда выходили неловкими со всеми, кто в этом не шарил, так что Сынмину пришлось перевести диалог в другое русло прежде, чем повисла бы напряжённая тишина. Остаток вечера они провели в кино, гуляли на реке Хан в самом центре Сеула и ели уличные сладости. Даже напряжение между ними с Чанбином успело спасть до того, как они вернулись к ночи домой. — Всё, все бегом по кроватям — завтра с самого утра едем затариваться канцелярией, чтобы ко второму семестру оба были готовы, — скомандовал отчим, уже когда они оба поднимались к себе на второй этаж. — Постой, — остановил Сынмин Чанбина, но так и не придумал, зачем. Чанбин развернулся возле своей двери и вопросительно посмотрел на него. — Я… Не мог бы ты мне помочь? Снять цепочку, — быстро нашёлся он, поддев её пальцем и повернулся спиной. Чанбин неловко кивнул и, подойдя вплотную, взял цепочку в руки. — Прости, — тихо произнёс он из-за спины, расстегнув замок и протянув цепочку Сынмину. — За прошлую неделю. — Ничего. Я уже привык, что ты ведёшь себя как мудак, когда тебе вздумается, — усмехнулся Сынмин, забирая цепочку, когда свет в коридоре погас, не уловив движений. — Спокойной ночи, хён. Сынмин ушёл раньше, чем Чанбин хоть что-нибудь ему сказал, но уходил он достаточно медленно, чтобы можно было хотя бы попрощаться, но Чанбин и этого не сделал. Мудак. Сынмин поражался буквально каждый раз, когда Чанбин что-то делал или не делал, говорил или не говорил. Каждый раз никакие ожидания не оправдывались и не могли даже претендовать на то, чтобы быть оправданными. И Сынмин медленно, но верно закипал. Закипал от того, что каждый раз оказывался в ловушке собственных ожиданий. А когда Чанбин тихо пробрался в его комнату и юркнул под тонкое одеяло, Сынмин и вовсе охренел от такой наглости, пихнув его пяткой в голень. — Ай… Да тише ты, это я, — прошипел от боли Чанбин, хватая его за ногу, чтоб не пнул ещё раз. — Прикинь — я в курсе, поэтому и пинаюсь! — зашикал на него Сынмин. — Вали к себе! — Не хочу, я соскучился. Я тебя полтора месяца не видел… — А я б тебя ещё столько же не видел, — отбил его вроде бы искренние откровения Сынмин. Совершенно не верилось, что он скучал. — Да ну не бузи, Сынмин-а… Я знаю, что был груб с тобой. — Не просто груб — ты был полнейшей свиньёй, — выпалил Сынмин, всё ещё вырываясь из крепких объятий, и повернулся к Чанбину лицом. — Я приехал к тебе, а ты… — И поверь, это был лучший подарок на день рождения, чертёнок, — улыбнулся Чанбин, вогнав его в ступор, после чего ещё и щёлкнул пальцем по кончику носа. — В смысле на день рождения?.. — В прямом. Мой день рождения был в этот день. И я был очень счастлив, что ты приехал. Прости, что мне не дали повиснуть у тебя на шее, поорать и поразмахивать пипидастрами. Но я правда не мог. Простишь? Сынмин завис. Нормально вообще вот сообщать о своём дне рождения таким образом? Сильно после, чтобы уже совсем не было никакого шанса подарить нормальный подарок? Чтобы Сынмин теперь чувствовал себя виноватым, потому что ничего не подарил, хоть и не знал? Ладно, родители тоже хороши — могли бы сообщить заранее... — Зависит от твоего ответа: чем ты был занят? — серьёзно посмотрел на него в темноте Сынмин, уже прекратив вырываться. — У меня были проблемы, про которые я тебе говорил. Такой ответ сойдёт? Я не могу сказать больше — точнее не хочу. Не хочу посвящать никого в то, что может обернуться опасностью и для них тоже. Я разберусь с этим сам, ладно? — Ладно… Это как-то связано с...? — Сынмин, — грозно. — Я сказал, что не хочу ничего говорить. И я не скажу. И не буду отвечать на твои наводящие вопросы. Всё, спи. — Вечно ты от ответов уходишь. — Я ответил, — сквозь зубы. — Твой ответ, если ты не знал, я воспринял как «я тебе не доверяю», — бросил Сынмин и снова отвернулся от него. — Зато ты больше не лезешь с расспросами, которые мне не нужны. А тебе и подавно. Сынмин, спи, правда. Я скучал по тебе, но не по нервотрёпкам. — Ты сам себе их создаёшь, если что, продолжая держать меня в неведении и думая, что мне этого, чёрт возьми, хватит. Ошибаешься. Чанбин придвинулся ближе, обняв его за пояс, и едва коснулся его уха губами, посылая табун мурашек по телу: — Сынмин, не лезь в это, я тебя умоляю, — дрожащим горячим шёпотом на ухо. — Когда-нибудь я всё тебе расскажу, но не сейчас. Ты со своим повышенным чувством справедливости утянешь нас обоих на дно. Не лезь. Живи спокойно, пока удаётся. — Спокойной ночи, хён, — стараясь сдержать в себе новый порыв поругаться, тихо произнёс Сынмин и прикрыл глаза. Хватит. Если Чанбин не хочет ему ничего говорить, Сынмин сам всё узнает.