***
— Я тебя действительно когда-нибудь убью, ну куда ты вскакиваешь? Тебе персонально надо постельный режим выписать? Тебе же сказали… — первое, что услышал Сынмин, когда пришёл в себя. Удалось даже разобрать шёпот — это был Чан. В нос ударил специфический больничный запах. Он никогда в больнице не лежал, в сознательном возрасте уж точно, но пару раз бывал. И запах запомнил. Запах медикаментов, смешанный с сухостью воздуха, даже если везде стояли увлажнители. Глаза Сынмин открывать не стал. Всё равно хотелось спать. Никакой боли он не почувствовал, но дышалось довольно тяжело — кажется, наложили тугую повязку. И ограничили движения, чтобы не вертелся, парой ремней и мягкими валиками. Рядом послышалось шарканье, а потом Сынмин почувствовал пальцы на своих волосах, убирающие чёлку вбок. Пришлось приложить усилия, чтобы не выдать, что он пришёл в себя, морганием глаз. Интересно, что было? Операция? Как долго он спал? Что вообще произошло? Он ни черта не помнил, что было после того, как он упал на землю. Его словно отключило рубильником, наверняка от той адской боли, поднимающейся от низа грудной клетки к гортани. А сейчас, в полутьме больничной палаты Чанбин сел рядом с его кроватью и взял за руку. В это мгновение по телу побежали мурашки от того, какой тёплой по сравнению с его была рука Чанбина. — Совсем ледяной… — прошептал он и взял его ладонь обеими руками, чтобы согреть, и слегка потёр. — Чан, я же просил тебя… — Не начинай даже. А то ты не знал, что он полезет, да? Я говорил тебе — молчи, держи рот свой на замке, не вздумай ничего ему говорить, если ты не хочешь, чтобы он когда-нибудь вляпался в это дерьмо и пострадал, — едва не перешёл на голос Чан в возмущении. Чанбин шикнул на него и на мгновение убрал одну руку с ладони Сынмина, но сразу же вернул на место. — Ты думаешь, он не знал о драках? Он прекрасно всё видел, Чан… И между прочим, из-за тебя и твоего недержания члена в штанах он попал под прицел Рэвона, и нам с Сынван пришлось экстренно что-то придумывать, чтобы отвлечь этого имбецила от мысли что-то ему сделать. — Он бы не тронул Сынмина сам, ты не хуже меня это знаешь. — Он — нет, но стоило ему хоть раз открыть свой поганый рот, и какому-нибудь Чанхёку не показалось бы плохой идея надавить на меня через него. — Сплюнь, а… Что ты дальше с этим всем делать планируешь?.. — Понятия не имею. Но ты ведь знаешь — моя сила в их незнании. Пока никто ничего не знает, я могу быть сильным. Для себя, для тебя, для Сынмина — для всех. Кроме того, я никому и никогда не позволю причинить ему вред, — с этими словами он ещё крепче сжал его руку. — Я и так достаточно принёс ему проблем, чтобы ещё моё прошлое и настоящее причиняло ему боль. Сынмин верил. Сейчас, в тишине и темноте больничной палаты он верил в его слова, сказанные едва слышным шёпотом, в то время как он думал, что Сынмин спит и не слышит его. Глаза зажгло под веками солью. Нельзя. Не сейчас. — Отец, конечно, у тебя… — Ой, да ну его… — Приехал, подпись поставил и уехал, — усмехнулся Чан. — Всё ещё воюете? — Я его просто не воспринимаю. Давай не будем? Он поехал обратно на работу, как услышал, что у Сынмина ничего особо серьёзного. Сказал, завтра утром приедет. Полагаю, сразу с комиссией. Жаль, мама у Сынмина уехала в командировку. Но она уже уезжала при мне — Сынмин тогда в средней школе доучивался. Вернулась через неделю. — Я бы на твоём месте не называл два раздробленных в труху ребра «ничего серьёзного». — Поверь, отец точно не будет углубляться в подробности, когда увидит, что Сынмин жив-здоров. — Ладно, ты спать собираешься? Пять утра уже всё-таки почти… Сынмин удивился. Пять? Сколько же длилась его операция? Операция ведь? Сколько он отходил от наркоза? И как назло, именно сегодня уехала мама. Сынмин привык. Когда они жили вдвоём, она срывалась в командировки то чаще, то реже. Иногда на неделю, а иногда и на пару месяцев. Никто не знал, как будет в этот раз. Но сейчас отчаянно хотелось, чтобы она была рядом и держала его за руку. Но и Чанбин подойдёт. «Я никому и никогда не позволю причинить ему вред».***
Чанбин ходил за ним по пятам с самого утра целый день, таская то еду в палату, то пакет с капельницей за ним в туалет, то просто надоедая своим присутствием даже на прогулке по коридору. Даже когда Сынмин проснулся, Чанбин спал сидя на табурете с головой возле его бедра, подложив под неё руки. — Слушай, у тебя у самого, кажется, сломано ребро — ляг и лежи, — возмущённо заворчал Сынмин, когда Чанбин примостился у его кровати на табуретке даже почитать конспекты по физике и позалипать в телефон. Телефон Сынмина, кстати, Чан нашёл в темноте, где тот его обронил, однако с треснувшим в полное месиво защитным стеклом. — Не хочу, — скромно посмотрел на него Чанбин, закусив губу. Привычка от смущения — Сынмин уже успел выучить. — Вдруг тебе что-нибудь понадобится. — А, знаешь, мне и правда кое-что нужно… Ты действительно сделаешь это для меня? — Всё что угодно! — просиял Чанбин, одухотворённый тем, что наконец будет полезен. — Мне нужно, чтобы ты освободил этот табурет и залез в свою постель хоть на пару часов, м, — взмолился Сынмин, наблюдая, как Чанбин сдувается и мрачнеет за секунду. — Я хочу отдохнуть, серьёзно… Сынмин состроил страдальческую гримасу и тяжело выдохнул. Кажется, они оба не сговариваясь решили оставить разговоры на потом, когда они останутся одни. Врач должен был осмотреть Сынмина на обходе и, если всё со швами в порядке, то можно было ехать домой. Чанбина же оставили, как Сынмин решил, из жалости. Ему давали только обезболивающие, а в целом на приём ждали только через пару недель. — Ладно, хорошо, я понял, уже ухожу… — развернулся на табурете Чанбин, чтобы вылезти, и они оба уставились на входную дверь в палату, откуда из коридора выглянула очень знакомая со вчерашнего вечера башка с длинной серёжкой в ухе. — Чанбин-хён, можно тебя на пару слов? — найдя кого искал, спросил парень, после чего покосился на Сынмина. Сынмин также настороженно покосился на него. Какого хрена этот наглец вообще посмел притащиться к ним в палату?! Да ещё и после всего произошедшего. Чанбин обернулся на Сынмина, чтобы счесть реакцию, сказал «сейчас вернусь, никуда не уходи», встал и пошёл за этим щеглом. Прекрасно. А Сынмин — даже с капельницей — в целом не ходок, так что не стал даже рыпаться — пока до двери дойдёт своим ходом, Чанбин его и спалит тут же. Любопытство поджигало разум, подкидывая одно другого хуже развития событий. Что Чанбин сейчас вообще не вернётся, а его труп прикопают за углом — почему-то показался самым реальным и осуществимым. Школьником-то. Одним. Чанбин вернулся быстро. Правда, совсем не один. И не только с тем пацаном — следом за ними зашёл отец Чанбина и ещё пара женщин и мужчина, которых Сынмин смутно помнил со школы. Видимо, та самая комиссия. Стало страшно. По-настоящему страшно. Чанбин обогнул всех и по-хозяйски с лёгкостью, словно у него не было сломано ребро, залез к Сынмину на кровать, заставив его подобрать под себя ноги, и посмотрел на него с мольбой, после чего взял за руку, переплетая пальцы. Этот жест много значил, но самым важным было то, что так Чанбин говорил «я с тобой, ничего не бойся, я тебя защищу», закрывая Сынмина своей спиной ото всех, он в последний раз повернулся к нему, чтобы прошептать едва слышное: — Доверься мне. И ничего не говори. К ним обратился сначала мужчина. Сынмин назвал свой класс и имя с фамилией, то же самое сделал и Чанбин, продолжая крепко сжимать его руку. Потом их спросили о самочувствии, о том, у кого какие травмы обнаружили при поступлении. Сынмин нервничал и кусал губы, не понимая, почему эта кучка взрослых не может попросту открыть амбулаторные карты и переписать диагнозы оттуда. — Скорая зафиксировала, что вызов был с территории школы, куда она и приехала, поэтому мы обязаны выяснить, что случилось, в полной мере. — Это было нападение, — тихо произнёс Чанбин. — На территории школы? — Да, дальше палисадника, в сосновом бору. — Что вы там делали поздно вечером после занятий? С кем вы были? — Я был с Сынмином. Сынмин нахмурился. Не то чтобы это было неправдой, но… что Чанбин пытался скрыть? Присутствие там совершеннолетнего Чана? — Кто на… — Подождите, — перебил женщину отец Чанбина, нахмурившись, и обратился к Чанбину. — Ты забираешь Сынмина с бейсбола, как он оказался в школе поздно вечером? — У него прихватило живот, и мы договорились, что раз он отпросился раньше, то добежит до школы. А оттуда мы бы поехали домой, — и глазом не моргнув, солгал Чанбин. Защищал перед отчимом? Что вообще происходит? — Вы видели, когда на вас напали? Кто это был? Лица, одежда, обувь — что угодно, — мерно произнесла женщина, уже приготовившись делать пометки в блокноте. — Это были школьники? Может быть, из ваших классов или из параллели? Сынмин дрожал, сверля взглядом парня, стоявшего у двери и прожигавшего глазами дыру в Чанбине. Тот сжал руку Сынмина практически до боли, и только с ответом на вопросы Сынмин понял, зачем: — Нет, там было темно и ничего не видно, но это точно были не школьники — на них не было формы. Следующий удар сердца отозвался в животе, ухнув вниз, а потом Сынмина замутило. Он попытался выдернуть из хватки Чанбина свои вспотевшие вмиг пальцы, но она была стальной — Чанбин словно вцепился в его руку намертво. — Вы уверены, что это были не школьники? — Абсолютно. — А вы, Сынмин, видели нападавших? Кто это был? Скажите, что вы помните, — настаивала женщина, казалось, раскусившая ложь Чанбина с полуслова. — Я же вам сказал, Сынмин, скажи же, что ты тоже ничего не видел, — повернулся к нему снова Чанбин, и в этот момент Сынмин увидел его полные боли глаза, вырывая наконец свою ладонь из его и прижимая её к груди так, словно она побывала в костре. Между ними в ту секунду рухнуло всё, что с таким трудом строилось почти год. И Сынмин понял, что все тайны Чанбина так или иначе остались тайнами. А он сам, как оказалось, остался за пределами допустимой зоны. Он в неё и не входил никогда, если быть для самого себя чуточку честнее. Иногда его подпускали ближе, чтобы казалось, что есть в их отношениях хоть какой-то прогресс, а потом снова отпинывали, как ненужного щенка, злились и напускались, что Сынмин лезет туда, куда его не просят. Раз за разом. Чанбин не доверял ему, но просил довериться, и он не защищал — сейчас он просил, буквально умолял, чтобы Сынмин защитил его самого. От чего? Чёрт его знает. Но в руках Сынмина сейчас была вся власть над ситуацией. — Ким Сынмин? Он обвёл взглядом присутствующих, ожидавших от него ответа. Двух женщин и мужчину с сочувствием; отчима со смесью безразличия и лёгкого беспокойства; пацана из его параллели с настороженностью; и Чанбина с немой мольбой в глазах и отчаянием. У Сынмина был не такой уж и широкий выбор. «Да» или «нет», «красная» или «синяя», «чёрное» или «белое», «добро» или «зло». От ответа на этот вопрос зависело, казалось, больше, чем от выпускного экзамена. «Пока никто ничего не знает, я могу быть сильным». Что ж, пожалуйста, будь. — Я ничего не видел, — произнёс Сынмин сипло, едва двигая дрожащими губами, и прикрыл глаза не в силах видеть больше Чанбина, довольно шумно выдохнувшего от облегчения. — Я ничего не видел…Конец первой части.