Пока никто не знает

Просыпаться было тяжело. Главным образом даже не потому, что он уснул лишь ближе к рассвету, а потому, что первым, что он ощутил с утра, был мучительный утренний стояк, упиравшийся в бедро Чанбина, зажатое между его ног. Вторым — рука на пояснице под пижамной рубашкой. Третьим — пристально наблюдающий взгляд. Четвёртым — затапливающий с головой стыд за ночное происшествие. Сынмин открыл глаза в надежде, что Чанбин ещё спит, но встретившись с его спокойным взглядом всего на секунду, опустил голову, зажмурившись и сжав губы вместе. Нужно было что-то сказать, чтобы разбавить неловкость. Или свалить подобру-поздорову в ванную, потому что делать вид, что ты ещё не проснулся, когда ты уже спалился, — определённо не самое умное решение. Но пока он придумывал другое, Чанбин притянул его к себе плотнее, проезжая бедром между его ног и вызывая абсолютно естественную реакцию его тела — Сынмин прижался плотнее к его ноге пахом и тихо неровно выдохнул. Подался бёдрами вперёд и вцепился в футболку Чанбина пальцами, продолжая елозить по его бедру туда-обратно, продолжая не открывать глаза. Чанбин же обхватил ладонью его ягодицу и помог медленно двигаться. Оба молчали, и Сынмин не понимал, что они оба творят. Чувствовали ли они себя оба одинаково, какие мысли были в голове у Чанбина, который сжимал его задницу, а позже скользнул рукой между ними и обхватил ствол через ткань одежды, усиливая ощущения. Это всё было не просто странно — это было дико. Сынмин никогда не думал, что придётся рефлексировать на тему того, что между ними с Чанбином происходит. Нет, если быть честным перед самим собой, у них вечно какая-то жесть, но сейчас… Что происходило между ними сейчас? И что это за странное притяжение? Что за странное возбуждение просто от того, что Чанбин рядом? Так будет всегда? И что это вообще значит? Что значит стояк на собственного брата? И насколько это вообще соответствует морально-этическим нормам? Сынмин не мог ответить ни на один вопрос, включая то, почему он позволяет этому всему происходить, хотя откровенно понимает, что будет корить себя за это. Но оргазм, подаренный ласками Чанбина, которому в целом даже не нужно его раздевать для этого, — это что-то совершенно иное, и сравнивать это с самоудовлетворением мог бы только круглый дурак. А Сынмин таковым не являлся. И то, как Сынмин дрожал в руках Чанбина в послеоргазменной неге, было чем-то поистине совершенным и запретным. То, как жгло губы каждый раз, когда Чанбин касался его слишком интимно, потому что хотелось поцеловать, но Сынмин запрещал себе это. Они не должны. Они не могут. — Ты в порядке? — словно ничего не произошло только что, спросил Чанбин, привлекая к себе внимание, чтобы Сынмин наконец посмотрел на него и кивнул. — Доброе утро, — усмехнулся он и скатился с кровати, прерывая их контакт. — Ага… Доброе, — не нашёлся, что ответить на это Сынмин, а его уже оставили в комнате в одиночестве. Чанбин либо прерывал его, либо смывался сам уже второй раз, и Сынмин чувствовал, что не одному ему неловко от сложившейся ситуации. Не один он не знает, как себя вести, что говорить и что делать, чтобы всё не испортить. С другой стороны, что портить-то? То, чему он до сих пор не придумал название? Это уже переступило порог дружбы и родства, но тем не менее, что между ними? Привилегии? Чувства? Помощь? Обучение? Сынмин закрыл лицо ладонями и выдохнул, вспомнив, как они целовались с Хёнджином ради опыта. Было ли это применимо в этой ситуации, он понятия не имел, потому что несмотря на собственный всплеск желания, он не мог дать однозначного ответа на то, как относился ко всему этому Чанбин. Потому что Чанбин умело избегал острых углов. Он избегал всего. И что, если это было просто как помощь в трудную минуту? Захотелось взвыть от подобного предположения. Но в одном Сынмин точно был уверен: теперь-то уж точно они оба сделали что-то неправильное, о чём родители точно никогда не должны узнать. Особенно отчим.

***

— И что ты хочешь ему подарить? Сынмин оторвал залипший на прилавках с милыми ежедневниками взгляд и перевёл на Хёнджина. Захотелось развеяться, к тому же, нужно было всё же выбрать хоть какой-то подарок Чанбину, так что Хёнджин с радостью согласился составить ему компанию, пока не такой напряжённый график с учёбой. — Понятия не имею. Да и… Если бы я даже пару дней назад знал, что подарить, сейчас бы уже был не уверен… — пожал плечами Сынмин, отходя к стойке с забавными чехлами для смартфонов. — Что-то случилось? — обеспокоенно поинтересовался Хёнджин, снимая со стойки фиолетовый чехол с рисунком милой ламы и примеряя к своему телефону. — Помнишь, мы с тобой говорили насчёт этого… — Насчёт чего? — Насчёт того, что у него есть ко мне интерес, — уточнил Сынмин. В этот момент его взгляд уловил знакомую фигуру в стороне, у полки с сувенирами, но светлая шапка волос сбивала с толку. Сынмин прищурился и сравнил профиль парня со своими воспоминаниями. — И что? Ты выяснил, что интерес на самом деле есть? Точно. — Погоди… — осёк его Сынмин и уверенным шагом двинулся между полок, быстро сокращая расстояние. — На пару слов, — вместо приветствия выдал Сынмин, привлекая к себе внимание парня. На лице Хёнджина, что пошёл следом за ним, отразилось непонимание. — Что ты хочешь услышать? — спросил парень, дождавшись, когда Сынмин сядет за столик и поставит свой поднос с двумя чашками кофе — для себя и Хёнджина, — и отпил через трубочку лимонад. — Это вообще кто? — непонимающе спросил Хёнджин. — Ли Чанвон, — неловко представился тот, избавляя Сынмина от необходимости спрашивать его имя, потому что технически он помнил только то, что этот пацан учился на его потоке и постоянно ошивался с Рэвоном, Чанхёком и прочими. — У меня масса вопросов, но, если ты начнёшь рассказ сам, было бы лучше. Проще. — Что ты хочешь услышать? — задал Чанвон тот же вопрос снова. — Всё? Например, какие тёрки у твоей компании с Чанбин-хёном, что за постоянные цепляния, что ты делал в больнице тогда, и что вообще происходит?! — Сынмин, видел бог, старался держать себя в руках, но получалось плохо. — Я так понимаю, ты вообще ничего не знаешь? Сколько вы братья? Год? — Полтора, — огрызнулся Сынмин, — и тебя это не должно касаться. Вываливай. Чанвон нервно усмехнулся, крутя в руках на столе стакан. Потом поднял глаза на молчавшего Хёнджина, успешно прикидывавшегося ветошью и скролившего ленту на телефоне, и перевёл взгляд на Сынмина. — Ты уверен, что мне стоит рассказывать всё? — снова взглядом намекнул он на Хёнджина и после кивка Сынмина продолжил: — Хорошо, но Чанбин-хёну это не понравится… — Наплевать, говори уже, — нетерпеливо подтолкнул его Сынмин, нервно тарабаня пальцами по колену. Он убьёт Чанвона в ближайшую минуту, если тот не начнёт говорить наконец. — Я предупредил. Сынмин громко вздохнул, намекая о нетерпеливости, и наклонил голову на бок. — Всё началось задолго до старшей школы. Мы всё тем же составом тогда учились в средней школе, и я влюбился в Чанбин-хёна. Я боялся, что он узнает и будет высмеивать мои чувства, если окажется, что он совершенно не по мальчикам. В тот год как раз поползли слухи про его сестру, она на тот момент уже заканчивала старшую школу. Ну, что она... — Дальше, — кивнул Сынмин, давая понять, что он в курсе. — В конечном итоге его сестру начали гнобить по-страшному. Ей и вещи портили, и избивали в туалетах прямо среди учебного дня, даже в еду, кажется, подсыпали всякое. Немногие её защищали, но и те в открытую конфронтацию не лезли — она, вроде как, сама запретила. — Ближе к делу. — Когда она выпустилась, она тут же пропала отовсюду, зато поползли слухи про Чанбин-хёна, что он тоже не натурал. Он на тот момент уже дружил с Сынван, она только перешла в старшую школу вместе с Чанхёк-хёном, и того бесила их дружба до крайности. — И он начал распускать слухи... — догадался Сынмин. — Да, мой брат, Рэвон, тогда ещё не был другом Чанхёк-хёна, поэтому понятия не имел, откуда берут начало эти слухи, но, тем не менее, с Чанбин-хёном у них было давнее соперничество, хотя не сказал бы, что он тогда его ненавидел. — Тогда с чего началась его ненависть? — С того момента, как он увидел запись, — закусил губу Чанвон, пряча взгляд. — Запись? — непонимающе посмотрел на него Сынмин. — Я думал, никто не узнает, и сделал однажды запись того, где Чанбин-хён меня… — Показывай, — жёстко. Чанвон посмотрел на него боязливо, но по протянутой руке понял, что отпираться бесполезно, хотя медлил. — Давай, я знаю, что она у тебя до сих пор есть. Я так понимаю, этим вы шантажируете Чанбина уже который год? — Я не шантажировал его ни разу, мы с ним встречались. Недолго, правда… — Пока твой брательник, видимо, впервые не полез на него с кулаками. Чанвон протянул телефон с растянутым на весь экран видео, где он лежит на кровати полностью голый, а Чанбин рядом спускается поцелуями по его телу вниз. Хёнджин, сидящий совсем рядом, тоже прилип к экрану, но Сынмин сбросил дорожку ровно до того, где начался минет. Смотреть на это, сидя в оживлённом кафе, не было никакого желания. Только сейчас, скидывая через мессенджер себе видео, он заметил, как тряслись его руки от напряжения, а воздуха перестало хватать в лёгких, словно горло раздирало огнём. — Мастерская обрезка, — похвалил его Сынмин, отдавая телефон обратно. — Никто не увидит твоего лица, если это видео разойдётся, зато все узнают, что Чанбин-хён… Сынмин сглотнул ком в горле, мешавший говорить, и опустил голову. — Хён решил, что Чанбин-хён меня заставил. Мне пришлось сказать это, потому что я не могу рассказать ему, что я гей. Я видел, как он обращается с такими, как я. Я… прости. Чанбин-хён хотел поговорить с ним тогда, но поняв, какую реакцию это возымело, он просто принял огонь на себя за нас обоих. — И тебе ни капли не стыдно? — севшим голосом спросил Сынмин, глядя на него влажными от слёз глазами. — Из-за тебя всё это происходит. — Я пытался всё исправить. Это я посоветовал ему завести хотя бы фиктивные отношения с девушкой, но… — Но он сделал выбор, из-за которого у Чанхёка случилось жоповозгорание. — Мозаика складывалась, но это совершенно не радовало Сынмина. Только Чанбин мог влезть в такую задницу и ничего с этим не делать. — Тогда в больнице ты приходил, чтобы напомнить Чанбину про видео? — Да. — И что он сказал тебе на это? — Попросил передать остальным, что он похоронит произошедшее, если все до единого забудут про тебя. Он знал, что они оба согласятся, потому что не ты их цель, и убрал тебя с линии огня. Сынмин закрыл лицо руками. Не таких откровений он ожидал, не таких. Хёнджин смотрел на него с осторожностью, Чанвон — с чувством вины. За весь разговор Сынмин так и не прикоснулся к кофе, а теперь ощущал такую беспомощность, от которой бежали по коже мурашки. — И я не хотел тогда, чтобы они тебя увидели, я хотел просто подсечь, но ты упал слишком громко, так, что все обратили внимание. Прости, — тихо произнёс парень, и это стало последней каплей, после которой Сынмину захотелось сбежать, что он и сделал, схватив со спинки стула свою рубашку и быстрым шагом направляясь на выход. — Ты в порядке? — спросил Хёнджин, нагнав его только после крутящихся дверей и найдя привалившимся к каменной стене. Знойный горячий воздух после кондиционера не помогал мыслить лучше. Он смог только помотать головой, присаживаясь на корточки. — Почему ты не удалил видео? — А смысл? Думаешь, у них одна копия? К тому же если видео однозначно редактировалось… — А тебе оно зачем? — Понятия не имею, на всякий случай, — повёл плечами Сынмин и обратил внимание на Чанвона, вышедшего через те же двери. — Я буду ненавидеть вашу компашку до конца жизни, — пообещал он ему и увидел в ответ понимающий кивок. — Благородный тоже мне нашёлся… — Подари Чанбин-хёну… — Заткнись и иди куда шёл, — огрызнулся Сынмин, даже не поворачиваясь к нему. На сегодня уже стресса достаточно, не говоря о том, что и перед Хёнджином придётся объясняться.