Пока никто не знает

Чанбин злился. Всю обратную дорогу от парка до дома он сверлил взглядом, но молчал. Ровно до момента, пока они не пересекли порог дома, где их встретила мама, но увидев, что они оба не в духе, быстро ушла, предложив ужин и оставив их самих разбираться друг с другом. Сынмин ни в чём разбираться не хотел. У него было только одно желание: чтоб его оставили в покое и дали дойти до комнаты незамеченным. Но по несчастливой случайности Чанбин хотел ровно противоположного, заходя следом за ним в его комнату и закрывая за ними дверь. — Надо поговорить. А может, всё же не надо? Сынмин устало вздохнул и привалился спиной к шкафу, складывая руки на груди и принимая оборонительную позицию. Чанбин оценил его взгляд, позу и бог его знает, что ещё. Стоял молча с минуту, потом расцепил его руки, опуская их, и притянул, чтобы поцеловать. Сынмин продолжал по-идиотски стоять истуканом. И даже на поцелуй нормально ответить не смог. Ну естественно, будешь тут целоваться, когда буча надвигается. Чанбин отстранился, прочищая горло и тронул костяшками пальцев нос. — Ну теперь точно надо. Что происходит, Сынмин? Точнее даже не так. Что произошло между утренним принятием душа и свиданием, на котором ты вёл себя, как… Чанбин явно боялся его обидеть и не мог найти нейтральное слово. Хотя в целом подошло бы обычное «трус». — Как, хён? Как семнадцатилетний парень, который этим утром занимался не пойми чем со своим братом? — Не пойми чем? — усмехнулся Чанбин, качая головой и проводя рукой по лицу. — Лучше заткнись, если собираешься упрекать меня в том, что у меня хотя бы есть тормоза, — предупредил Сынмин. — Ты хоть понимаешь, что мы братья? — Я никогда не относился к тебе, как к брату, Сынмин, если тебя это сильно смущает. Интересно получается… — Хён, даже если так, мы оба парни. Этого достаточно, чтобы каждый первый смотрел косо. — Да кто будет смотреть, Сынмин? — повысил голос Чанбин, не выдержав, и, тут же получив в ответ шипение, понизил голос: — Ты что, всем будешь рассказывать, чем мы собираемся заниматься? Это паранойя — думать, что все вокруг… — Пошёл вон, — рявкнул сквозь зубы Сынмин, не собираясь дослушивать эту высокопарную речь, и кивнул на выход. Чанбин сжал губы в нитку, но без слов понял, что спорить бессмысленно, и, посмотрев последний раз на Сынмина, вышел из комнаты, закрывая за собой дверь. Господи, ну почему нельзя поговорить по-человечески? Почему у них никогда ничего не получается нормально? Вечно на эмоциях нужно наговорить друг другу всякого и, не подбирая слова, ляпнуть какую-нибудь херню. Паранойя, значит? Ну спасибо, братец. Боже, ну хоть один день рождения пройдёт нормально в этой обстановке или как?! Своей дверью Чанбин хлопнул из принципа, зато Сынмин взбесился от этого только сильнее. Скетчбук ждал его уже достаточно давно, и время пришло. Сынмин только переоделся в домашнее и сел за рисунки. Даже мозоли уже успели сойти на нет — так давно он не усердствовал. Рисовал, конечно, и чертил, но чтоб до фанатизма... Давно такого не было. А сегодня будет, Сынмин был уверен в этом как никогда. Стук в дверь прервал мысли. Сначала он подумал, что это Чанбин, но тот обычно никогда не ведёт себя как призрак — наоборот, его целью всегда было обнаружение себя на подходе, в отличие от Сынмина, которого порой пугалась даже мама. Дверь открылась через пару секунд, и в голову снова пришла дурацкая мысль: если бы они сейчас с Чанбином лезли друг к другу в трусы, то за эти пару секунд успели бы только разорвать поцелуй. Но всё равно предстали бы в довольно однозначном виде. — Всё в порядке? — спросила мама и, увидев, что он один, зашла в комнату. — Я слышала шум. Кто-то хлопал дверями? — она подошла ближе и положила ладони ему на плечи, заглядывая сверху в тетрадь с набросками. — Это хён. Мы поругались. — Что-то серьёзное? Стоит того, чтобы ругаться в день рождения? — Мы всегда ругаемся в наши дни рождения, — пожал Сынмин плечами и задрал голову, чтобы посмотреть на маму. Она взъерошила его волосы и улыбнулась. — Просто он дурак. — Праздники существуют для поднятия настроения, Сынмини. — А у нас всё наоборот, — вздохнул он. — Ты же умнее, просто сделай вид, что ничего не было. Да уж. Похоже, в этом как раз профи — Чанбин. Это ведь он в прошлый раз через неделю сделал морду кирпичом, как будто ничего не было. Значило ли это, что он умнее? Чёрта с два. Был бы умным, следил бы за своим языком. И если у него и в этот раз возникнет желание сделать вид, что ничего не было, Сынмин набьёт ему табло. Чанбин, правда, держался довольно долго. Дольше, чем в прошлый раз. Видимо, осознавал свою вину почти целых три недели. — Пришёл, потому что завтра везти меня в школу? Не парься, я с Чаном договорился. — Не договаривался, но позлить надо было. Чанбин прошёл в комнату и сел на кровать, забравшись на неё с ногами. — Мне стоило бы извиниться раньше, просто я думал над тем, что тебя могло так взбесить в моём поведении и не пришёл ни к какому выводу. — Стоило бы, — согласился Сынмин и встал с кресла, чтобы закрыть дверь. — И даже сейчас ты продолжаешь делать так же. Ты не заметил даже, что оставил дверь открытой, придя ко мне разговаривать о наших отношениях. Хён, у тебя все дома? Это не я параноик, это ты настолько не привык скрываться, что я закрываю все двери, я прерываю излишние лобызания на людях, я пресекаю твоё повышение голоса или однозначные взгляды и улыбки. Хён, ты не замечаешь вообще? Или ты думаешь, я Сынван? — При чём тут она? — нахмурился Чанбин. — Просто с ней было можно на людях, хоть вы и не встречались, а нас все знают в этом захолустье. Ты хочешь, чтоб до твоего отца дошли слухи? Ты хочешь, чтоб до Рэвона дошли слухи? Или до кого ещё? Кто достаточно суров для тебя, чтобы имея это знание, пугал тебя до смерти?.. — перешёл на шепот Сынмин, чувствуя, как на глаза накатывает солёная пелена. — И это не игрушки, хён, второго шанса не будет. Нет возможности сохраниться. — Понятно. Значит, ты боишься... — А я не должен? — взревел Сынмин и закрыл глаза руками. — Рядом со мной — не должен. — Хён, ты иногда такой... беспечный. Чанбин молча сполз с кровати и подошёл к нему, чтобы обнять. Погладил по спине, утешая, и зарылся в волосы пальцами, чтобы помассировать чуть выше шеи, расслабить. — Сынмин, я не беспечный, просто в моей жизни произошло слишком много за последние несколько лет, так что я не обращаю на то, что могло бы быть, внимание. Только постфактум. И тебе советую, иначе свихнёшься, каждый раз думая о том, что тебя может поджидать за углом. Поэтому не надо... — Но я боюсь, хён, — подняв заплаканные глаза на Чанбина. Тот стёр слёзы под его глазами. — И с этим ты ничего не сделаешь. Мне нужно время. Переварить, осознать, подумать. — Сынмин, давай вместе разбираться с проблемами... — С этой я должен сам. Ты не можешь не бояться за двоих, хён, это так не работает. Просто дай мне время. А сам готовься к экзаменам, у тебя его тоже не так много осталось. — У нас... — обречённо. Сынмин понял, о чём речь, но не мог с этим ничего сделать. Вспомнил, как сам заводил разговор о том, что будет с ними, когда Чанбин поступит. И вот доказательство. Реальность, которая дошла до обоих сразу. Всего несколько месяцев. — Ты предлагаешь на время прекратить вообще всё? Кивок вышел нерешительным и нервным. Но сказать «да» в такой напряжённой тишине как отрубить голову. Никто не мог его осуждать в этом. Даже Чанбин. Он не хотел этого, но так нельзя. Нельзя каждый божий раз оглядываться и всматриваться в людей, не подумали ли они лишнего, нельзя прислушиваться к каждому шороху за дверью, авось, кто сейчас распахнёт её и всё увидит. — Но... — Хён, я даже дома не чувствую себя в безопасности. Здесь всегда есть родители или их ощутимое присутствие в ожидании, что они вот-вот придут. Так нельзя, я так не могу. Твой отец спокойно зашёл в одну из ночей к тебе в комнату, когда мы спали вместе. Что если он так же зайдёт и увидит то, что ему знать не нужно? Моя мама точно так же заходит ко мне в комнату. Это бессмысленно, хён. Каждый раз, когда мы будем пересекать черту того, что можно братьям, я буду на взводе. Я буду в таком напряжении, как натянутая струна. Вопрос только, когда эта струна не выдержит. — Хорошо... И как много тебе нужно времени? — Я не знаю, — тихим шёпотом, боясь, что неизвестность затопит его с головой. — Я скажу тебе сразу, как только... Чанбин кивнул. А потом наклонился и прильнул к его губам, целуя. По висками снова потекли слёзы. — Не плачь, слышишь? — снова стирая его слёзы, произнёс Чанбин. Неловко улыбнулся, но улыбка на лице надолго не задержалась. — Это ведь временно, а не навсегда, да? К тому же, ты знаешь, что я на твоей стороне. И я в соседней комнате. Ты всегда можешь прийти. Давай будем сильными, ради нас, чертёнок, ладно? — Сынмин кивнул, стирая рукавом рубашки снова стёкшую по щеке слезу и шмыгнул носом, в который в следующую секунду Чанбин его чмокнул. — Ну вот и всё. Всё будет хорошо. Когда Сынмину так говорили, ничего хорошего ждать не приходилось. И в этот раз, он чувствовал, будет так же. Чанбин не хотел уходить. Всеми силами оттягивал уход, опровергая свои же слова. Они оба знали, что Сынмин не придёт, если будет сложно. Теперь у него снова осталось только три варианта: Хёнджин, Чан и Феликс. Никакого больше Чанбина. И когда за ним закрылась дверь, Сынмин позволил себе поддаться тихой истерике, подтягивая под себя ноги и съёживаясь на кресле в попытке схлопнуться из этого мира. Так не должно было случиться. Сынмин не так представлял себе первые отношения.